№5 2019 г.         

Мы выстояли тогда своей Русской страдальческой душой: протоиерей Василий Ермаков (1927-2007) о победе в Великой Отечественной войне

В предлагаемом материале собраны воспоминания, рассказы отца Василия о тех событиях. Воспоминания, которыми отец Василий делился накануне празднования юбилея 60-летия Победы, 15 лет назад. Он обращается к трагическим вопросам о судьбе России, ее духовном пути, которые обнажила война, дает свою оценку разным явлениям, о которых не принято было говорить, или же существовала официальная версия, не раскрывающая, а затемняющая глубину проблемы: русский народ в оккупации, партизанское движение, ответственность советской власти за отношение к мирному населению во время войны, к пленным, такое явление, как РОА (Русская Освободительная Армия), наконец, отношение к ветеранам войны. Это слово отца Василия, лично прошедшего войну, оккупацию, немецкий лагерь, – нам, чтобы мы сохранили память об этих скорбных, великих событиях нашей истории.

Помню пасхальный день Георгия Победоносца – 6 мая. Вскоре, через несколько дней, мы встретили тогда День Победы. Это было в Таллине, собор Александра Невского звонил во все колокола, это была неописуемая радость. 60-летие этого дня я буду отмечать, как и вся наша Мать-Россия…

Вспоминая День Победы, я мысленно отступаю в 1941 год, к началу страшной битвы за Россию, я вижу тот день 22 июня. Это было на моей родине, а я был пастушком, у нас было маленькое хозяйство… Бегу домой. Там висела черная «тарелка», выступает Молотов: началась война с внезапного нападения немцев – до этого заключили договор о ненападении, хотя в воздухе пахло грозой…

Затем первые сообщения о сдаче наших городов, и дожили до того страшного времени, как стали отступать наши войска из-под Смоленска, Брянска – брошенные, холодные, голодные… И 9 октября 1941 года я уже попал под оккупацию. К нам пришли немцы – освободители, в кавычках, от большевиков. Первый месяц все было спокойно, какая-то маленькая часть немецкая стояла в городе, проходили какие-то обозные машины, танки.

Мы смотрели на немцев – хорошо экипированных, вооруженных, холеных… Где-то в конце ноября отступающие наши части из-под Вязьмы с криком «ура» захватили немецкую пекарню, немцев перебили, хлеба набрали… Те вызвали танки и всех погнали на восток, на Белев. И тут уже немцы днем и ночью гнали свои силы «нах Москау», дороги забиты танками, машинами…

С самолетов наши сбрасывали речь Сталина к народу, мы находили и читали: «Мы победим!». Наступили страшные холода, морозы минус 30, наступление застопорилось, гололед. Смазочные материалы в танках замерзли, немцы шли в летних шинелях, в пилотках – и тут уже начали срывать с нас ушанки, с женщин – теплые платки, стали обувать лапти, сплетенные из соломы. Я видел, как стали прилетать немецкие самолеты, бомбить отступающих, понуро идущих на восток наших русских воинов. И на задаваемый мною вопрос: «Ребята, куда вы идете?» – «Не знаем», – отвечали они. А немцы тогда проходили в день по сто километров. Я видел немецкие лица – самодовольные, самоуверенные, радостные от того, что Красная Армия разбита, и путь на Москву открыт, и уже никто не защитит Москву от победного шага фюрера. Они тогда уже отпечатали пригласительные билеты на это мероприятие, наштамповали медалей за взятие Москвы, наделали кинолент «Успехи в зимнюю кампанию». В этом фильме был показан один из соборов моего родного Болхова. Я увидел ту речку, в которой купался, ловил рыбу в детстве.

Болхов был первый прифронтовой город. Я помню эти ужасы своего родного города, когда к нам пригнали две тысячи пленных из-под Белева. Мне тогда отец сказал: «Иди, передай кусочек хлеба». И я пошел со своим ныне покойным другом, сыном священника, передать этот маленький, нарезанный кусочек хлеба пленным. Было минус 23-25 градусов. Пленные шли в шинелишках, кто-то полубосой, ктото в гимнастерке… Их пригнали, окружили эсэсовцы, никого к ним не подпускали. Но мальчишки есть мальчишки, и мы передали им хлеб. И мне тогда особенно запомнилась та жестокость, с которой кованый немецкий сапог раздавил этот кусок хлеба, который мы передали пленному. И с этого дня я сказал: «Я буду мстить за то зло, которое немцы принесли в нашу землю». Тогда улицы нашего города были забиты машинами, немцев уже выгнали из-под Москвы, их стало много в городе. Я взял молоток, зубило – и все, что в этих машинах билось, разбивалось, было уничтожено. Где был бензин, это все выливалось. Мы тогда уже привыкали к опыту уничтожения этой страшной немецкой силы, которая несла нам порабощение.

