№9 2012 г.         

Жизнеописание священномученика Гермогена, епископа Тобольского

Священномученик Гермоген (в миру Георгий Ефремович Долганев), епископ Тобольский и Сибирский, родился 25 апреля 1858 года в семье единоверческого священника Херсонской епархии, впоследствии принявшего монашество. Первоначальное образование Георгий получил в духовной школе родной епархии. Затем выдержал экзамен на аттестат зрелости при классической гимназии города Ананьева Херсонской губернии и поступил в Новороссийский университет. Он окончил полный курс юридического факультета, здесь же прошел курсы математического и историко-филологического факультетов.

Глубоко религиозный с детских лет, Георгий рано почувствовал влечение к подвижнической жизни. Поэтому после университета он поступает в Санкт-Петербургскую духовную академию, где и принимает монашество с именем Гермоген. 15 марта 1892 года он становится иеромонахом.

В 1893 году иеромонах Гермоген окончил академию со степенью кандидата богословия и был назначен инспектором, а затем ректором Тифлисской духовной семинарии с возведением в сан архимандрита. Не желая потакать духу времени, выражавшемуся в антицерковности и бездуховности, архимандрит Гермоген твердо направлял жизнь учебного заведения в русло церковности, дух которой он старался привить преподавателям и студентам. Не ограничиваясь просветительской деятельностью в рамках семинарии, он создавал церковные школы и содействовал распространению миссионерства среди населения российской окраины.

14 января 1901 года в Казанском соборе Санкт-Петербурга отец Гермоген был хиротонисан во епископа Вольского, викария Саратовской епархии. В 1903 году его назначили епископом Саратовским и вызвали для присутствия в Святейшем Синоде.

Служение Владыки отличалось неослабевавшим горением духа: процветала его трудами миссионерская деятельность, устраивались религиозные чтения и внебогослужебные беседы, программу для которых составлял сам же епископ и он же руководил ими Владыка часто объезжал приходы епархии и служил с таким благоговением, трепетом и молитвенным настроем, что люди действительно забывали – на Небе они или на земле, многие плакали от умиления и духовной радости. Во время политических беспорядков 1905 года Владыка успешно вразумлял одурманенных бунтовщиков своими проповедями.

В конце 1911 года на очередном заседании Святейшего Синода Владыка резко разошелся с обер-прокурором В.К. Саблером, который с молчаливого согласия многих архиереев спешно проводил некоторые учреждения и определения прямо противоканонического характера (корпорация диаконисс, разрешение отпевания инославных).

7 января Преосвященному Гермогену был объявлен указ за подписью Государя об увольнении от присутствия в Святейшем Синоде и отбытии в свою епархию до 15 января. Не уложившись ввиду болезни в отведенный промежуток времени, Владыка был сослан в Беларусь в Жировицкий монастырь. Одной из причин этой ссылки явилось также и резко отрицательное отношение Владыки к Григорию Распутину: перед отъездом на свою кафедру епископ Гермоген посетил «старца» и предал его анафеме. После этого, 17 января 1912 года, Императором был подписан указ об увольнении его от управления Саратовской епархией с назначением пребывания в Жировицком монастыре.

24 января «ссыльный» благополучно прибыл в Слоним. О его приезде заранее были предупреждены местные власти и братия монастыря. Навстречу ему была выслана делегация, поднесшая ему икону. Еще издали Владыка услышал колокольный звон. Настоятель обители с братией вышли ему навстречу. Поэтому, несмотря на желание властей унизить архиерея, встреча получилась торжественной. Монастырский двор был заполнен народом. Обращаясь к собравшимся, владыка Гермоген сказал: «Я не считаю себя сосланным, но человеком, желающим всецело отдаться служению Господу Богу».

Обосновавшись в сем святом месте, владыка Гермоген полюбил тихую, удаленную от суеты обитель и сам оставил о себе здесь добрую память. Старожилы отмечали его доброту и особую любовь к Богослужению, которое он посещал неукоснительно. На пути в собор и обратно его всегда сопровождали богомольцы. В зимнее время он приходил в Никольский храм по лестнице, ведущей с надвратной комнаты прямо в эту церковь.

