Мы все умрем. Не знаю, как вы к этому относитесь, но мне это кажется удивительно радостным. Как-то раз мой брат заметил: «Кабы знать, что вечно жить будем, пил бы себе водку и пил, и не боялся». Рядом сидел его отец – мой дядя, он поморщился и сказал: «Неправда, жить устаешь сильно».

     Человек устает жить, это действительно так. Но еще больше он устает думать о том, что умрет. Мысль о смерти его печалит. Когда я даю моим студентам писать сочинение «Как я хочу умереть» – некий сценарий собственных похорон, они приходят в недоумение. Иногда даже появляются их родители и говорят: «Не заставляйте моего ребенка писать такое сочинение, они еще не готовы к смерти». В чем действительно заключается неготовность человека к смерти?

     Философская проблема смерти заключается в том, что мы никогда не узнаем, что такое смерть. Она останется для нас тайной. Почему? В смерти нет никаких ощущений, в смерти мы ничего не чувствуем, поэтому пережить смерть как событие своей жизни мы не сможем.

     Чаще всего люди в смерти боятся боли: «Пусть умру, лишь бы не больно». Но ведь боль – это свойство живого организма. Если какой-то орган болит, значит, он существует. Заболела рана на ноге, есть боль. Потом боль притупляется. Что это значит? Значит, либо выздоровел, либо началась гангрена, боли уже нет и ноги нет.

     Или вот девушка влюбилась. Она "болеет" любовью, ей "больно" от присутствия любимого и от его отсутствия. Болеет, значит, живет, живая.

     Так же и с болью семейной. В семье если нет конфликтов, то этот брак неестественный, неживой, психологическая атмосфера в нем мертвенная. Ругаться можно, проблема лишь в том, насколько люди, живущие в семье, умеют ругаться, не прикладывая к конфликту своего сердца.

     Смерть не может стать событием нашей жизни, но ее символ может сделать жизнь невероятно насыщенной. Представьте, что вы сегодня вечером умрете, как бы вы прожили сегодняшний день? Большинство говорят, что они хотели бы в этот день попросить прощения у всех, кого они обидели; примириться со всеми, с кем они поссорились; сказать добрые слова родителям и всем близким людям; дать людям то, в чем они нуждались. То есть они хотели бы уйти, примирившись с Богом и людьми.

     Но ведь нам неведомо, когда мы умрем. Умереть можно в любой день. Иной говорит себе: « Я еще молодой, мне еще жить и жить», выходит на улицу, подскальзывается, попадает под автобус…

     Представьте, как полновесна была бы наша жизнь, если бы мы каждый день проживали как последний, если бы мы просыпались с чувством – впереди у нас целый день жизни, как хорошо. Засыпали с чувством – завтра я могу и не проснуться, но пока я сплю, Господи, пусть моя душа будет в Твоих руках. Каждый день был бы насыщен.

     Одного мудрого человека спросили: как ты хочешь умереть? Он сказал: я хотел бы помучиться, умереть после продолжительной болезни, серьезной, сильной болезни, но, может быть, такой, чтобы я не мешал своим близким. Почему? Потому что болезнь – время, когда можно с Богом и с самим собой примириться, можно отбросить все дела, всю суету и просто побыть с самим собой и Богом. Болезнь перед смертью – благодатнейшее дело. Святым угодникам Бог указывал день и час, в который они умрут. Они готовились к этому времени: делали себе гроб и могилу, успевали со всеми попрощаться. Для них это было естественно, потому что для них момент смерти был моментом соединения с Богом.

     Чаще всего в смерти нас пугает ее внешний вид, помните в молитве: «Вижу во гробе брата безобразна…» От этого вида смерти чаще всего ограждают ребенка. В Англии у владыки Антония Сурожского на приходе умерла как-то прихожанка – православная англичанка. Владыка приходит в дом, а там детей не пускают с бабушкой проститься, которую они очень любили. Родителей спрашивают, почему вы не пускаете детей прощаться с бабушкой? По православному обычаю все должны провожать с умершего. Родители говорят: "Мы боимся, что смерть глубоко потрясет их душу в детстве". Владыка говорит: "Давайте, я возьму ответственность на себя и проведу детей туда, где лежит покойная". Он взял семилетнего мальчика и девятилетнюю девочку и завел их в комнату, где стоял гроб. Они просто постояли и помолчали немножко. Мальчик посмотрел на светлый, умиротворенный лик умершей и вдруг сказал: «А бабушки здесь нет». Он понял, что здесь нет самого главного в бабушке – ее души, ее духа, что здесь просто тело. Все дети понимают то, чего не понимают взрослые, - что смерти нет. И они абсолютно правы.