Потом я пробыл полтора года под оккупацией, работал под конвоем. Работали мы с 9 утра до 5 вечера. Охраняли нас немцы, чтоб никуда не ушли. Сумеешь уйти, тебя сразу в полицию, а потом исчезнешь, как камень в воду, – концов не найти. Относились они к нам беспощадно. Не все они, конечно, были плохие. Я сам с ними говорил в 42-м году. Они к нам в дом приходили, как-то у нас в доме было 30 человек немцев. Война уже год, и они мне как-то сказали: «Мы не хотим воевать. Не надо воевать с русскими. Потому что Гитлер, Сталин лбами столкнулись». Один мне сказал, такой молодой, лет 20, красивый, сын профессора: «Я не хотел на фронт, мне капут». Фашист – такой же подневольный человек. Тоже брали от станка, от земли. Но и издевательства были, всякое было. Наступает лето 1942 года. Немцы нас выгоняют хоронить наших убитых русских солдат у Кривцово. В воронку мы хоронили по 250 человек, бывало и больше. Естественно, мы были оборваны, обтрепаны, снимали фуфайки с убитых. Кто-то снимал валенки. Сегодня на этом месте стоит мемориал, напоминающий, что здесь творилось в то время.

Я работал в 42-м году летом и на немецком кладбище, хоронили немецких солдат, по 15-18 человек в одну могилу. Положишь в рядочек, немного землей засыплешь. Приходит протестантский священник или католический. Что-то там послужит. Мы тогда не понимали этого. Кладбище было прекрасное. Там было захоронено очень много немцев. Судьба этого кладбища такова. Когда в 43-м году в июле нас освободили, в город Болхов вошли наши танки и все там, на этом кладбище, поискорежили, сравняли с землей. Кладбище было уничтожено. Когда я после войны вернулся домой, увидел дороги, протоптанные жителями города по этому кладбищу. Оно было в таком забвении где-то до 50-х годов. В 56-58 гг. я был уже священником, вдруг какому-то болховскому начальству понадобилась территория для строительства домов. И вот на этом месте сегодня стоят дома, сараюшки обваленные. Останки немецких солдат никуда не вывезли, потому что мальчишки после раскопок этого кладбища немецкие черепа ставили посреди дороги и подсвечивали лампочкой, пугали болховичей. Такое кощунственное отношение было у детей послевоенного времени.

Наступил 43-й год. Идет прорыв на Кривцово. Летят самолеты, они бомбили не город, а окраины города. Самолеты было видно хорошо, они летели очень низко. Это были американские кобры. И вот 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19 июля нас бомбили. С 9 вечера до 5 утра. Беспрерывно. Летят они со стороны востока, заход на село и беспрерывно начинают бомбить. Где-то числа 15-17 начался артиллерийский обстрел. Первым же выстрелом попали в собор.

Второй – в Троицу. И пошло-поехало… И вот на Кривцовском поле страшная была битва. Танки, пехота. Я там был в 45-м. Стояли вокруг сбитые самолеты, как немецкие, так и русские. В 45-м или 46-м я притащил домой 2 крыла бронированных, по хозяйству пригодилось нам. Болховская сторона усеяна трупами советских и немецких солдат. Здесь трупы наших солдат слоями лежали, один на другом. Мне было очень больно за русских солдат, погибших в этой битве, земля здесь пропитана их кровью. Действительно, мы за ценой не постояли. Здесь, у Кривцово даже березы особые, у них стволы у основания черные – от всего этого металла, оставшегося в земле с войны. Такая страшная память той войны.