В сильные морозы Архиерей оставался в этой комнате и слушал Богослужение через устроенное в стене по его просьбе окошко. Владыка построил и освятил часовню над источником, что недалеко от монастыря, разрушенную впоследствии безбожниками. Свободное от богослужения время Преосвященный посвящал народу. По его молитвам Господь исцелял страждущих и изгонял бесов. Люди, узнавая о его благодатных дарованиях, приезжали к нему из самых разных мест. Порой их набиралось столько, что негде было ночевать, и Владыка устроил для больных палату. Он старался помочь всем, обращавшимся к нему.

Но все же положение опального епископа в Жировицком монастыре было тяжелым. Ему не разрешали часто служить, а когда разрешали, то не оказывали должных почестей его епископскому сану. Иногда Владыке даже запрещалось выезжать из монастыря.

Святитель часто скорбел о будущем Отечества и, плача, говорил: «Идет, идет девятый вал; сокрушит, сметет всю гниль, всю ветошь; совершится страшное, леденящее кровь – погубят Царя, погубят Царя, непременно погубят».

В августе 1915 года Владыку перевели в Николо-Угрешский монастырь Московской епархии, а после Февральского переворота 1917 года он был назначен на кафедру в Тобольск. Особой заботой Владыки были вернувшиеся с фронта одурманенные большевистской пропагандой русские воины, и он создает особый солдатский отдел при Иоанно-Димитриевском братстве. Большевики, старавшиеся озлобить солдат, чтобы легче управлять ими, были вне себя, видя проявляемую о бойцах церковную заботу.

В это мятежное время святитель призывал свою паству «не преклонять колена пред идолами революции», борясь против коммунизма, денационализации и искажения русской народной души.

Находясь на Тобольской кафедре во время пребывания в Тобольске в заточении Царственных Страстотерпцев, по его благословению в утешение им была принесена Абалакская икона Божией Матери. На Литургии Владыка всегда вынимал частички за царскую семью, свято храня любовь к ней. В январе 1918 года, после принятия захватившими власть безбожниками декрета об отделении Церкви от государства, ставившего верующих вне закона, архипастырь обратился к народу с воззванием, которое заканчивалось словами: «Станьте на защиту своей веры и с твердым упованием скажите: «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его»».

Власти стали усиленно готовиться к аресту епископа, предвидевшего трагедию народа, но Владыка, не смущаясь, назначил на Вербное Воскресенье 15 апреля 1918 года Крестный ход. Накануне праздника святитель произнес проповедь: «Благодарю Господа Бога, что Он и меня сподобил пострадать за Его святое Имя и Церковь. Мои страдания оказались ничтожными в сравнении с другими страдальцами за Христовую веру. Как это случилось, я считаю долгом пояснить. Я и раньше говорил, и в частных беседах, и в проповедях, что я политики не касался, не касаюсь и не буду касаться. Я ее презираю, так как считаю неизмеримо ниже, чем высокое учение Христа. Я только просил, и буду просить, чтобы те, кто у власти, не касались церкви Божией и молитвенных собраний. Мне пришлось и при прежнем старом порядке быть гонимым за свое нежелание принижать свое высокое епископское звание, апостольское служение временным земным политическим интересам. Я более 5 лет был за это узником у старого правительства, но остался верен правде своей.

Может быть, за это Господь снова удостоил меня взойти на кафедру епископского служения в Тобольской епархии. Если кто-нибудь здесь имеется из представителей существующей власти, я в их присутствии заявляю перед вами, православные, что моя деятельность чужда политики. Говорят о какой-то моей переписке с бывшим царским домом, но это неправда. Никакой переписки не было. Но если бы кто-либо писал ко мне с просьбою моих святительских молитв, кто меня прежде знал, то неужели я в этом повинен и неужели я, как епископ, не могу молиться о всех страждущих, от чего бы эти страдания не происходили. Пытаются обвинить меня в том, что я хотел будто бы подкупить симпатии фронтовиков.

