| 
 
Самым ходовым транспортом в станице
Должанская был велосипед. На работу, в
магазин, к морю – милое дело прокатиться. Мотоцикл, а тем более «Жигули» или
«Нива» были для станичников роскошью.
На владельцев этих видов транспорта они
поглядывали с некоторым укором.
 Приехав сюда отдыхать, я первым делом
купил велосипед. И нисколько не пожалел
об этом. Он не только экономил время и
силы, но и доставлял удовольствие. Я без
устали гонял по гладким песчаным дорогам
и тропинкам, делал стремительные броски на
пустынную охровую косу, которая гигантским
серпом вдавалась в море, а иногда навещал
знакомых пасечников (их ульи были вблизи
гречишного поля).
 Станица, а особенно море так мне понравились, что я задержался до конца сентября; для меня, северянина, лето еще как
бы продолжалось, и я купался почти каждый
день. Вскоре, однако, подул северный ветер,
и, к большому сожалению, купания пришлось
прекратить.
 – Домой собираешься? – спросил меня
знакомый пенсионер Андреич (мы ехали на
велосипедах по центральной асфальтированной улице станицы).
 – Да.
 – А велосипед?
 – На нем и поеду.
 – До самой Москвы?
 – Конечно.
 Я, разумеется, пошутил – велосипед я
решил оставить в станице до следующего года.
Мой собеседник шутки не понял и сказал:
 – А что, дней через… – он, соображая, наморщил лоб… – дней через семь будешь дома!
Ну, не через семь, так через десять! Молодому,
оно в охотку прокатиться… Один мой одногодок в
Краснодар катался. Триста километров – не
фунт изюму! Да еще с одной ногой!
 – Неужели?
 – Да.
 – А что если и мне прокатиться по этому
маршруту? – неожиданно для самого себя
сказал я. – Для тренировки. На юг ехать приятнее, чем на север. Тем более у меня еще
целый месяц свободного времени.
 – Прокатнись, – одобрил Андреич. – Не
пожалеешь! Может, и на Черном море побываешь, от Краснодара до него рукой подать.
 – Действительно.
 Идея мне нравилась все больше и больше.
 – Там еще тепло, успеешь позагорать. Загляни к моему годку – он тебе дорогу обскажет.
 – А где он живет?
 – На краю станицы. Да тебе любой пацаненок укажет. Мол, где живет Тимоха?
 Его дом я нашел быстро, он стоял в проулке, вблизи обрыва, откуда открывался прекрасный вид на море. Я прислонил велосипед
к палисаднику и подошел к калитке. Хозяин
столярничал под деревянным навесом. Я кашлянул. Тимоха оставил работу и, припадая на
протез, подошел ко мне. Среднего роста, сухощавый, мускулистый, он походил на подростка.
Загорелое, почти коричневое, морщинистое
лицо, светло-синие, как две морские капли,
глаза смотрели пытливо, но доброжелательно.
Он сразу расположил меня к себе.
 – Оторвал, небось, от дела?
 – Ничего, – махнул рукой Тимоха, – работа
не медведь – в лес не уйдет.
 Узнав о цели моего приезда, он сказал:
 – За милую душу прокатишься. Сухо, тепло,
крути да крути. Остановился, отдохнул чуток в
тенечке, под шелковицей, и дальше… А может,
и мне с тобой? – загорелся вдруг Тимоха, его
лицо оживилось, он стал как бы выше ростом.
 – Хотя, – он глубоко вздохнул, – и рад бы в
рай, да грехи не пускают: я человек занятой,
маслобойню сторожу…
 – Дорога сносная? – спросил я.
 – Накатанная. По-над морем проедешь, а
дальше и вовсе асфальт начнется. Домчишься
в два счета. Я ехал вдоль железной дороги,
по тропинке – одно удовольствие!
 – Часто останавливался?
 – Часто. Я люблю погуторить с людьми. Человек – что книга: погуторил – прочитал книгу.
 – А ездил для чего?
 – Землю посмотреть. И людей – чем
они дышут. Да… – Тимоха поскреб затылок. – Скрозь все изменилось супротив
прежнего… При Сталине и Брежневе было
терпимо. А счас… ни коня, ни возу, ни что
на-воз положить…
 – Н-да, подзанесло нас…
 – А знашь, паря, станичники не озлобились,
шутят: была шуба – шубу нашивали; нет шубы –
в шубе хаживали. Вот это мне пондравилось…
На дороге появилась фура с бидонами.
 
