№9 2018 г.         

ТУДА, В НЕДОСЯГАЕМУЮ ВЫСОТУ

Глухие 1960-е С надеждой найти информацию о пребывании в Тобольске архимандрита Парфения (Невмержицкого) ехала я в этот сибирской город. Престарелые прихожане православной общины Ханты-Мансийска до сих пор помнят об этом «настоящем», как они сами говорят, священнике. Отец Парфений около десяти лет служил настоятелем церкви Евфимия Великого – единственной открытой на территории Ханты-Мансийского автономного округа в 60-е годы прошлого столетия – в деревне Шапша Ханты-Мансийского района. Ехала и просила помощи в сборе информации самого архимандрита Парфения, которого давно почитаю святым.

Но первая же встреча в Тобольском государственном архиве показала: осуществить мою идею будет непросто. «О ком вы ищете данные? – раздраженно спросила сотрудница читального зала. – Никто ни разу за время моей работы материалы о деятельности церквей и священнослужителей в 1960-е годы в Тобольске не запрашивал». Собирая в архивах данные о гонениях в 30-е годы прошлого столетия, я всегда находила интересующую меня информацию, может быть, не в полной мере, как хотелось бы, но все же… Да и литературы и публикаций в прессе по этой теме в последнее время появилось предостаточно. Поэтому никогда прежде я не задумывалась, что гонения на Церковь в 1960-е годы менее изучены, более того – в обществе пока нет той востребованности, какая есть, когда речь заходит о репрессиях 1930-х годов, а следовательно, нет и запроса на более глубокое осмысление происходившего в 1960-е.

Получив отрицательный ответ в архиве, я задумалась, что делать дальше. В те годы церковную жизнь власть контролировала с помощью института уполномоченных по делам религий. Сотрудник службы по делам архивов Югры, член комиссии по канонизации Ханты-Мансийской епархии Ольга Спиридонова однажды поделилась найденной в архивах справкой о регистрации духовенства, согласно которой архимандрит Парфений (в те годы игумен) с 1959 года был настоятелем храма Семи отроков Ефесских в Тобольске.

Представленные документы ярко характеризовали богоборческую обстановку, которая царила в то время в нашей стране. Игумен пишет объяснительную на имя правящего архиерея. Он отвечает на жалобу, суть которой в том, что якобы священник продает освященную воду. Игумен не подтверждает продажу воды. Автор жалобы также указывает на то, что игумен проводит в Ханты-Мансийске нелегальные молитвенные собрания у верующих дома. Архиерей в ответе на имя уполномоченного Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете министров ССР по Тюменской области не отрицает данный факт, но не обвиняет священника, а сетует: мол, так не надо было поступать. Также в письме говорится о том, что в городе есть представители истинно православных христиан, которые не подчиняются советской власти. Письмо архиерея – образец самого высокого уровня дипломатии Церкви в отношениях с властью. Церковь вынуждена была так действовать в тех условиях. Итак, мой путь лежал в храм Семи отроков Ефесских, где в 1958-1960-е годы служил отец Парфений. Но и там ничего нового к тому, что было известно ранее, узнать не удалось. Настоятель храма отец Александр Иноземцев заметил, что в те годы настоятели менялись практически через год-два. Власть делала все для того, чтобы священнослужители постоянно переезжали с места на место: и прихожане не привыкали к своим наставникам, да и для самих священнослужителей такая кочевая жизнь не была простой. В архиве храма есть фамилии служивших когда-то здесь священников, не больше.

Казалось, мои поиски зашли в тупик. Но тут отец Александр вспомнил о монахине Евпраксии (Антоновой), которая в те годы бывала в Тобольске, более того – хорошо знала церковную жизнь этого сибирского города, бывшего несколько столетий центром огромной митрополии. Мы, сибиряки, до сих пор называем Тобольск своей духовной столицей. Здесь мощи святителя Иоанна Тобольского, отсюда пошло современное возрождение Православия на всем тюменском Севере.

В церковной лавке мне не смогли дать точного адреса монахини, назвав лишь несколько примет расположения дома, где она проживает. В общем, я шла по улице достаточно большого города, не имея точного адреса, телефона и даже надежды на то, что меня будут там ждать, но с твердой убежденностью, что по молитвам отца Парфения встреча состоится. Так и случилось… Казалось, монахиня ждала меня. Она вспомнила игумена Парфения, то, как жила в те годы Православная Церковь. По молитвам батюшки у меня состоялась встреча с живым свидетелем того времени, исповедницей, всю свою непростую жизнь посвятившей служению Церкви. Это были люди, которые доказали свою верность Православию в терпении гонений и скорбей, с лихвой выпавших на их долю.

