|
Родом мои отец и мать оттуда, откуда пошла Русь изначальная - северяне, древляне, росичи, Великий Новгород, Псков. На костях моих предков - великое прошлое, много побед и горьких поражений, становление Православия при псковской княгине святой Ольге, первые подвиги благоверного князя Александра Невского на Чудском озере, строительство Санкт-Петербурга, Великая Отечественная война и блокада Ленинграда.
Народ до сих пор какой-то тихий, безропотный, общительный и очень добрый. Господь бережет этот край от мирских бед и забот, по-прежнему там древние монастыри и фундамент нашей веры. До сих пор остается загадкой, почему фашисты не бомбили церкви и монастыри? Новгородская София и Никольский Собор в Пскове почти не пострадали, уцелели основные соборы в Ленинграде, и даже наша маленькая церковь в Дно не имела разрушений, хотя весь запад России был стерт с лица земли.
Как жаль, что родители мало мне уделяли внимания. Видимо, время такое было - много работы, много детей. И за те пять осознанных лет жизни, это с 5 по 10 класс, я мало узнала о них. Потом уехала учиться, вышла замуж и стала жить очень далеко от малой родины. Будучи уже взрослой, когда мне их стало не хватать еще больше, я пыталась узнать что-то о их жизни, но поиск практически не дал результатов. К тому времени папа умер, а мама рассказывала плохо, мало что помнила.
Но один папин рассказ я запомнила на всю жизнь. Он как бы лег на мою душу белым покрывалом и прикрыл что-то важное и очень-очень нужное. А что? Только через много лет я поняла «что»...
Беспечная советская юность: учись хорошо, люби Родину, принимай участие во всех
«школьных делах»... Ну, а если ты открытый, наивный ребенок, «строящий равноправный, сказочно красивый и сытый коммунизм», то «общественной работе» и Родине ты отдаешь все свое время. Тебе некогда оглянуться, ведь ты - секретарь комсомольской организации всей большой школы, с 8 по 10 класс. А это большая честь и ответственность. «Партия сказала - надо! Комсомол ответил - есть!» Успеваемость, дисциплина, хор, КВН, сбор макулатуры, «утренники» и «огоньки», смотры художественной самодеятельности, «рейды по домам» отстающих учеников, атеистические диспуты... и т.д.
В тот вечер папа был дома, а я готовилась вот к такому атеистическому диспуту и вслух бормотала «вступительную речь». Отец вдруг сказал: «Ты с этим поосторожнее, дайка я тебе кое-что расскажу», - и папа начал рассказ о войне...
На долю моего отца выпали все тяготы и страдания Отечественной войны. И плен, и ранения, и партизанские отряды, и потеря родственников и друзей, и Волховский фронт, и еще очень многое, о чем он молчал. И только после войны отец узнал, что всю войну числился без вести пропавшим.
Отец мой, Петров Павел Фролович, закончил перед войной военное училище и в звании младшего лейтенанта был направлен служить на границу с Польшей, в Западную Украину. В июне 1941 г. он был взят в плен, но с группой товарищей им удалось бежать. Они шли вдоль границы к линии фронта по занятой фашистами территории. В начале осени отец заболел тифом, и его оставили у партизан. Всю зиму и весну он воевал с оккупантами в псковском партизанском отряде «Дружба» и был назначен политкомиссаром. Папа был кадровым офицером, прекрасно знал местность, так как в этих краях родился
и еще мальчишкой исходил многие леса и болота Псковщины.
Тема Великой Отечественной войны была одной из главных в патриотическом воспитании молодежи. Мы не знали имен и фамилий своих близких предков, а имена героев, их даты рождения и подвиги мы знали наизусть. Я слушала с открытым ртом, но папа рассказал только этот случай.
Немцы активизировались для уничтожения партизанских отрядов. Были посланы дивизии для окружения белорусских и псковских лесов. Отряд отца попал в о кружение. Боеприпасов и провизии не хватало, было много раненых и больных. А в крупных партизанских отрядах находили убежище женщины, дети и старики. Такой отряд двигался очень медленно и мог только отступать дальше и дальше в леса. Фашисты расстреливали целыми деревнями, если кто-то имел хотя бы связь с партизанами. Поэтому сдаваться в плен было равносильно смерти.
Отряд вышел к болоту с поднимающимся из него островком. Но заболоченное место было обширное и глубокое, настолько древнее, что на нем не было ни камыша, ни сгнивших деревьев, а только бульканье выходящих сероводородных газов. Позади фашисты, идущие цепью... Выхода не было: немцы в болото не пойдут, а пули до островка не долетят... Осторожно, исследуя трясину длинными жердями, след в след, люди добрались до островка. И потянулись дни и ночи окружения. Ждали, когда уйдут немцы, но они сменяли друг друга и уходить не собирались. Люди на острове, в окружении испарений болота, без пищи и воды стали терять сознание и умирать.