     Каково же было отношение к смерти людей в древности? Египтян смерть страшила, но при этом они ощущали, что человеческая душа бессмертна. Это не значит, что они придумали себе сказки по поводу Осириса, который воскресает. Нет, они ощущали это опытно. Египтяне верили в воскресение мертвых в том случае, если тело человека приготовлено должным образом для бессмертия: была вера в бессмертие души при сохранности тела-мумии. Существовал миф, что Осирис, бог плодородия, Нила, воды, и испепеляющий бог пустыни Сет борются между собой. Сет побеждает, обманом убивает, расчленяет тело Осириса на части, а Исида из этих частей создает мумию, и Осирис воскресает. Поэтому стали делать мумии фараонов: если фараон бессмертен, то бессмертен и весь его народ.

     Иудеи считали и считают, что все люди по смерти отправляются в шеол. Шеол равнозначен греческому аиду или нашему аду. Смысл этого слова буквально – «безвид», то есть место, не имеющее никакого вида. Еще есть хорошее выражение «тьма кромешная»- то есть тьма без света, кроме света, кроме Бога. Как древние иудеи воспринимали этот шеол? Как бездонный «желудок» с зубами. Как только человек совершал какой-то грех при жизни, эти зубы скрежетали от радости, от вожделения: «грешник – мой!». И все – и праведники, и грешники – шли в этот шеол. Располагался он в глубине земли, входы и выходы в него были четко географически очерчены, их знали мудрецы. Шеол представлялся чем-то живым, страшным. Поэтому Ветхий Завет ничего не говорит об аде, страшится его: по смерти тела душа остается живой, но участь ее так страшна, что лучше об этом даже не думать. Думай о жизни – радуйся, веселись, пока молод. Смерть для иудеев была чем-то окончательным.

     Поэтому возникают две точки зрения. Первая – смерть является концом жизни, после смерти нет ничего, говорят атеисты: "дал дуба", "сыграл в ящик" и так далее. Вторая – со смертью не кончается жизнь души человека, но главный вопрос – где эта душа пребывает? Иудеи верили, что в шеоле, в аду, в вечных мучениях.

     Примерно также мыслили греки, но они понимали аид по-своему. Тоже очень географически. Они понимали его как некий спуск вниз, где протекает река Стикс, в которой есть струи Леты – реки забвения, и души усопших перевозит слепой Харон. Как только усопшие вступают в Лету, они ничего не помнят: ни детства, ни родных, ни природы, ни чувств. Для греков было самым страшным попасть в Лету – душа жива, но она ничего не помнит. Поэтому слово истина по-гречески было «а-летейа», то есть то, что не попадает в Лету, что не забывается, что невозможно забыть.

     Никакого представления о рае ни у иудеев, ни у греков не было.

     Только с христианства начинается другая ситуация. Господь Иисус Христос снисходит во ад, и ад, это страшное существо, ненасытное, скрежещет от радости: «Еще одна душа моя!». Но навстречу ему грядет душа Христа – безгрешная, без порока. И ад ломает свои зубья, свои страшные ворота о душу Христа. Христос входит в ад как победитель. Отныне ад может только шамкать своими выбитыми зубами. Господь выводит из ада Адама и Еву и всех праведников, буквально (это видно на иконе Воскресения Христова) вытягивает их, расслабленных, недвижимых оттуда. Отныне человек, шествующий за Христом, никогда не умирает, для него ада нет и смерти нет. Мы знаем, что Христос воскрес, и мы воскреснем. Это вторая главная новость – мы все воскреснем, независимо от того, праведники мы или грешники.

     Третья новость не слишком утешительная – мы все будем судимы за каждое слово, дело, помышление. Но самая интересная новость – четвертая: христиане будут судимы судом Любви. Господь будет судить нас как своих, как мать может судить своих детей. Но Христос любит нас больше, чем мать.