Самое жуткое воспоминание – это бомбежки. Находиться под этими бомбежками было очень страшно. Вот летят эти соколы наши. Невысоко. Сейчас будут бомбить. «Куда же ты бросаешь, брат. Посмотри, мы же свои – русские люди. Пожалейте вы нас». Ничего, никого – в ответ смерть. Жили мы в то время очень-очень голодно. Советская власть нас предала. Был приказ Сталина: «Немцам не оставлять ни грамма хлеба, ни литра горючего». Ну, а мы-то, брошенное на растерзание врагов население? Как нам жить? В нашем городе все запасы хлеба, горючего были сожжены отступающими диверсионными отрядами. Они назывались истребительными батальонами. Сжигали склады, сжигали наши дома – выполняли приказ. Помню, там был один наш сосед, мы ему говорили: «Николенька, ты уж не сжигай у нас» – «Приказ есть. Все сожжем». Был запас соли, так они облили все керосином, сожгли, и в 1942 году пошла у нас по городу гулять цинга. Ходил народ, и я тоже ходил, брали мы эту черную полусожженную рожь, промывали и пекли черные лепешки. Немцы же смотрели: «Жрите, вот что вам дали ваши коммунисты».

Это было страшное время. Время предательства, время ненависти к своему русскому народу. Все это в 20-30-е годы уже активно насаждалось и в войну сказалось в полной мере. Мы были воспитаны в ненависти ко всему русскому, ко всему национальному, и самое главное во всем этом было – чтобы никто не знал Бога, никто не говорил о Нем. Запрещали не только говорить о Боге, но и думать. Храмы были разрушены, все святое забыто. Но когда пришли немцы в наш город, народ, оставшийся в Болхове, 16 октября собрал подписи с просьбой об открытии храмов. И храмы были открыты. Начались службы. И я тоже пришел туда. Помню слова отца: «Пойдемте все вместе. Помолимся. Фронт отошел, нас не разбомбили, дом не сгорел. Принесем благодарение Богу». А в Курской области за полтора года оккупации открылось 350 храмов. Народ пошел к Богу. Крестился, венчался, приобщался Святых Таин, отпевал. Я видел эту молитву русского человека, видел этих богомольцев, которые от всего сердца молились о спасении России, спасении своих родных, о Победе. Мне этого не забыть. В тяжелую минуту русский человек вспомнил, где его спасение. Но не все, конечно. Как трудилась для спасения души народной Православная Псковская миссия! И получили за этот подвиг по 25 лет лагерей! И те, кто своей проповедью звали народ русский к Богу, жестоко страдали и от немцев, и от коммунистов. Кричали: «Работали на немцев!» – Не работали мы, духовенство, на немцев, мы сами от них страдали.

Сегодня нашим внукам говорят, какие мы были сильные, могучие и кто нас вел к этой победе. Вполне естественно – не зная истории и не интересуясь, что же было на самом деле в 1941-1945 годах, они верят всему, что им говорят советские «историки». История, построенная на лжи, не сможет воспитать здоровое, нравственное поколение. А эти ветераны, обманутые, но так и не прозревшие, живут в том прошлом, которое им внушили, которое они «увидели» под руководством Сталина. Я хорошо помню то время, когда они, придя с фронта, с орденами и медалями на груди, всего только два года получали от нашего государства денежное вознаграждение за свои боевые награды. Кому пятьдесят, кому двадцать рублей. Потом через год-другой все было отнято. И все эти медали, омытые кровью, стали продаваться за полбутылки водки. Я живой свидетель этому. «Возьми орден Славы, возьми что хочешь, но только дай мне напиться с горя. Дай забыться».

Нас тогда страшно унизила эта система сталинизма. Дорогой ценой была получена победа, но те, кто выжил в этой войне, кто стал калекой, кто получил заслуженные награды, – они в конце концов стали не нужны этой системе. И потом все время нас постоянно давили и давили. Мы жили по закону: «Нельзя, не положено, не имеешь права». Если что, то – «Сибирь воспитает», не нравится – доставим на лесоповал. Был у немцев в плену, в лагере – теперь отведай наших лагерей. Колыма, Магадан, Сибирь. И мне хочется, чтобы эту правду услышали все те, кому небезразлична судьба и история своей Родины. И сохранили эту правду в своем сознании, в сердце, в жизни, передав ее своим детям и внукам. Чтобы всегда этот день радости и горя вспоминали со слезами на глазах, оплакивая не только тех, кто не вернулся, но и тех, кто погиб в советских тюрьмах и лагерях. Об этом старались не говорить, старались не писать. Это была запретная тема. И до сих пор очень мало правдивых книг, которые бы рассказывали о том, как жили наши солдаты в немецком и советском плену. Опять табу, опять не разрешено, опять нельзя.