«Поручу вас только Матери Божией» «Я выросла в семье верующих православных христиан, – рассказала монахиня. – Родилась в Чувашии в 1932 году. Папа, Антон Львович, был церковным старостой, по характеру очень строгий. С пеленок нас приучали к вере христианской. Как только ребенок рождался, его сразу крестили. Помню, папа собирал нас троих – у меня еще были сестра и брат – и говорил: в чужой сад, в чужой огород не ходите, чужого не берите, со всеми будьте ласковыми, обходительными – так попадете в рай. Без молитвы за стол не садились.

Были свои поля, сеяли рожь, пшеницу, овес. Вставали рано, много работали. Отец запряжет лошадь, сделает «тень», нас туда, а сами жнут… Маму родили на жниве и в фартук положили… В воскресные дни и в большие двунадесятые праздники не работали. Когда пришло время коллективизации, отец в колхоз не пошел, за что претерпевал гонения. Отобрали лошадь в налог, курей, овец…

Вспоминаю, как приходили к нам с обыском. Но папа сделал железный ящик, спрятал туда церковные книги и зарыл его в конюшне. При обыске нашли только молитвослов. Арестовали, но долго не держали, выпустили.

Очень голодными были 1939-1940-е годы. Нам посоветовали ехать в Казахстан: мол, земли целинные, там будет легче. И все же моя сестра в 1940 году умерла от голода в Казахстане. А отца в 1942 году забрали на войну. Как я плакала!.. Отец тогда меня благословил и вручил Божиему предстательству – сейчас я понимаю, что такое отцовское благословение. 2 мая 1942 года он погиб под Сталинградом. Когда закончилась война, столько радости было!

В 1946 году брат, 16-летний подросток, попал под поезд. Так остались мы с мамой вдвоем в чужой стороне. Я к маме: вези меня к своим – к бабушке в Екатеринбург или к родне по линии отца в Чувашию. Так мы переехали в Екатеринбург. Нам свою квартиру уступил дядя Миша, был он такой скромный, стеснительный…

В одном доме с нами жила тетя Люба, тоже христианка. Она познакомила меня с монахиней Агапией (Шальных). Три года та обучала меня церковному пению. Помню, как я учила гласы… Неразумная тогда была: этот глас мне нравится, легко петь – буду учить, а этот сложный – не буду учить. Мы учили тропари, ирмосы, прокимны, читали «Апостол», изучали чинопоследование вечернего богослужения, литургии. Наставница была строгой и в то же время снисходительной, говорила: «Как купец богат всяким товаром, так и ты будешь богата знаниями». Тогда монахини жили частным образом, их монастыри были закрыты. Помню, соберутся вместе, поют канты, псалмы, никакого раздражения, осуждения – полный мир. Поют, пока не устанут, потом по домам.

В те годы меня духовно окормлял старец – иеросхимонах Константин (Шипунов). Бог привел меня к отцу Константину, когда мне было 18 лет, и окормлялась я им 10 лет, до его кончины. Его окормление было любовью, срастворенной строгостью. Где строгость, а где милость – по рассуждению. Духовных детей у отца Константина было неисчислимо много. К нему обращались и переписывались с ним многие игумении женских монастырей, открытых в то время, архимандриты мужских монастырей. Через своих духовных чад он оказывал монастырям и материальную поддержку. Между чадами его была видна любовь и никакой ревности, что тебя батюшка любит больше, а меня меньше.

Мы отца Константина никогда не видели смеющимся или улыбающимся. Он всегда имел «дух сокрушен» и два ручья слез, редко мы его видели без слез. Он учил непрестанной Иисусовой молитве и благочестивой жизни христианской. Батюшка Константин вел себя очень смиренно.

Он предсказал, что уйдет от нас в Пасху, но не сказал, в каком году. Просил на кресте сделать простую надпись: «Здесь покоится прах дедушки Константина». Мы, девочки – певчие кафедрального собора, задали вопрос: «А кому вы нас тогда поручите?» Он сказал: «Никому из смертных не поручу, только Матери Божией и Ангелу-хранителю». Он говорил: «Сейчас трудные времена.