     Я как-то знакомого спросил, кто в ад пойдет? Он подумал и ответил: «Добровольцы». Я говорю: «Как добровольцы?» А он отвечает: «А как еще назвать тех, кто добровольно отказывается от Христа, от Бога и живет вне Церкви? Они знают про Бога, про Церковь, но хотят идти в ад».

     Но кто же добровольно захочет идти туда, где загробные мучения? Вот здесь нужно остановиться и заметить, что образ загробных мучений с атрибутикой сковородок, кипящей смолы и прочей ужасти принадлежит католикам. Католики используют такие слова для обозначения ада: hell (англ.), inferno (итал.), pieklo(пол.). "Пекло" – это "горящая смола", а вот другие слова буквально – "нижнее место", то, что по-русски звучит как "преисподняя". "Под" – это нижняя часть, получается, что преисподняя – совершенная форма нижней части чего-либо, ниже нижнего.

     Откуда же возникает такой образ ада с пытками и изуверствами? Помните - сковородки, черти, зубья, вилы и так далее? Это чисто интеллектуальное изобретение средневековых западных схоластов. Основано оно на подобии греха и наказания. Если женщина сделала аборт – на том свете она будет рожать змей, и они будут жалить ее. Те, кто грешит многоспаньем, будут лежать прикованные к раскаленным постелям. Которые лгут – их подвесят за язык. То есть наказание становится подобием греха. Из этой формальной логики рождается извращенное понимание ада. К реальному аду это не имеет никакого отношения. Такое понимание характерно для древней примитивной юриспруденции: украл – отсечь руку, солгал – язык и т.д. У египтян был такой иероглиф наказания: нога и под ней нож. Преступил – и ноги нет.

     Данте Алигьери в своей «Божественной комедии» приводит еще более совершенную систему ада. Он детализирует, придумывает целую геометрию ада. Ад представляет собой систему концентрических нисходящих нисходящих кругов, их всего девять. Они сходятся к озеру, в котором вмерз в лед сатана, низвергнутый с небес. И добрый Данте описывает как исторических личностей, так и своих современников, помещая их в разные круги адские. Для него ад – и некая воронка, в которую постепенно сходят люди, и возможность социальной сатиры. Почему книга и называется «Божественной комедией».

     Нам, православным, наделенным очень утешительной верой, над этим, конечно, можно снисходительно посмеяться. Но вот мы открываем Евангелие и узнаем, что сам Христос говорит об участи грешников.

     В Евангелии есть место, где рассказывается, как к Иисусу Христу подходит благочестивый молодой человек и спрашивает, как наследовать жизнь вечную. Христос ему говорит: «Раздай свое богатство нищим, возьми свой крест и следуй за мной». То есть отдай свой талант – богатство, оно не твое, Божие, Бог тебе дал. Юноша отходит в печали, трудно расстаться со «своим» богатством. Ученики в недоумении, если чистый юноша, живущий по заповедям, не может спастись – кто же тогда может? Утешает ли их Господь? Говорит им, что у них-то, у апостолов, все будет в порядке, они уж точно спасутся, их будут помнить и чтить? Нет, Он отвечает, что людям это вообще невозможно. «Человекам это невозможно, но не Богу, ибо всё возможно Богу» (Мк. 10, 27).

     И радикализирует отношение ко греху, ставя смерть его результатом: «И если соблазняет тебя рука твоя, отсеки ее: лучше тебе увечному войти в жизнь, нежели с двумя руками идти в геенну, в огонь неугасимый, где червь их не умирает и огонь не угасает. И если нога твоя соблазняет тебя, отсеки ее: лучше тебе войти в жизнь хромому, нежели с двумя ногами быть ввержену в геенну, в огонь неугасимый, где червь их не умирает и огонь не угасает. И если глаз твой соблазняет тебя, вырви его: лучше тебе с одним глазом войти в Царствие Божие, нежели с двумя глазами быть ввержену в геенну огненную, где червь их не умирает и огонь не угасает» (Мк.9,43-48).

