Б: Но ты посмотри, ведь страна катится в пропасть!
А: В перспективе Страшного Суда, как, впрочем, и в перспективе личной смерти - земной конечности, это дело вполне естественное. Лозунг "Россия возродится!" как-то не уживается с эсхатологией Апокалипсиса.
Б: Но это ужасно! Люди голодают, не получают вовремя зарплату, столько наркоманов, столько уродства! Как можно спокойно к этому относиться?
А: Во-первых, я что-то не вижу особенно исхудавших людей (хотя, может быть, регион у нас особенно богатый?); во-вторых, не видно и работников тоже, большая часть населения мается безделием или безработицей, пропали дармоедские системы, где можно было кормиться, обвиняя по традиции начальство и правительство. Посмотри, кто в основном работает у нас в городах?
Б: Ну здесь - да, ситуация странная, работают приезжие. В основном, с Кавказа, Украины, Югославии и так далее. "Вот до чего русский народ довели - он работать разучился" - ты к этому ведешь?
А: Нет. Он не разучился. Он просто не видит цели. Просто никто не задумывался над основным способом русской работы. Этот способ - авральный. Чтобы на ночь глядя, чтобы построить дом за сутки, чтобы мост навести за ночь, чтобы и рубаху сшить и каравай испечь за ночь. Быстро-быстро сделал - и отды-ыха-ай! Русский не может работать каждый день, работать по несколько часов кряду, он лучше за день сделает недельную норму - и на печку.
Б: А кроме того, не платят! Или платят недостойный мизер!
А: Так это тоже из области аврального мышления. Если и заплатит работодатель много, то только постороннему хапуге, который обещает за ночь все быстренько наладить. А своему, который на зарплате сидит, и сидит каждый день, - нет. Он сидит рядом, никуда не убежит, поэтому подождет. Но и это не предмет для печали.
Б: Как так? Это же бессмысленно!
А: Именно бессмысленно. Смысл жизни любого человека прост - служить Богу и людям. Вот и нужно служить. А под видом неправильно понятой свободы, что, мол, "прислуживаться тошно", не служат вовсе.
Б: Но кому служить? Бога люди забыли, государства нет, народ в поисках самоопределения. Нам сначала нужно научиться быть самими собой.
А: Вот это-то и есть самое страшное. Философ Соловьев хорошо говорил, что народ - это не то, что он задумал о себе во времени, а то, что Бог задумал о нем в вечности. Простой пример: ребенок хочет потрогать горячую сковороду, а мать не дает. Он считает, что все должен попробовать. А нужно ли ему это все. Мать его любит и не желает зла.
Б: Тут я с тобой соглашусь. Как-то одна женщина, размышлявшая, крестить ли своего младенца, сказала мне, что предоставит своему ребенку самому выбирать, быть ему верующим человеком или нет, когда тот подрастет и сможет сделать выбор самостоятельно. И тогда я спросил ее: "Сделать выбор - между чем? Вы оставите своего ребенка наедине с выбором между добром и злом?" Тогда она задумалась и решительно настояла на крещении младенца.
А: Вот видишь, она не хотела, чтобы он выбирал зло, чтобы у него был опыт познания зла...
Б: Это так, но причем здесь самосознание народа, и - трагизм нынешней ситуации?
А: Притом, что уныние, в котором находится большая часть нашего населения, причинно связано с этой попыткой самоопределения. Любое определение человека хромает узостью, человек шире самого себя. Помнишь, Адам, в книге Бытия, пытался найти себе помощника среди животных, и не нашел никого похожего на себя. Он определил самого себя, когда увидел жену свою, когда увидел другого, в ком есть образ Божий. Перед глазами человека маячит его же собственная тень, его Я, заслоняющее ему горизонт...
Б: Это напоминает историю о кинике Диогене, который жил в бочке на берегу моря. Как-то к нему подошел великий царь Александр Македонский и сказал, что преклоняется перед его умом и здравомыслием и готов выполнить любую его просьбу: "Хочешь прекрасный дворец, или богатства, или рабов... Все, что угодно". А Диоген его попросил только: "Александр, отойди, ты заслоняешь мне солнце".
А: Совершенно верно. Как сложно сказать своему Я: "Отойди, ты заслоняешь мне Истину. Ты заслоняешь мне свет Правды, которая открылась мне".
Б: Значит, чтобы победить уныние, нужно отказаться от привычек и стереотипов самовосприятия?
А: Да, но самое главное - это научиться радоваться Богу, радоваться тому, что мы у него есть. Благодарить его. Знаешь, можно плакать пред Богом, просить его, можно выть и стенать, а может, иной раз из наглости какой-то внутренней, из чрезмерного попечения на Бога (то есть из-за своей лености), требовать у Бога чуда, или жить, поставив условием самой жизни возможное чудо Божие.
Б: Что же выше - плакать или радоваться?
А: Самая высокая молитва - благодарность. Благодарный радуется, радостный благодарит.
Б: Приятие от Бога всего - и плохого, и хорошего, как принимал праведный Иов (Иов 2,10).