В большинстве книг показывается искаженная, покореженная коммунистической идеологией малая часть той правды, что пришлось пережить нам в те времена. Это работа тех печатных органов, которые куплены за деньги, и тех людей, которым не хочется, невыгодно показать во всей полноте правду истории России. Правду той битвы, которую пришлось выдержать нашему народу. Эту правду опять пытаются втоптать, очернить, скрыть. Зачем нас обманывают, что только политруки, комиссары защищали честь Союза? Кто нам расскажет правду о заградотрядах, о тех солдатах, которые, вернувшись из немецкого плена, сразу же попадали в штрафные роты с клеймом «предатель»? Каким пыткам и унижениям они подвергались «бойцами» СМЕРШа – этого не передать. Об этом есть правдивые страницы в книге Константина Симонова «Живые и мертвые». Люди, вернувшись изможденными, совершив геройский подвиг, в окружении, в плену не предавшие Родину, попадали на допросы к этим накаченным водкой КГБистам. «Ты враг народа! Где ты взял немецкое орудие? Что ты делал там в плену? Почему не пустил пулю в лоб, когда попал в окружение?!» – и прочее, и прочее. Так нам связывали руки и после всех этих унижений бросали в бойню, когда каждый солдат знал, что даже если ему и нечем воевать, но назад дороги нет, так как за его спиной стоят заградотряды, которые не знают пощады. Поэтому и возникла эта страшная цифра: на одного убитого немецкого солдата десять наших погибших. Одна винтовка на троих и пять патронов на день – воюй как знаешь. Это забыто, об этом не любят вспоминать.

Принято воспевать партизанское движение, монументы возводятся. Я был на мемориале «Партизанская поляна». Но ведь там были люди, которые ни за советских, ни за немцев – часто они просто грабили население. А все эти поджоги – они тоже ударяли по местному мирному населению, которое оставалось без крыши над головой, без хлеба. Идеальных партизан, про которых книжки писали, – таких я не знал. Это наводился коммунистический лоск. А те военные задачи, которые перед ними стояли, они тоже не выполняли. Они должны были подорвать железные дороги, ведущие к Курску, – но это не было сделано, и немцы всю Курскую битву пользовались железными дорогами, подвозили боеприпасы. Так что это во многом тоже миф.

Я хочу, чтобы вы знали, что эта Победа далась русскому народу ценой величайшего унижения, оскорбления, трагедий. Да, мы победили, но какой ценой, сколько при этом было бессмысленно отдано человеческих жизней? Где они, с кем я сидел за одной партой в школе, где наши старшие товарищи? Их нет. Больно это осознавать. Склоним же головы перед честью, именами погибших, вознесем молитву веры о героях России. И давайте вспомним о живых ветеранах, давайте не будем поддаваться обману об их благополучной судьбе. К ним, забытым и обнищавшим, приходят потерявшие совесть молодые люди, обменивая на гроши медали и ордена. Что же еще можно взять у бедного старика? Мебель, старинные вещи, отнять угол, в котором он доживает свой век? Для чего? Выпить, уколоться, забыться в наркотическом угаре – ради этого молодые люди идут на все. Их ничего не останавливает, они могут при этом и убить. И здесь нет даже намека на понятие о чести, патриотизме, об уважении к старости, о благодарности, что эти старики отстояли наш сегодняшний день, отстояли своим геройством. С духовной стороны празднование 60-летия Дня Победы не чувствуется: о военной, исторической стороне говорится, а осмысления нового теперь, когда можно обо всем сказать, – нет.

У нас, в нашем храме, всегда ярким пламенем горит этот день – День Победы. У меня много духовных чад – ветеранов той войны, людей военного поколения. Они приходят к нам с любовью, знают, что здесь можно помолиться, чувствуют, что здесь их любят, помнят, и действительно, а не на словах: никто не забыт, и ничто не забыто. У нас это есть.

Многие сейчас живут хорошо, не зная, что такое нищета, когда в семье нет хлеба, когда не на что купить одежду, когда неизвестно, что будет завтра. Кто из нас в полной мере может хотя бы представить, что такое работа на лесоповале, как душно жить, когда рядом почти постоянно находится стукач и ты за любое неосторожное слово можешь расстаться с тем малым, что имеешь. Мы должны знать правду обо всех событиях, совершившихся на нашей земле, правду о том, что перенесла наша Отчизна в XX веке. Нам нужно знать об этих фактах и делать правильные выводы. Господь ничего не попускает так просто. И наша задача – учиться на этих фактах, жить по заповедям Христовым и быть готовыми отстоять свою веру, свою Родину.