     Когда спрашиваешь людей, что они понимают под геенной огненной, они говорят, что это огненная река или пропасть. Но если мы с вами приедем в сегодняшний Иерусалим, то в южной его части мы увидим небольшой участок, у которого висит табличка «Геенна огненная». На участке ничего нет, просто кусок земли – это в изрядно застроенном и перезастроенном Иерусалиме. Что же имел в виду Христос, когда говорил об участи нераскаявшихся душ? Дело в том, что геенна огненная была совершенно реальным местом, мимо которого он проходил с учениками. Это была долина Бен Хинном – долина сынов Эннома. Это было место, где язычники-иудеи поклонялись идолу Ваалу (или Ваал-Зебубу или Веельзевулу, то есть сатане). Здесь стояла большая печка, наполовину сделанная из камня, наполовину из меди, она представляла из себя страшное чудище с вытянутыми руками с когтями, с огромными рогами и отверстым зевом. Эту печку накаляли добела, и бросали живых младенцев прямо в раскаленные руки идола, то есть приносили человеческие жертвы. Из-за этих жертвоприношений место было проклято, на нем нельзя было строить дом, заниматься земледелием, его превратили в городскую помойку. Туда выбрасывали нечистоты, там хоронили животных. Получилась обычная городская помойка с кишащими червями, смердящими трупами, горящим мусором. На это место указал Христос своим ученикам.

     Раскаявшиеся души приходят ко Христу и с Ним остаются. А нераскаявшихся ожидает плач, скрежет зубов, огонь неугасимый и червь неусыпимый.

     Абстрактны ли понятия огня неугасимого и червя неусыпимого, о которых говорит Господь? Давайте подумаем, что есть грех, который является источником смерти. Обычно грех путают с преступлением, с чем-то страшным, что совершил человек.

     Что же такое грех? По-русски он происходит от слова «греть» – совесть нас «греет», жжет. По-гречески это амартия – буквально «не попасть в цель». Какова цель нашей жизни? Наше спасение, спасение души от ада. Амартия имеет такое стрелковое, воинское значение, то есть предполагает лук и стрелу. Лук по-гречески - тонос. Нам нужно выбрать нужную тональность нашей жизни, чтобы спастись.

     Однажды подвижник Божий идет по пустыне и заходит в монастырь, монахи которого славились своей подвижнической жизнью. Заходит и видит, что монахи вместе с игуменом сидят и пьют вино. Он вознегодовал, а игумен ему объясняет – «у нас праздник». Пришелец возмущается, тогда игумен дает ему лук и говорит: «Натягивай». Тот натянул. «Сильнее». Еще натянул. «Сильнее» – «Сломается» – «Так же и человек, - говорит ему игумен. –Перетянешь через его возможности, и он сломается».

     Если перетянул стрелу, лук сломается. Если недотянул стрелу, стрела не долетит до цели. Нужно найти такое напряжение лука, чтобы не промахнуться, нужно найти такое напряжение жизни, чтобы Бог мог нас спасать. Что может помочь нам найти это напряжение? Предстояние смерти. Нужно проживать каждый день как последний. Грех, амартия – непопадание в цель. Церковь рассматривает грех как жизненную неудачу, несделанное добро. Человек имеет возможность творить добро, Господь дал ему все для этого, но он не делает, что мог бы, и этим грешит. Грех – это нежелание стать лучше, чем ты есть.

     Это проявляется, прежде всего, в недостоинстве своего человечества: мы слишком примитивно думаем о себе. Говорят: "Да мы люди простые, что с нас требовать?" Но ведь ваш мозг ничем не отличается от мозга Иоанна Златоуста или Сократа, вы не примитивнее их. Драма жизни не завершена, вы - современники Аристотеля, Платона, Шопенгауэра, Василия Великого… Всех людей Господь сотворил прекрасными, каждый из людей бесконечно дорог Богу. Каждый обладает уникальными дарами, и именно поэтому у каждого уникальные грехи. «Господи, прости грешников, от них же первый есмь аз». Это действительно так, потому что таких грехов, как каждый из нас делает, никто другой не делает. Нам дали таких соседей, которым мы не помогаем, у нас есть такая мама, которой мы отказываем в любви. Именно нам дали такую жизнь – уникальную, больше ни у кого такой нет. Нельзя говорить: "Я ворую, потому что все воруют, я делаю аборт, потому что все делают". Грех – нежелание стать лучше, чем ты есть, непозволение себе усовершенствоваться, стать добрее, лучше, чище. Грех - жизненная неудача : мы могли стать лучше, но не попытались сделать это. У каждого есть возможность в каждую данную секунду сделать что-то хорошее, усовершенствовать себя, очистить образ Божий в себе от всякой посторонней накипи. Если мы отказываемся совершенствоваться, тогда мы совершаем грех.

