Мне бы хотелось предложить честному собранию размышления, которые я излагаю латинским изречением Docendo discimus: «Уча других, мы учимся сами». Действительно, сегодня очень важным делом и одновременно язвой нашего православного образования является вопрос компетентности педагогов, их профессионализм. И нет священника или директора православного учреждения, который не мечтал бы о счастливой симфонии благочестия и профессионализма в одном лице. Опыт свидетельствует, что умение найти таких педагогов и приносит благие плоды. Напротив, недостаток профессиональной оснащенности даже при благих намерениях отзывается многими бедами и иногда, вследствие этих недостатков профессиональных, рушится само дело, начинаемое с большим трудом. Очевидно, что компетентность и профессионализм православного педагога обретается в самой педагогической жизни трудничеством. Есть известная дистанция между теоретической заочной подготовкой и тем, что педагог являет собой перед лицом учеников.

     Мне хотелось бы, осмысляя пословицу «Уча других, мы учимся сами», как бы взглянуть в сердце педагога, учителя, воспитателя и провести тот вектор, по которому следует мысль желающего взойти на высоту профессиональной оснащенности, компетентности в соединении с благочестием. Действительно, если наши дети – существа постоянно меняющиеся, тем паче в педагогах должна наблюдаться динамика, изменение от меньшего к большему, от худшего к лучшему. И если есть это движение, значит можно говорить о том, что педагог состоялся или состоится в скором будущем. Если движение прекратилось, то и самое дело имеет склонность к застаиванию, оборачивается на свою противоположность. Слишком много зависит от педагога в судьбах наших воспитанников.

     Какие же это признаки, качества, критерии внутреннего роста, движения, которые дарует нам Господь и вся жизнь в будничных ежедневных трудах? Прежде всего, в отношении к своему предмету, дисциплине. Кажется, что состоявшийся педагог имеет целостное, объемное восприятие своего предмета. Он подобен тому, кто сквозь толщу морских вод, в свете прожекторов в состоянии рассматривать самое дно с камнями, водорослями, моллюсками. Как, бывает, солнечный луч освещает водную гладь и высвечивает скрытое в глубине, так и педагог с великим прилежанием, трудом, любовью к предмету настолько проникается им, настолько усваивает его, что ему дается творческое, интуитивное владение предметом. Для него нет темных пятен, хотя он познает себя далеко не совершенным, лишь начинающим, однако ему дается та педагогическая полетность, которая обеспечивает свободу педагогического делания. И каждый из нас, конечно же, призван весьма придирчиво осматривать собственные внутренние фонды, всегда находить в себе недостатки и исполняться премудрости, дабы нам дано было таки творческое владение предметом. Тогда мы сможем и без слов, одними знаками научить детей тому, чем владеем сами. Известно, как много мы продумываем, передумываем, прежде чем выходим с нашим словом. И как часто слово наше бывает просто в сравнении с объемом перелопаченного материала. Действительно, состоявшийся педагог – это тот человек, который умеет выделить основное от малосущественного, который умеет делать педагогические акценты, предназначенные для непременного освоения учащимися. Восприимчивость детей падает с каждым годом, и посему великое значение безусловно имеет это искусство в малом передать значительное, в детали – целое, запечатлеть это непременно в сознании слушающего, в тетрадях его. Спасение не во многих словах заключается, говаривал преподобный Амвросий Оптинский, владевший словом настолько, что самые глубокие и спасительные истины, относящиеся к душе человеческой, к тайне нашего бытия в Боге, выражались им афористическим, лаконичным языком.

     Наконец, высшая степень компетентности педагога, быть может, заключается в том, чтобы назидать, ничего не навязывая, воспитывать не потопляя, умея пользоваться и малостью для насыщения умов и сердец слушающих энергией добра. К сожалению, часто бывает, что педагоги, исполненные благих намерений, желающие запечатлеть духовную истину в сердцах слушающих, не обладают достаточной тонкостью, но упрощая, опрощивая материал, иногда искажая его, подгоняя под благие свои желания, обращаются с ним небрежно и тем вредят самому делу проповеди, воспитания, назидания. Это то, что относится к материалу, к предмету, которым мы владеем, но, уча других, мы учимся, прежде всего, постигать человеческие души, внемлющие нам.

