И, если я, Петр Петрович, в Бога не верую и в храм не хожу, то и другие, конечно, не веруют, а лишь притворяются, лицемерят, ханжат. А если вдруг сталкивается означенный Петр Петрович ч с тем, ч о в корне противоположно его тусклому греховному мирку, например, с мученической смертью за веру, с жертвенным церковным служением, то сразу же называет это фанатизмом. И в Церкви для него нет ничего кроме ханжества и фанатизма.
     Учитывая сказанное, попытаемся очертить тип религиозного ханжи более подробно с тем, чтобы в нашем самоопределении в материально-духовном мире стараться распознать в себе семена ханжеской беспечности и безответственности, порабощающих, опустошающих, томящих и, в конечном счете, разрушающих личность.
     Как уже было сказано, ханжество есть разновидность гордыни, лицемерно скрытой под маской набожности и церковности, которые в этом случае выступают именно как маска, то есть как нечто внешнее, не имеющее глубокой укорененности в нашей душе. Ханжа чувствует свое превосходство над другими людьми в силу своей церковности и якобы особой благочестивости. Иисус Христос говорит "пусть левая рука твоя не знает, что делает правая" (Мф.6:3). Ханжа же, напротив, тычет всем в глаза свою внешнюю благочестивость и набожность: вот я какой! Но Церковь не кружок избранных, упивающихся своей праведностью. Она не от мира, но в мире и для мира, для того, чтобы мир исторгнут был из тьмы заблуждений и зла. "Ибо Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию" (Мф.9:3). То, что ты член Церкви Христовой не возвышает тебя над другими, а напротив налагает на тебя огромную ответственность перед ними. Остерегайся же высокомерных поучений, чванливых назиданий и демонстрации своей показной святости, прежде всего, чтобы не скомпрометировать в своем лице образ Церкви и отпугнуть от нее ищущие Правды и Света души. Ибо, если это, не дай Бог, произойдет, - может ли быть поступка злее и нечестивее?
     Но ханжа, погруженный в сладость поучений и назиданий, движимый жаждой постоянного прозелитизма, редко об этом задумывается. Скоро он начинает говорить и делать так, как будто он сам по себе и есть Церковь Христова. Его младостарчество всегда отличается иудейским законничеством и полным отсутствием любви к "простому человеку", полным непониманием повседневных его забот и печалей. Но, если ты и в самом деле свят, то ведь не родился же ты с нимбом над головой. Наверное, и грешил, как все, лгал, клеветал, рассказывал детям в школе, что они произошли от обезьяны, возглавлял парткомы и боролся с "религиозными пережитками". Ведь сам соблюдаешь посты без году неделю, а уже сурово судишь других за недостаточную строгость соблюдения поста. Сам изменял жене направо и налево, потом вовсе с ней развелся, а теперь с недосягаемой высоты обличаешь блуд. Давно ли сам стал молиться и креститься, но не упустишь случая ткнуть пальчиком, показывая, где у кого "не по-церковному". Мало ли в жизни пьянствовал, курил, играл в карты и матерился, чтобы теперь изобличать всюду "сатанизм"! Ведь настоящие праведники всегда считали себя самыми грешными и недостойными из всех людей.
     На лице ханжи как бы начертано: "Я уже спасен! Я одною ногой уже в Царстве Божием!" А если уже спасен, так зачем трудиться над своим разумом и своей душой, зачем изучать Библию, святых отцов, богословов? На все у него приготовлено несколько простых как мычание аргументов по принципу "один старец сказал". И уж вовсе не к чему ханже долго и тяжело готовиться к выступлению перед аудиторией: думает, приду, открою рот, Дух Святой снизойдет на меня, и изреку тотчас нечто "церковное". И при мысли об этом душа наполняется сладенькой сиропностью, которую после непродолжительной тренировки можно вполне принять за духовность.