     Но только ли это значит устрашающий образ червя неусыпимого и огня неугасимого?

     Разберем их на примере курения и пьянства.

     Как начинается грех? Иоанн Златоуст говорит, что сначала мы себя ко греху тащим, а потом грех тащит нас за собой. Как мы начинаем курить? Крадем у папы из пачки сигарету, несем ее с друзьями за забор, делаем первую затяжку. Дым клубится из носа и ушей. Кому-то из юных курильщиков плохо, слюни текут, тошнит, но все хотят выглядеть по-взрослому, подначивают друг друга – "Кури взатяжку, а то так не по-настоящему». Так через силу ребенок с помощью сигареты приучает себя «быть взрослым». Что с ним происходит на физиологическом уровне? Ведь душа и тело едины. Вместе с сигаретой в организм попадает никотиновая кислота – вещество, которое, как известно, в мизерных количествах вырабатывается и нашим организмом. Наш организм вообще уникален, мы можем питаться одними сухарями, все необходимые для жизни вещества он будет вырабатывать сам. Православные старцы жили в пустынях по 100 лет, питаясь только сухарями и водой.

     Организм сам восстанавливает все витамины, если в этом есть нужда. Вот и никотиновую кислоту вырабатывает сам организм, только в небольших количествах. В голове у человека есть блуждающий нерв, служащий как бы автоматическим выключателем аппетита. Человек начинает курить – сначала организм сопротивляется, ему это не нужно, порции никотиновой кислоты поступают в огромном количестве. Тогда организм отказывается сам вырабатывать эту кислоту, привычка к курению атрофирует эту функцию. Юноша продолжает курить, но вот он вырос, влюбился, и его возлюбленная ему сказала: «Целоваться с курящим человеком – то же самое, что в пепельницу губами тыкаться». Юноша захотел бросить курить, но не тут-то было. Он выбросил торжественно последнюю пачку, но организм требует своего - у него вдруг наступает головокружение. Юноша говорит – «Все, баста, я курить бросил». Протерпел целое утро, но вот он поел, и тут начинается страшное – организм в мозгу требует никотиновой кислоты, он отказывается вырабатывать ее сам. У человека начинаются адские муки, его бросает то в жар, то в холод, тошнит, ни о чем, кроме как о куреве, он думать не может. Вот что делает с человеком греховная привычка. Дожил человек до вечера, лег в постель, думает: «Все, завтра будет легче, я не буду курить». Но ночью в полусне он застает себя на балконе и видит, как от его протянутой вперед руки вниз в темноту удаляется огонек окурка. Он говорит себе: «Этого не может быть, я точно не курил». Но предательская струйка дыма ползет из ноздри. Не отдавая себе отчета, он выкурил сигарету. Что же будет, если человек, привыкший курить, умрет? Его душа безумно хочет курить, а тела, чтобы исполнить это желание, нет. Курить невозможно, а хочется курить все сильнее и сильнее. В таком состоянии человек уходит в вечность. Вот вам огонь неугасимый.

     Или другой пример - пьянство. Представим, как человек пытается утром проснуться, когда приходит в себя с похмелья. Все мысли его о том, чтобы опохмелиться. Когда человек выпивает водки более ста граммов, у него наступает дисбактериоз, организм не переваривает определенные продукты, алкоголь после этого присутствует у него в крови трое суток. Человек ведь живет не один, в его пищеводе уживаются сотни культур микроорганизмов, помогающие ему переваривать пищу, такое сообщество микрочервей. В случае пьянства они гибнут во множестве, изменяя психосоматическое единство человека. Представьте, что человек всю жизнь пьянствует. Ему кажется, что он это делает один, что это его личное дело. Но он пьянствует не только со всеми микроорганизмами своего тела, но и со всеми поколениями детей, которые от него потом родятся, изменяя пьянством свою физиологию, он награждает своих потомков наследственными болезнями. Пьянство – вот тот червь неусыпимый, который тиранит душу человека. И когда мы говорим об огне неугасимом и черве неусыпимом, мы имеем в виду вот это состояние похмелья, эти муки. Тело-то умирает, а все пристрастия души остаются, душа их жаждет. С этими муками она отправляется в вечность.