     Компетентному православному педагогу должна открыться в меньшем, а потом в большем объеме тайна богозданной вечности, ее свободы, ее царственности или суверенности, так что умом и сердцем эту тайну ощущая, мы будем подыскивать соответствующие методы, пустив которые в ход, окажемся сеятелями, но не втаптывателями в землю сердца семян благочестия. В педагогике страшен как либерализм – пустить все на самотек (это означает по существу отступление от педагогики, и наши дети не останутся нам благодарными за этот демократизм в обучении), но еще страшнее психологический нажим, который поневоле бывает употребляем вследствие нашего бессилия, нашей немощи, неспособности совладать со многими. Трепетное отношение к личности ребенка, свободного, имеющего свободу выбора, свободу произволения, а значит и особенная деликатность, чуткость, бережность – черты, не так уж часто встречающиеся в современных подвижниках образования. Однако православному и свечи в руки постольку, поскольку мы имеем благодать Божию, раскрывающую нам тайну детской души.

     Уча детей, мы приходим самим опытом обучения и к другому познанию – насколько могущественно зло, как часто оно помрачает наших воспитанников, как легко оно внедряется в души и с какими трудами, не иначе как с помощью благодати Божией, можно грязь, зло, ожесточение, нечистоту снять, дабы вновь помочь личности раскрыться в лучах Божией благодати. Педагог, видя и чувствуя энергию зла, по слову праведного Иоанна Кронштадского, конечно же, должен скальпелем духа своего различать болезнь от больного, грешника любить, грех его ненавидеть. Только опытным путем, кажется, можно,проникнув в эту тайну, умея различать пшеницу от плевел в детской душе, стяжать навык, сохранять равновесие, мирный дух, сохранять сердце неизменно благосклонное, любящее, сохранять приветливость и выдержанность, которые являются неотъемлемыми качествами педагога. Как сегодня нам трудно самим не ожесточиться, не омрачиться, как трудно не допустить уколов от того сатанинского холода души своей, когда мы встречаемся с дерзостью, наглостью, издевательством, неуважением при том, что нам не дозволено пускать в ход никаких силовых средств. Итак, уча наших детей, мы учимся одерживать победы над самими собой.

     Компетентность педагога, наверное, проявляется еще и во втором дыхании, которое Господь Бог неизменно сообщает православному труженику на всяком поприще, а уж в деле учительства непременно. Если ты стремишься отдавать детям лучшее, что у тебя есть, – ум, сердце, душу, то как бы ты ни был немощен, если тобою движет любовь, Господь в известный Ему час окрыляет труженика, посещает его и мудростью, и верностью, и миром.

     И все это имеет конкретное воплощение в педагогическом слове. Именно слово выявляет нашу компетентность в присутствии недостатка или полного отсутствия профессионализма, именно через слово совершается таинственное единение душ учащего и учащихся, именно на слово должны мы обращать пристальнейшее внимание постольку, поскольку в нем, как в лакмусовой бумажке, отражено все то, что сокрыто в тайниках души.

     И, наконец, уча наших детей, мы учимся и Богопознанию, вступаем в область богообщения, если педагогика для нас призвание. Действительно, ежедневно встречаясь с воспитанниками нашими и ежедневно врачуя педагогическим искусством, терпением, благородством детские недочеты и огрехи, всякий раз наблюдая, как происходит изменение в них от худшего к лучшему, мы, и не читая богословских книг, приходим к сердечному познанию – долготерпение Божие. Как мы бываем снисходительно терпеливы, как радуемся, когда наше снисхождение и терпение выливается в благом плоде, в исправлении ученика, так, несомненно, и Господь приемлет грешное человечество и нас самих. Посему кажется, что после пастырства и священства нет области, нет призвания более выгодного в отношении богообщения, богопознания, богословствования, если, конечно, мы трудимся на этом поприще, укоряя самих себя и испрашивая на то Божией помощи.