Но будет еще и расцвет веры. Откроются все храмы и монастыри, но на короткое время. Это произойдет по двум причинам: первая – чтобы восполнилось число ангелов взамен падших, и вторая – чтобы на Страшном суде никто не смог сказать: «Господи, а мы о Тебе не слышали, а мы не знали, что Ты есть, нам никто не сказал»». Отец Константин говорил, что на Страшном суде из монашеских рядов будут изгнаны нерадивые, а их места будут пополняться благочестивыми христианами». В то время молодая Екатерина не знала, какой жизненный путь ей выбрать. Она помнит, какое перед смертью духовника у нее было сильное искушение в отношении одного молодого человека. После смерти отца Константина она пришла к нему на могилку – и наваждение как рукой сняло. Екатерина в те годы, отправляясь в паломничество, спрашивала у разных духоносных старцев о своей судьбе, и каждый раз был ответ: замуж не выходить, быть невестой Христовой. По своей простоте она даже удивлялась тогда, откуда это им открыто, что они все одинаково говорят. Но замуж так и не вышла. Ей была уготована другая судьба. «Гонят власти из этого храма – езжай в другой»

По благословению старца Екатерина еще с середины 1950-х годов стала ездить в Тобольск на поклонение мощам святителя Иоанна Тобольского. Местные священники, узнав, что девушка поет на клиросе, знает богослужение, начали упрашивать ее переехать служить в этот сибирский город. Старые прихожане, помогавшие в храме, умирали, новым власть не давала служить. Катя очень долго сомневалась. Но однажды, будучи на богослужении в праздник Воздвижения Животворящего Креста Господня в Софийско-Покровском соборе, где покоятся мощи великого сибирского святого Иоанна Тобольского, она вдруг отчетливо увидела, как грозно смотрит с иконы святой. По словам монахини, душа ее вострепетала. После помазания она вновь обратилась к святителю Иоанну Тобольскому: «Ты сердишься на меня, что я не еду? Поеду-поеду, только не сердись». Так она попала в Тобольск. «Я стала служить в храме Семи отроков Ефесских, – продолжает она свой рассказ. – Там тогда было полное оскудение. Один батюшка, помощников нет: ни просфорницы, ни ризничной, ни псаломщицы. Когда открыла сундук, чтобы достать облачения, они были все порваны, священнические ризы как грязные портянки. Пришлось работать за троих, на сон оставалось часа три, не больше. Но какие духоносные были тогда священники! Служили каждый день, никаких сокращений богослужений».

В 1963 году Екатерину вызвали в милицию. Допрашивал заместитель начальника. Допрос шел с пристрастием. Советские люди, рожденные уже после революции, не могли понять, почему молодая девушка служит в церкви. Коммунизм вовсю шагает по планете, глава государства Никита Хрущев обещал показать по телевизору последнего попа – а тут вовсе не старенькая бабушка из прошлого… Катя к тому времени уже имела опыт общения с представителями власть держащих. Когда она работала в железнодорожной больнице Свердловска, начальство, узнав о том, что их сотрудница поет на клиросе Иоанно-Предтеченского собора, вызвало в кабинет. Вопросы у всех были одинаковые: что заставило идти в храм? Катя уже знала, что отвечать: любовь к Богу, вера. Она помнила слова из Евангелия от Матфея: «Когда же будут предавать вас, не заботьтесь, как или что сказать; ибо в тот час дано будет вам, что сказать, ибо не вы будете говорить, но Дух Отца вашего» (Мф. 10, 19-20).

Допрос шел три часа. Наделенные властью мужи требовали уйти из храма: мол, соблазняете молодежь; предлагали заняться какой-нибудь нейтральной деятельностью – печь торты, к примеру. Катя не отступала. Сейчас монахиня Евпраксия вспоминает, как злился и кричал тогда милиционер, а у нее на душе был полный мир. Говорила: «Если не дадите здесь работать, поеду в другое место». А ей: «Тогда мы вас сошлем!» «Куда уж дальше…» – думала Екатерина, для которой переезд в Тобольск был по сути добровольной ссылкой. «На далеком Севере тоже Бог», – говорила она гонителям. Действительно, кто отлучит нас от любви Божией?