Обвиняют меня зато, что я давал и свою посильную лепту и собирал пожертвования в пользу обездоленных, вернувшихся не устроенных воинов. Я всегда горячо любил нашего русского серого солдата. Люблю и уважаю глубоко и теперь, несмотря на несчастный конец войны, ибо верю, что это несчастие случилось по по вине испытанного в своей доблести рядового русского солдата. Миллионы их легли за спасение родины. Миллионы вернулись с надломленным здоровьем в разоренные, не редко до нищеты, свои семьи. Разве каждый из вас не чувствует, что долг всякого оставшегося во время войны дома человека протянуть руку помощи нуждающемуся солдату. Они обращались ко мне за помощью, да если бы и не обращались ко мне за помощью, то я считал бы своим долгом вместе с пасомыми оказать им посильную помощь. Где же тут моя вина? Судите сами, насколько справедливы те, которые видят в моей помощи желание подкупить фронтовиков.

На это дело я смотрел как на дело исполнения заповеди Божией о любви и взаимопомощи, а что это было так, лучше спросить об этом тех, кто получал от меня эту помощь. Но чтобы ни говорили и ни делали против меня – Бог им судья; я их простил и теперь прощаю. Может быть, к этим обвинениям у вас, моих пасомых, примешивается желание избавиться от столь сурового, каким, может быть, я показался некоторым из вас, епископа? Может быть, вам хотелось бы иметь на моем месте человека с более мягким характером, то выбирать себе такого дело ваше, а я останусь таким, какой есть. Буду призывать вас к посту, молитве, покаянию, как это делал раньше, в твердой вере в милость Божию к нам грешным. Если вам угодно, воспользуйтесь выборным началом, я подчинюсь ему, но себя переменить не могу.

Еще раз заявляю, что моя святительская деятельность чужда всякой политики. Моя политика – вера в спасение душ верующих. Моя платформа – молитва. С этого пути я не сойду, и за это, быть может, я лишен буду возможности в эту ночь спокойно почивать в своем доме. Но я всегда призывал вас и теперь призываю к миру, христианскому братолюбию, и, если вы будете иметь их, то, видя их среди нас, преследующие меня напрасно оставят меня в покое».

За два дня до торжества, 13 апреля, в архиерейских покоях появились вооруженные красноармейцы. Не обнаружив епископа, они учинили обыск в его покоях и осквернили алтарь домовой церкви.

Крестный ход собрал множество верующих. Сопровождаемый пешими и конными отрядами милиции, Крестный ход привлек много верующих, но на обратном пути (ход окончился в половине пятого) ряды народные стали редеть, так что милиция без труда (сначала при помощи обмана) разогнала оставшихся прикладами и арестовала Владыку. На колокольне рядом с архиерейским домом ударили в набат. Большевики выстрелами согнали с колокольни звонарей. Остальные возмущавшиеся были также разогнаны.

Владыка был заключен в Екатеринбургскую тюрьму. В заточении он много молился. В одном из писем, которое удалось переслать на волю, Святитель писал, обращаясь к «благоговейно любимой и незабвенной пастве»: «Не скорбите обо мне по поводу заключения моего в темнице. Это мое училище духовное. Слава Богу, дающему столь мудрые и благотворные испытания мне, крайне нуждающемуся в строгих и крайних мерах воздействия на мой внутренний духовный мир... От этих потрясений (между жизнью и смертью) усиливается и утверждается в душе спасительный страх Божий...».

Со стороны епархиального съезда была предпринята попытка освобождения своего Владыки за выкуп, назначенный в 10 000 рублей. Но все члены посланной делегации после передачи денег были арестованы, и их судьба неизвестна – скорее всего, они приняли мученическую кончину.

Вскоре Святитель был перевезен в Тюмень и доставлен на пароходе к селу Покровское. Все узники, за исключением епископа и священника церкви Каменского завода, благочинного второго округа Камышевского уезда Екатеринбургской губернии, иерея Петра Карелина, были расстреляны. Владыка и отец Петр были заключены в грязном трюме.