     Ответы отца Артемия Владимирова на вопросы, поступившие из зала.

- Благословляется ли преподавание физической культуры девочкам?

- Подростки нуждаются, безусловно, в физическом развитии. Вспомним Елизавету Федоровну, преподобномученицу, которая говорила, что их, принцесс Гессенского дома, учили всему, в частности и верховой езде. Для того, чтобы овладеть верховой ездой, девочке необходимо заниматься и гимнастикой, и физкультурой. Какие могут быть сомнения на этот счет, тем паче что в переходный возраст наши дети бывают угловаты, неестественно двигаются, у них неправильная походка, неправильная осанка? Совершенно необходимо уделять внимание физическому развитию, и думаю, чем более этого внимания уделяется, тем лучше для современных детей, у которых и кровь застаивается, и молочная кислота выделяется. А всем известно, что физические нагрузки, регулярные и постоянные, много препятствуют страстям, в частности, блудной страсти, развиваться, если действовать по известной пословице: «Солнце, воздух и вода – наши лучшие друзья».

- Как воспитывать старшего сына с тем, чтобы он стал авторитетом для маленьких братишек и сестричек? Можно ли его отдавать в детский сад?

- Прекрасные советы относительно этого дает святая царица мученица Александра Федоровна в своих дневниковых записях, изданных братством преподобного Германа Аляскинского. Она, в частности, говорит о том, какой авторитет имеет старший ребенок в семье. И в русских многодетных семьях искони было, что старшие становились первыми помощниками родителей в делах воспитания. Старшие ведали младшими, учились ухаживать за детьми, и в этих непрестанных трудах выковывалась их нравственность и жертвенное отношение к семье, служение, которое затем окрыляло их в юношеские годы.

- Ваше отношение к идеалу «Православие. Самодержавие. Народность».

- Я вполне разделяю эти идеалы. Размышляя, как священник Русской Православной Церкви, над судьбами Родины, я пришел к твердому убеждению, что лишь нравственная чистота в сердцах подрастающего поколения может быть предпосылкой внешнего политического возрождения. Я приветствую всячески, как меня здесь спрашивают, идею Земского Собора, но вот вспомним Константина Петровича Победоносцева. Он уже тогда, в 19 – начале 20 века, равно как и митрополит Филарет Московский, иже во святых, с известной осторожностью говорил о чисто церковных соборах. Не в том смысле, что изменял коренному модусу образа бытия церковной жизни, но в том смысле, что «печально мы глядим на наше поколенье». Сегодня можно созвать такой собор и избрать депутатов, делегатов, однако без таинственных благодатных изменений в душах людей, без нравственных основ нашей паствы четыре ножки престола, на который должен воссесть помазанник Божий, могут зависнуть в воздухе. Часто я размышляю о судьбе страстотерпца Николая II, нашего государя, и сейчас, кажется, начинаю понимать его трагедию. Оставшись один среди своих – чужой среди своих, он не имел опоры, между тем как природа власти не терпит пустоты. Посему, как священник, я отношусь светло к общественной деятельности под эгидой монархизма, однако как человек, старающийся дух времени исследовать, я вижу, что сегодня внешние общественные движения по мановению какой-то злой зеленой волшебной палочки очень незаметно могут свой вектор направления изменить. Мы живем не в век Ярослава Мудрого, посему только нравственное возрождение людей через жизнь церковную, конечно, с одновременным вхождением во всю целокупность православной культуры, вбирающей в себя и идеал самодержавия, только чистота сердец может привлечь на наши главы это Божие чудо. Я имею в виду политическое возрождение России.

Протоиерей Артемий Владимиров