На раздумье дали 20 дней. Что делать? Поехала в Троице-Сергиеву Лавру, там тогда подвизался известный архимандрит Тихон (Агриков). Не успела войти в Лавру, он спешит ей навстречу: «Чадо, трудно, но спасительно только в храме – возврата на производство нет. Гонят в этом храме – езжай в другой».

Так Екатерина получила ответы на свои сомнения. На обратном пути заехала к владыке Гермогену (Голубеву). Он с такой любовью ее принял! «Тогда владыки не имели никакой власти, могли только благословлять», – вспоминает монахиня Евпраксия. Но владыка очень обрадовался, что Екатерину пригласили служить в Ялуторовский храм.

Там опять жизнь, полностью посвященная церкви. И просфорница, и псаломщица. Годы такие голодные, помнит Екатерина, что порой за весь день ей доставалась лишь миска супа без хлеба, которую приносила инокиня Анна. Но и там враг рода человеческого не давал покоя. Ученица одной из школ написала жалобы в разные инстанции с самой разной клеветой: мол, Екатерина агитирует уходить из школы, где-то бросила сына и т. д. Именно в минуты скорби человек наиболее отчетливо ощущает присутствие и помощь Божию. Одну из жалоб эта самая ученица написала в местную газету. Пришедший разбираться по письму корреспондент оказался из Екатеринбурга – как же он обрадовался, что встретил землячку! Его отношение определили и документы Екатерины, к тому времени отработавшей на производстве 11 лет – и везде одни благодарности. Он пообещал разобраться и слово свое сдержал. Нашел автора писем, доказал невиновность землячки. А девчонку ту, которая писала жалобы, родители поколотили за клевету (она со временем и умом тронулась.) Позже приходила к Екатерине, каялась: мол, совсем совесть замучила, что оболгала… В 1965 году владыка Николай (Кутепов) дал благословение служить в СофийскоПокровском соборе Тобольска. Когда Катя вошла в собор – а был день памяти святой Анастасии Узорешительницы, – клирос пел: «Волною морскою…». Да, жизнь наша – бушующее море, а мы на корабле, который ведет Иисус Христос.

«Игумен Парфений был высокой духовной жизни» Мы вспоминаем с монахиней Евпраксией игумена Парфения. И она сразу говорит, что игумен был высокой духовной жизни. Кроткий, смиренный, глубокой веры. Считавший себя хуже других. «Видел каждую душу: ее прошлое, настоящее и будущее, – вспоминает монахиня. – Это был чудный священник. Своим духовным чадам он часто говорил, что будет период расцвета Церкви в России, но после начнется гонение на христиан, Господь попустит войну – страшную, но недолгую, которая унесет много душ, чтобы антихрист меньше запечатлел людей. После войны придет антихрист, а после антихриста – Страшный суд».

Его ценил правящий архиерей и просил остаться – быть духовником епархии. Полюбили и прихожане. Духовной дочерью его была монахиня Кира (Попова) – певчая и казначей Покровского собора, он духовно окормлял и наставлял ее. Но в 1961 году игумен Парфений уехал на Украину, за ним поехали его духовные чада – Поликарп Родионович, его жена Клавдия и четверо детей (фамилию, к сожалению, монахиня Евпраксия не смогла назвать). После они вернулись обратно в Тобольск.

Я говорю буквально с придыханием об игумене Парфении, мол, он претерпел заключения и гонения за веру, а монахиня Евпраксия останавливает: так жили тогда все священники, все православные, все несли крест исповедничества. И я ловлю себя на мысли, что для меня эта жизнь – очень-очень далекая, где-то на небесах, а для монахини Евпраксии – повседневность, реалии, в которых жило целое поколение христиан. Их духовный и нравственный подвиг, к сожалению, не оценен пока в полной мере моими современниками, как, впрочем, подвиг всех новомучеников и исповедников Российских. Вспоминаются пророческие слова петербургского священника Василия Ермакова о том, что откроются храмы и туда придет много случайных людей, в том числе духовенство, принося с собой мирской дух… Как понятно сейчас это сердцу. И как больно за это. И вместе с тем ты отчетливо понимаешь, что верными Христу в дни гонений оставались самые чистые, самые высокие и самые преданные души. Кажется, отделяет нас несколько десятилетий, а на самом деле – вечность, куда многие из них уже ушли. А нам остается помнить, смиряться, молиться и тянуться – тянуться душой туда, в недосягаемую высоту.

Светлана Поливанова,
Православие.ру