     Что же нужно делать, когда человек умирает? Вам всем придется хоронить своих родителей. Как правильно это делать? Чего делать нельзя? В первую очередь, что делают у постели умирающего? Обычно смерти предшествует болезнь. Не надо бояться болезни перед смертью, мучениями из человека последние грехи выползают, есть возможность покаяться и причаститься. Болезнь перед смертью - это подарок Божий. Итак, если ваш близкий родной человек умирает и есть еще какое-то время, нужно его успеть покрестить, чтобы он к Богу отошел хотя бы христианином. Так моя бабушка говорила: «Это здесь мы верующие и неверующие, а на том свете неверующих нет».

     Если человек крещен, то вы должны успеть пособоровать болящего. Это одно из таинств Церкви, во время которого священник седьмократно читает Евангелие и Апостола и помазует маслом. Человек прожил большую жизнь, о многих грехах он просто забыл или не успел покаяться, в этом таинстве ему прощаются забытые грехи. Соборуют обычно тяжело болящих или умирающих людей. Здоровых соборуют в церкви обычно один раз во время Великого поста.

     Третье – обязательно исповедовать человека. Вспомните, как Пушкин умирал. Он два часа исповедовался, священник от него вышел заплаканный и сказал: «Я бы хотел умирать так, как умирает этот человек». Последняя его исповедь была от всего сердца, ведь сколько он грешил в жизни, каких только стихов ни написал. Поэтому обязательно нужно пригласить священника к болящему поисповедовать человека и причастить его Святых Тайн. Нужно успевать это делать, иногда человек умирает очень быстро, скоро. Смерть бывает скоропалительной. Нередко человек умирает сразу после исповеди, причастия, буквально на руках у священника. Но иногда агония длится часами, и родной человек умирает у вас на руках. Что делать в эту минуту? Самое страшное в смерти - одиночество. Человеку жутко, что ему приходится умирать, он один на один со смертью. Вы должны взять его за руку и сказать: «Ты сейчас будешь умирать, не бойся, я тебя не оставлю, чтобы ни произошло, я буду с тобой. У тебя будет гаснуть сознание, но ты будешь чувствовать прикосновение моей руки, я буду разговаривать с тобой. Я тебя не оставлю». И сидите с ним до конца, как бы страшно не было. Вы невероятно поможете ему, потому что страшно трудно душе разлучаться с телом, трудно выходить из него.

     Когда человек умирает, тело покрывается смертным потом, поэтому тело человека обмывают теплой водой и одевают в чистые одежды. Говорят – в гробу в белых тапочках. Были времена, когда христианам действительно надевали белую обувь, потому что по земле усопшему больше не ходить, только по небесам. Это образ небожителя. Почему завешивали зеркала черной тканью? Человеческая душа первые три дня находится рядом с телом, в местах, которые она любила. Зеркала завешивали, чтобы душа, посмотрев в зеркало не испугалась, не увидев в зеркале своего отражения. Почему родственников просят не заниматься хозяйственными делами? Не потому что, мол, сам за покойником пойдешь, не из-за этого, а для того, чтобы родные люди могли за него помолиться. Все три дня над усопшим читается Псалтирь, читается круглосуточно, верующие сменяются в этом чтении один за другим. В это время человеческой душе как никогда необходима молитва. И последнее – упаси вас Бог в ведении или в неведении пить спиртное на похоронах. Никогда этого не делайте. Нет более страшного преступления против умершего человека, как пить на его поминках. Пьют на похоронах, чтобы забыть о человеке, не помнить горя, и этим рвут связь с усопшим, отрекаются от него.

     Позовите священника, отпойте усопшего и молитесь за него вы, а потом пусть молятся ваши дети, памятуя слова Писания: «А о воскресении мертвых не читали ли вы реченного вам Богом: "Я Бог Авраама, и Бог Исаака, и Бог Иакова? Бог не есть Бог мертвых, но живых» (Мф. 22,31)

М.Ю.Бакулин
В оформлении использованы гравюры Ганса Гольбейна-младшего.