А: Да, но здесь слова "плохой" и "хороший" слишком человеческие. Мы же редко когда можем себя осудить по-настоящему. Всего-то и скажем: это можно было делать, а это - не должно.
Б: Да, здесь есть выбор. Наша память такова - можно помнить только плохое (оно легче помнится, потому что - оценочное, подсудное, а судить нельзя), и можно - только хорошее. Надо научиться радоваться всему как подарку. Наверное, Господь подал мне вот это с каким-то смыслом, мне это - необходимо.
А: Однажды духовник на исповеди спросил меня: " Вот ты пришел просить прощения у Бога за свои грехи. И ты надеешься это прощение получить. А прощаешь ли ты Богу?" Я спросил: "Как это так - "прощать Богу"? А он спросил: "Прощаешь ли то, что кажется тебе "неудачей" Бога? Ты пришел примириться с Богом, готов ли мириться с тем, что ты называешь "неудачей Бога", то есть, о чем, собственно, ты ропщешь в своей жизни? То, чем недоволен? Ты Ему это готов простить?" И я тогда действительно спросил себя, а согласен ли с замыслом Бога обо мне? Доволен ли я Промыслом Божиим обо мне и мире вокруг меня.
Б: И что ты выяснил?
А: Что - нет, что - не доволен. И что именно из этого моего недовольства, несогласия, бунта против замысла Бога не могу радоваться жизни и миру.
Б: Это похоже на одну странную игру - домино, кости которой имеют цифры и с лицевой и с обратной стороны. На одной стороне они сложены по строгим правилам - двойка к двойке, четверка к четверке, а на другой стороне расположение их не имеет никакого смысла. Это похоже на тот мир, о котором ты говоришь? То, что кажется нам бессмысленным и абсурдным в нашей жизни, в мире Божием упорядочено и разумно.
А: Да, нужно радоваться тому, что кажется горем, потому что это - только проблема нашей "оптики". Проблема состояния сознания, души, но не проблема состояния вселенной.
Б: То есть, все наши беды - от неблагодарности.
А: Пожалуй, да. Ты знаешь, как-то в один прекрасный день в моей жизни произошло событие, когда совершенные мною дурные поступки отодвинули... нет, вернее сказать, сделали невозможным то будущее, которое я рисовал в своих мечтах, то, на что я сладостно так надеялся. Я пришел домой, и мне было так тоскливо. Тот, кем я хотел быть, умер в тот день, и я унывал ужасно, даже в глазах темнело. И вот, я не хотел молиться Богу, не знал, как встать перед Ним, - в том состоянии, которое кипело во мне. Я не мог встать перед иконами, где молился обычно, и уж тем более зажечь лампаду. Но не встать перед Богом совсем в этот вечер я тоже не мог. И тогда я пошел на кухню; там, на оконной раме, стоит маленькая иконка, я купил ее давно, еще студентом. Но и на нее смотреть не мог. Я встал так, рядом, наполовину спрятавшись за холодильник, помолчал немного и решил просто поисповедаться перед Господом. "Прости, - говорю, - Господи, что я вот такой к Тебе сегодня пришел, прости, что я не хочу сегодня молиться, я сейчас буду говорить Тебе какие-то слова, но мне так тошно, и я не знаю, что будет завтра и вообще потом..." А потом поднял глаза и увидел, что Он смотрит на меня и улыбается и словно бы говорит так просто: "Я люблю тебя, Я задумал твою жизнь удивительною и дивною, и все, что случится с тобой, - это то, что Я задумал о тебе. Я, а не слепой случай. Тебе просто нужно принять ВСЕ как подарок от Меня. ВСЕ это нужно для тебя и для твоего спасения". И мне стало так хорошо, так светло. Я так был утешен Господом, что даже не стал читать дальше правила, я ускакал, нет, утанцевал с молитвы, припрыгивая от радости перед Лицом Божиим, словно царь Давид.
Б: А меня Бог настиг после Причастия. Но, наверное, не смогу об этом рассказать. Знаешь, я плакал от счастья. И даже стал играть в такую игру. Спросил себя, а что же значит "любить всех". Я ехал в автобусе и стал вглядываться в лица людей, чтобы найти в каждом что-то родное, за что можно зацепиться любовью, что можно любить в человеке. Вот девушка - она может быть сестрой, ну да, "двоюродной сестренкой"... А вот - этот мужик, ну это - "дядя". И тогда я выбрал из толпы самую противную толстую тетку, стал вглядываться в ее глаза, ее напомаженные губы, ее бородавку на щеке. И - ничего. Ничего не мог найти в ней, что было бы родным. Тогда я подумал, а что, если бы такой была моя мать, и (о чудо!) ее лицо засияло, я вдруг увидел: эта бородавка и ее глаза стали такими удивительно знакомыми и милыми, я сумел увидеть в ней что-то, что делало ее лицо - иконой. Правда, вскоре была моя остановка...
А: Такое благодарное созерцание русский народ метко назвал любованием.
Б: Или еще эту радость называют заветной - от Завета с Богом. Вера для христианина - сокровище, сокровенное, да, но и - БОГатство.
А: Спасибо, дорогой, тебе за утешение.
Б: Да не за что, храни тебя Бог!