Мы выстояли тогда своей русской страдальческой душой. Мы прошли через это страшное время и встретили День Победы. Это была для всех большая радость. Мы победили! Мы сознавали то, что не будет тех бомбежек, не будет карточек, не будет материнских слез, тех похоронок, которые приходили почти в каждую семью. Мы верили в это. Нам говорили, что мы – народ-победитель. «Вы будете жить радостно и счастливо». Тогда самый главный вопрос был о том, будут ли колхозы в Союзе. Я встречался с фронтовиками, да и сам с ними беседовал. Жуков сказал тогда нам: «Колхозов не будет». Но не долгой была радость победителей, опять появилась ложь – «хозяин» наложил свою лапу. Оказалось, что нельзя думать о свободной жизни. По поводу колхозов: «Это не вам решать. Будете жить так, как вам скажут». А иначе тюрьма, ссылка.

Нам показывали только кинохронику Победы на некоторых участках фронта. А горькую правду отступлений, горькую правду о пленных наших – тогда мы не видели: «нельзя, запрещено». Народ нельзя было заставить думать об этих поражениях. От нас скрывали правду о тех штрафных ротах, куда загоняли наших пленных, когда они переходили на нашу сторону. Этим солдатам говорили о том, что они обязаны искупить свою вину кровью. Какую вину? В чем они виноваты? В том, что Верховное командование плохо сформировало план наступления? Отходили, бежали – разве это их вина? Но там, наверху, вину не признали. Не признали, что это они способствовали страшной трагедии уничтожения нашей Отчизны, уничтожения умных людей. «Мы за войну, – сказал Никита Сергеевич, – потеряли 9 миллионов человек». Потом оказалось, что 20 миллионов, а понастоящему – еще больше! Кого-то угнали на работы, кого-то в концлагерь – там он и пропал, кто-то ушел в партизаны – не все было подсчитано.

И на фоне этой страшной действительности я хочу сказать вам ту горькую правду, что не было тех людей, которые встречали бы вернувшихся с фронта освободителей с иконой. Было ли там до Бога? Зачем обманывать, зачем говорить неправду? И про то, что мы выжили в это страшное время, здесь можно сказать только одно: «Помогла вера ваших прабабушек и матерей»…

А разве не трагично, что колокольный звон русских церквей прозвучал лишь тогда, когда враг вступил на русскую землю? Немцы позволили то, что запрещала воцарившаяся в России власть. И это сыграло свою роль для изменения политики большевиков по отношению к Церкви. Сталин не захотел отдавать этой козырной карты фашистам. В сущности уже в первом обращении его к народу 3 июля 1941 года прозвучало церковное «братья и сестры…». Немцы же не противодействовали открытию церквей на оккупированной территории, разумеется, не ради «уважения» к православной вере народа, а ради пропаганды. Что касается национального возрождения, после всех катаклизмов революции и гражданской войны и уничтожения целых слоев, целых сословий русских людей, в том числе и духовенства, – то для такого возрождения время тогда не настало еще. Двадцать лет безбожья и оголтелой атеистической пропаганды не прошли даром. Выросло целое поколение неверующих, атеистов, воспитанных на «героизме» Павла Морозова, предавшего своего отца… Предательства, доносы культивировались в обществе – к чему это могло привести? А немцы, вбивая клин между народом и властью, разрешили молодым псковичам по рекомендации приходских священников учиться в Вильнецкой духовной семинарии, просуществовавшей до 1944 года. С некоторыми из них я позже учился в Ленинградской семинарии. Словом, мы шли по неизвестной еще нам дороге, обращая свое лицо к алтарю. В период оккупации мне пришлось видеть власовцев, они ходили в церковь, молились… Мне вспоминается пресвитер отец Александр Киселев, который был духовником генерала Власова. Был слух, что у них в отрядах были духовники – они окормляли духовно и несли дух национального самосознания. Понятно, почему Гитлер боялся соединения разрозненных отрядов власовцев в единую боевую единицу – РОА. Власов и его отряды воевали на стороне немцев, хотя известно, что Власов и его сторонники требовали признания независимости России. Немцы не хотели видеть нашу страну независимой. И эта разность интересов все же обнаружилась, хотя и поздно. С 6 на 7 мая 1945 года власовская дивизия под командованием полковника Буняченко перешла на сторону восставших против немцев пражан и освободила Прагу. Жители Праги приветствовали своих освободителей. Но к Праге приближались советские войска, и, поняв в чем дело, повстанцы предложили дивизии Буняченко удалиться, те двинулись на запад. Но многих из них поймали, судили, но они не успели досказать своих идей, зачем было это военное освободительное общество, ушли с клеймом предателей.