Пегая кобыла еле плелась, но возница ее не
подгонял, хотя и держал кнут в руке. Тимоха
кивнул ему, тот ответил тем же.
 – Я люблю эту землю, потому и ездил,
– продолжал мой собеседник. – Я за нее кровушку проливал; она мне дороже собственной
жизни… А то, что все кругом скособенилось…
 – Тимоха распрямил плечи, посмотрел поверх
моей головы. – Зато я не скособенился! Как
мать любит увечного ребенка больше здорового, так и я – мою землю. Так-то, паря…
 – До Берлина, наверно, дошел? – полюбопытствовал я.
 – Не привелось. В южной Польше забуксовал.
 – Как, если не секрет?
 – Какой же тут секрет? – Тимоха взялся
обеими руками за перекладину калитки. – Дело
было вблизи Кракова. Наша рота расчищала
путь к переправе через Вислу и попала под
перекрестный огонь. Многие наши полегли… А
Федюху, моего лучшего дружка, тяжело ранило
в живот. Я взвалил его на себя и пополз – а
он дюже грузный, да еще боекомплект. «Брось
ты меня, – говорит Федюха, – оба пропадем».
«Нет, – отвечаю, – не брошу. Сам погибай,
а товарища выручай». Кусаю губы в кровь,
но ползу – метр за метром, сантиметр за
сантиметром. А пули так и свистят. «Господи,
– выдыхаю, – помози!» До ольховой рощицы
бы дотянуть, там, среди деревьев, спасение.
Остановился, сил больше нет. Только свалил
Федюху на бок, чтобы чуть-чуть отдохнуть, а
неподалеку взрыв как бабахнет – мои ноги
буквально изрешетило…
 – А дальше?
 – Думал, конец, но Господь помиловал.
Подоспела подмога, и нас обоих доставили в
полевой госпиталь. Я за Федюху больше всего
волновался, но ничего – откачали. И я жив
остался: одну ногу спасли, а другую – нет.
Мы помолчали.
 – В Краснодар частенько ездишь? –
спросил я.
 – Не так уж часто, но бываю.
 – И все время на велосипеде?
 – На нем. Смальства, можно сказать, не
слезаю. Не надоть мне ни мотыциклета, ни
«Жигулишек», ни «Побед»… Велик – вот это
да! Самая лучшая техника: ничего не пропустишь, все увидишь; куда надо, завернешь;
посидишь, подумаешь о жизни; никакой спешки:
тише едешь – дальше будешь. И переночевать
есть где – у меня почти в каждой станице
кореш. Утром встал пораньше – и в путь.
 – А не боишься?
 – Чего?
 – Ну, разные лихие люди…
 – А чего мне бояться – я же с Богом! Ну,
а если, не дай Бог, приставят нож к горлу и
пинджак снимут, я и рубашку отдам.
Он расстегнул на рубашке две верхние
пуговицы, словно готовясь отдать ее прямо
сейчас.
 Я поблагодарил Тимоху за беседу, пожал
его сухую мозолистую руку, вывел на дорогу
велосипед. Мой собеседник уходить однако не
торопился. Отъехав на некоторое расстояние
от его дома, я оглянулся: старый солдат смотрел мне вслед. Он (я догадывался об этом)
по-хорошему завидовал моему предстоящему
путешествию…
 
Николай КОКУХИН, г. Москва
 
 |