Так сложилось (не по случаю, а по Промыслу), что о самых любимых
святых мы меньше всего знаем. Речь идет о Божьей Матери и о святом
Николае. Смирение не ищет показать себя и прославиться. Смирению
хорошо в тени, поэтому и «Благословенная между женами», и самый
любимый на Руси святой прожили так, что известных фактов их земной
жизни очень немного. Тем ценнее та слава, которую они приобрели
после ухода из этого мира. Трудно найти христианский город на карте
мира, где Матерь Божия не проявила бы Свою чудотворную любовь, исцеляя, защищая, вразумляя нуждающихся в помощи людей. Это касается
и Мирликийского архиепископа.
Его помощь быстра и удивительна. Он
и строг, и милостив одновременно. Из
угла, где горит лампадка, он внимательно
смотрит на простолюдина и на толстосума.
В каждом храме есть его образ, и даже
если мы больше никого из святых не знаем,
то, увидев Николая, сразу чувствуем себя
в храме как дома. Одно чудо из тысяч мне
хочется вспомнить и пересказать.
Этот случай описан у С. Нилуса в одной
из его книг. Речь там шла о воре, который
имел суеверную любовь к Угоднику, и всякий
раз, идя на воровство, ставил святому
свечку. Не смейтесь над этим вором,
братья. Это только со стороны кажется,
что глупость очевидна. При взгляде изнутри
зоркость теряется, и мы сами часто творим
неизвестно что, не замечая нелепости своих
поступков. Так вот, вор ставил святому свечи
и просил помощи в воровстве. Долго все
сходило ему с рук, и эту удачу он приписывал
помощи Николая. Как вдруг однажды этот
по-особенному «набожный» вор был замечен
людьми во время воровства. У простых
людей разговоры недолгие. Грешника,
пойманного на грехе, бьют, а то и убивают.
Мужики погнались за несчастным. Смерть
приблизилась к нему и стала дышать в
затылок. Убегая от преследователей, он
увидел за селом павшую лошадь. Труп давно
лежал на земле, из лопнувшего брюха тек
гной, черви ползали по телу животного, и
воздух вокруг был отравлен запахом
гнили. Но смертный страх сильнее любой
брезгливости. Вор забрался в гниющее
чрево и там, среди смрадных внутренностей,
затаился. Преследователям даже в голову
не могло прийти, что убегавший способен
спрятаться в трупе. Походив вокруг и
поругавшись всласть, они ушли домой. А
наш «джентльмен удачи», погибая от смрада,
разрывался между страхом возмездия и
желанием вдохнуть свежего воздуха.
И вот ему, едва живому от страха и
вони, является Николай. «Как тебе здесь?» –
спрашивает святитель. «Батюшка Николай, я
едва жив от смрада!» – отвечает несчастный.
На что святой ему отвечает: «Вот так мне
смердят твои свечи».
Комментарии кажутся излишними. Мораль
– на поверхности. Молитва грешника
смердит, а не благоухает. Нужно не только
молиться, но и жизнь исправлять, по мере
сил. Так? Так. Но это выводы верхнего
слоя. Есть здесь и более глубокий урок. И
как говорил кто-то из литературных героев:
«Так-то оно так, да не так».
Николай все же спас грешника! Молитва
хоть и смердела, но до святого доходила, и в
нужное время Николай о грешнике вспомнил.
Пусть моя свеча ныне смердит, пусть она
еще долго смердеть будет (ведь не скоро
запах выветривается), но я все равно ее
ставить буду.
Молиться чисто и горячо, как свеча
горит, в один год не выучишься. Молиться
так, чтобы Богу это приятно было так, как
нам ароматом кадила дышать, – это труд
всей жизни. И радуюсь я, что Господь
накажет, и Он же потом пожалеет. А святые
в этом Богу подобны.
Или вот еще случай. Дело было в Киеве
при немецкой оккупации. В одной семье
умирает мать. Остаются трое детей, мал
мала меньше, а отец – на фронте. Дети
кладут маму на стол. Что дальше делать – не
знают. Родни никого, помочь некому. Знали
дети, что по покойникам читать псалмы надо.
Псалтири под руками нет, так они взяли
акафист Николаю, стали рядышком у мамы
в ногах и читают. «Радуйся, добродетелей
великих вместилище. Радуйся, достойный
Ангелов собеседниче. Радуйся, добрый
человеком наставниче». Конечно, какая
тут радость. Один страх и горе. Но читают
они дальше и доходят до слов: «Радуйся,
неповинных от уз разрешение. Радуйся, и
мертвецов оживление…» И на этих словах
– Свят! Свят! Свят! – мама открыла глаза
и села. Пожалел Угодник. Приклонился на
детские слезы.
Образ Николая созвучен и понятен нашей
душе. Святой по себе книг не оставил. И
народ наш больше верит делу сделанному,
чем слову сказанному. Николай нищих любит,
а у нас почти вся история – сплошная
история нищеты, простоты и убожества.
Когда итальянцы тело святого украли и к
себе увезли, появился праздник «летнего
Николая». Греки его до сих пор не признают,
а предки наши этот праздник по-особому
осмыслили.
Деды дедам сказывали, что сошли както с небес Николай да Касьян по земле
походить, помочь, может, кому. Глядь – а
в глубокой луже мужик с телегой завяз.
«Пойдем, – говорит Николай Касьяну, –
подсобим мужичку». А Касьян говорит:
«Неохота ризы райские пачкать». Ну,
Никола, делать нечего, сам в грязь полез и
телегу вытолкал. Умилился Господь на такое
человеколюбие и дал Николе два праздника
в год – летом и зимой. А Касьяну – раз в
четыре года – 29 февраля. Вот так.
В общем, с Писанием мы до сих пор
плохо знакомы, невежества и грубости у
нас тоже хватает. Даже поделиться можем.
Но если увидит наш человек икону Николы
Угодника, сразу три пальца щепоткой сложит
и перекрестится. Скажет: «Радуйся, Николае,
великий чудотворче», – а Николай с небес
ответит: «И ты не горюй, раб Божий.
Прославляй Господа Вседержителя и словом,
и делом».
Много святых на земле было, много еще
будет. Но мы так к Чудотворцу привязаны,
будто живем не в нашей полуночной стране,
а в Малой Азии, и не в эпоху интернета,
а в IV веке, в эпоху Первого Вселенского
Собора. И это даже до слез замечательно.
.
Протоиерей Андрей Ткачев,
сайт «Православие и мир»
|