Это история. Я привел эти примеры, чтобы показать трагедию русского человека, втянутого силой обстоятельств в борьбу со своими соотечественниками. Партия коммунистов возглавляла Отечественную войну советского народа против фашизма, и она же рушила святые храмы, воспитывавшие в людях патриотизм, верность Отечеству. Теперь снова пытаются защищать коммунистов. И у меня встает вопрос: что ж выходит – нас не стреляли? Нас не вешали? Нас не топили? У нас Бога не отнимали? Надо мной не издевались? Я жил радостно и свободно под эгидой коммунистического правления?! Я мог читать все, что угодно? Говорить с кем угодно? Думать, как я хочу (это мы сегодня получили это право)? Это было? – Этого не было! Так зачем обманывать? Зачем кощунствовать над многострадальной Россией-Матерью? Зачем? Не надо мифов русскому народу – их и так очень много у нас, лжи, обмана, неправды. Что, вы не знаете систему коммунизма? Что, вы не понимаете, что этот дух остался? Дух лжи, неправды, жестокости, ненависти, неприятия веры в Бога! Зачем им это нужно? А потому, что они знают, что вы – будущее поколение новой России, поколение новой жизни. Той жизни, которая наступит у нас. Они не хотят этого, они сопротивляются этому. Они хотят, чтобы вы жили, как и они, без Бога. Чтобы подчинялись личному гордому «я», были людьми, пропитанными духом антихриста, демонизма, нелюбви к Родине.

Это они уничтожили великое слово «Россия», понятие «я – русский». Меня заставили считаться сыном Советского Союза и сказали, что моя Родина – не Россия, а Советский Союз. Зачем, для чего? Плоды от древа этого мы сегодня видим. Союз весь развалился по вине тех, кто его создавал. Они пытались создать его на крови мучеников России. Не получилось. Мы раньше жили, воевали одной семьей: русские, украинцы, белорусы – славяне. Мы вместе делали одно великое дело. Так давайте же опять будем вместе. Двери нашей страны и наши сердца открыты. Нам надо быть вместе. Потому что Запад боится великого славянского тройственного Союза. Мы – великороссы. А не малороссы, не украинцы, не белорусы. Это такая мощь, она на весь мир прогремела. И вот они растаскали, оторвали от РоссииМатери эту мощь, эту махину. Но мы поднимаемся, потому что мы живем, мы верим в Бога. Вот я был на месте подвига русских солдат, на поле боя у села Прохоровка. Их погибла там тысяча. Мы знали об этом. Я видел этот танк-памятник.

Это страшнейшее исчадие ада, многотонная железная махина, еще этот безумный немецкий танкист. И вот эту махину нам надо было вспомнить, ее сделать памятником. Но теперь там стоит часовня, и мы можем прийти в эту часовню, поставить свечу, перекреститься – это наша малая дань им, тем погибшим мученикам. Это дает силы, мужество, энергию, радость за то, что никто не забыт и ничто не забыто. Довольно поминать наших погибших воинов гипсовыми памятниками – безумными, без всякого содержания. Довольно писать книги по заказу партии. Нужно, чтобы каждый пришел в храм, постоял, вздохнул, задумался о том, что хватит нас разрушать, хватит над нами издеваться. Задумался о том, о чем говорит горькое прошлое нашей прошедшей войны. Наше поколение уходит, мы уйдем – нас и так осталось мало. Но хотелось бы, чтобы вы навсегда запомнили ту жестокую правду лжи, обмана и уничтожения России. За все надо платить, за жестокость, за неправду.

И сегодня Сам Господь Своей милостью, по молитвам наших угодников Божиих, а вернее новомучеников Российских – тех, кто не склонил голову перед сильными мира сего, кто не отказался от Бога во имя временного благополучия, – на их примере показывает нам, что такое долг перед Россией, что такое святость, что значит быть патриотом. Быть русским – звучит очень гордо. Но быть русским – это значит ходить в храм Божий и носить крест Господень. Не шарахаться к иеговистам, к сайентологам, а еще на какую-то демонстрацию. Это грех, преступление, унижение, оскорбление против нашего великого, Богом званного, а не избранного народа России.