Пароход направился к Тобольску. Вечером, 15 июня, когда узников переводили с одного корабля на другой, Владыка, подходя к трапу, тихо сказал лоцману: «Передайте, раб крещеный, всему великому миру, чтоб обо мне помолились Богу».

Около полуночи с 15 на 16 июня большевики сначала вывели на палубу парохода «Ока» иерея Петра Карелина, привязали к нему два больших гранитных камня и сбросили в воды реки Туры. Епископ Гермоген молился за палачей и благословлял их. Его раздели, связали, подвесили камень и сбросили с парохода в реку Тобол. Перед убийством, по рапорту начальника Тобольской судебной медицины Питухина, у представителей большевистского конвоя очевидцами были отмечены странности в поведении: они стригли волосы у епископа Гермогена, смеялись, бранили епископа. После убийства женщины, исполнявшей обязанности сестры милосердия, переоделись в платье убитого Владыки и бегали «с надсмешкой» по пароходу. Честные останки Святителя были вынесены на берег 3 июля и обнаружены крестьянами села Усольского. На следующий день они были похоронены крестьянином Алексеем Егоровичем Маряновым на месте обретения. В могилу был положен и камень.

Вскоре город был освобожден войсками Сибирского Правительства, и останки Святителя были извлечены, облачены в архиерейские одежды и торжественно погребены в склепе, устроенном в Иоанно-Златоустовском приделе на месте первой могилы святого Иоанна, митрополита Тобольского.

Священномученик Гермоген причислен к лику святых Новомучеников и Исповедников Российских на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в августе 2000 года для общецерковного почитания.

В августе 2005 года, в результате многолетней исследовательской работы во время реставрации Софийско-Успенского собора Тобольского кремля, Комиссией под руководством Архиепископа Тобольского и Тюменского Димитрия было обнаружено предполагаемое место погребения священномученика Гермогена. Комиссией по обретению места захоронения были найдены сведения о том, что епископ Гермоген был похоронен на месте первого захоронения святителя Иоанна Тобольского. В указанном месте начались раскопки и был найден кирпичный склеп, в котором находился металлический гроб (упоминается в документах, единственный из всех найденных в Софийском соборе запаянный в металл) и двухпудовый камень, посредством которого, предположительно, и был утоплен святитель Гермоген. Новые факты, открывшиеся в ходе раскопок, подтверждают документальные свидетельства: сомнений совершенно не осталось – обретены мощи священномученика Гермогена, епископа Тобольского и Сибирского. По благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II 2 сентября Преосвященными Архипастырями и членами Епархиальной комиссии был совершен молебен у гробницы священномученика, после которого начались работы по ее вскрытию.

Во гробе были обнаружены святые мощи (костные останки с фрагментами мягких тканей) в архиерейском облачении (частично истлевшем), напрестольный крест, Евангелие, крест параманный, крест нательный, крест наперсный, четки, фрагменты костяной панагии, митра. Завершив освидетельствование, присутствовавшие на торжестве архиереи, облачившись в Покровском соборе, направились в Софийско-Успенский собор, где перед ковчегом священномученика Гермогена был начат молебен. Во время молебна ковчег был обнесен вокруг Софийского двора и установлен в Покровском соборе в центре храма. Прочитав молитву, Преосвященные Архипастыри с духовенством епархии отслужили Литургию. После Литургии вновь пропели торжественный молебен, и мощи были установлены на правой части солеи Покровского собора, где покоятся и до настоящего времени.

В эти благодатные дни ликует Сибирская земля, а вместе с ней преисполняются радости все верующие, ведь ровно семь лет назад были обретены мощи священномученика Гермогена, духовного светильника Сибири, не побоявшегося отстоять правую веру и отдать свою жизнь за Христа. Священномучениче Гермогене, моли Бога о нас!

Игумен Гермоген (СЕРЫЙ),
наместник Абалакского Свято-
Знаменского мужского монастыря

Документы свидетельствуют