За те вот уже более 50 лет, как я священник, была и советчина, и 30-е годы – я все это прекрасно знаю, я это пережил практически. И я вас предупреждаю: вам жить, вам строить будущую Россию, вам воспитывать своих детей, внуков. Вы почаще напоминайте своим детям об этих страшных событиях прошлого, чтоб они не повторили предательства России, предательства веры русского народа и не пошли за иными наставниками. Поэтому, мои дорогие, все, что было мною пережито, перевидано, – это и сейчас мне снится во сне. Эти ужасы бомбежек, эти танки, эти немцы, эти идущие пленные. Пленным немцам после войны в 1945-м, 1946-м я помогал. Давал кусочки хлеба, покупал курево для них. Будет трудно, горько, но Россия есть, была, будет и останется величайшей и великой страной. Не надо детям обижать отцов, матерей русских – не надо. Все это пройдет. Мы всегда жили вместе – соборно. Все у нас было: одна религия, одни мысли, одни деньги. Но кто-то захотел пресловутой свободы, свободы без Бога, и мы получили – то, что на сегодня все продано. Кругом цинизм, порнуха, грязь. Это идет со всех экранов.

Придумывают новые мифы. Есть легенда о том, что в блокадном Ленинграде, да и на других фронтах, возили икону Казанской Божией Матери; что в Ленинграде совершались крестные ходы с иконой в сторону Пулкова, где в августе-сентябре 1941 года шли особенно тяжелые бои. Но эта легенда не находит своего подтверждения. Из духовенства в осажденном городе осталось считанное количество священнослужителей: митрополит Алексий (Симанский), отец Павел Тарасов, отец Михаил Славницкий, отец Владимир Румянцев, отец Филофей Полозков – вот и все духовенство. И они были измождены голодом и вряд ли могли поднять икону. И кто бы позволил? Шли обстрелы, был введен комендантский час… Даже в 1942 году в Пасху запретили совершить крестный ход в действующем Никольском соборе – это задокументировано. То же можно сказать и о Сталинграде. Какие там могли быть крестные ходы, если почти весь город был в руках немцев? А нашей оставалась лишь узкая полоска у Волги! И эта полоска простреливалась и с земли, и с воздуха. Провести крестный ход было практически невозможно. Другое дело, что война вынудила советское правительство изменить отношение к Церкви – о причинах я уже говорил выше.

И то более на словах, с пропагандистской целью. А после войны снова было запрещено крестить, ходить по требам, произносить проповеди, а в 1948 году прошла новая волна ссылок священнослужителей в лагеря. Но человек так устроен, что хочет верить в лучшее: и в крестные ходы в войну, и в то, что Сталин в роковые дни перед московской битвой молился в Успенском соборе Кремля о победе… Нет, это было не в его демоническом характере, и слишком много он нанес вреда Православной Церкви, чтобы молиться святым угодникам. Странно, но попытки реабилитировать Сталина предпринимаются с разных, порой даже диаметрально противоположных сторон. А то был поистине демон, у которого руки по локоть в крови. И истреблял он не только духовенство, но и выдающихся ученых, писателей – все это известно. Меня часто спрашивают об отношении к маршалу Жукову. Это был человек иного плана – талантливый полководец. Но когда я сегодня слышу разговоры о том, что Жукова надо канонизировать, с этим я не могу согласиться. Как человек Жуков был достаточно жесткий, и Господь еще при жизни смирил его.

Кого канонизировать – знает Бог. Среди русского народа было немало подвижников благочестия, мучеников, исповедников, Господь откроет их имена! Не повторяйте наших ошибок. Ваш долг сейчас – не предать Россию. Когда вы будете в храме – нас никто не сломает, не унизит. Господь тогда не оставит нас, Он поможет. Поэтому мои пожелания вам, мои дорогие, чтобы вы всегда были русскими, всегда любили Россию, всегда, как бы трудно ни было, с молитвой обращались к Богу за помощью. Чтобы вы всегда знали и понимали, что Господь с нами. Он спас в трудное время Россию. И немецкий сапог нас не раздавил, да и никакой другой не раздавит. Завистливые, жестокие, безумные… – они еще не поняли, что кто пойдет на Россию – тот будет раздавлен могущественной рукой, умом и действием нашего великого русского народа. С праздником вас, дорогие!

По материалам сайта «Россия в красках»