Папа очнулся на рассвете. Стояла поздняя весна, и гомон птиц, суетящихся над гнездами, доносился из леса. Было так мирно
и тихо, солнце освещало молодую зелень полоски леса, и ему очень захотелось жить. Ведь он отправил свою молодую жену в эвакуацию на последнем месяце беременности и даже не знал, кто у него родился и живы ли они...
«Господи! Помоги мне! Дай мне вывести отряд из этого ада! Прости меня, Господи!» - воскликнул отец.
«И вот дальше, дочка, было невероятное. Над лесом поднялся силуэт храма. Я его сразу узнал - это Гористинский храм, на его подворье были похоронены мои дед и бабушка».
Силуэт тут же исчез, и отец стал поднимать людей. Он повел их в направлении виденного им храма над лесом и вывел отряд.
К своему рассказу папа добавил, что мы мало знаем о Боге. И в данном вопросе лучше молчать, чем отрицать.
На диспут я не пошла. Не помню, что я там придумала для оправдания. Но с тех пор моя «комсомольская удаль» пошла на убыль. Я как-то «оглянулась» вокруг. Стала больше читать, больше понимать и чаще задумываться. В церковь и соборы я по-прежнему ходила как в музеи, но выходила из них с непонятным чувством облегчения и радости.
Жаль, что нашему поколению Господь открывался только, когда нам было страшно, больно и помощи просить было больше не у кого.
Каким-то чудом моя мать сохранила иконы своей матери, бабушки Дуни. Теперь одна из них хранится у меня. И в благодарении Богу я могу в любое время молить Господа нашего Иисуса Христа...
Н.П. ЮШКОВА, г. Тюмень
Партизанская юность Павла Микитича
Сейчас, на девятом десятке, стал похож Павел Васильевич на большое старое дерево: скрипит, качается, но еще не валится на землю, крепко стоит под любой непогодой, молясь Богу и покрываясь в положенный срок зелеными листочками сочиненных им стихотворений:
В Полесских прогнивших трясинах,
На Брестских песчаных полях
Святые держали на спинах,
Сам Ангел носил на плечах.
Это о том, как выжил он, маленький партизанский разведчик, в свои небольшие годы смотревший смерти в лицо чаще, чем убеленные сединой старцы. Говорит, что спасли его молитвы матери да Пушкин.
Павел Васильевич Микитич вырос среди лесов, на маленьком хуторке в Западной Белоруссии. С раннего детства знал каждую тропку, каждый кустик в родном Полесье. И когда на оккупированной фашистами территории начали создаваться партизанские отряды, его знания очень пригодились бойцам белорусского сопротивления.
Но все-таки поначалу смышленый паренек, которому в сорок первом едва исполнилось четырнадцать лет, нужен был им как поставщик оружия. Сейчас уже можно не скрывать того, что замалчивалось десятилетиями: советские войска в первые дни войны не просто отступали - красноармейцы, особенно раненные, избавлялись впопыхах от тяжелого оружия. Совсем бросить в лесу целую, готовую к бою винтовку совести, конечно, хватало не у всех, поэтому боевое оружие разбиралось на части, которыми потом была усеяна вся округа. А местные ребята из вечного мальчишеского азарта разыскивали и собирали его.
Микитич не идеализирует своих соратников, не пытается создать у слушателя героические образы, наподобие тех, что показывают в кино. По словам Павла Васильевича, партизанское движение в Полесье сначала возникло стихийно. Враг наступал так стремительно, что скоро советские солдаты и офицеры оказались в глубоком немецком тылу и принимали решение до выяснения обстановки укрыться на хуторах. У многих белорусок сыновья в то время служили в Красной Армии, тревога за судьбу собственных детей, сочувствие к молодым ребятам заставили их взять окруженцев к себе, выдавая за сыновей. Но вскоре оккупационные власти стали составлять списки молодежи для отправки на работу в Германию, обман
начал выясняться, пошли первые расстрелы. Эта весть облетела хуторки быстрее ветра, и красноармейцы, а за ними и местные парни, и девушки, потянулись в леса.
Но как воевать без оружия? Вот тогда и вспомнили о Паше. Пастушком он проходил по лесным полянам, отыскивал патроны, винтовки. Его находки расхватывались взрослыми как горячие пирожки. Мог бы отказаться от рискованного дела? Скорее всего это даже не приходило Микитичу в голову. Партизанила ведь вся семья, весь хутор, в хате долгое время размещался штаб полесских «лесных» бойцов. «У нас каждый белорус был тогда партизаном. Из села, может, один-два с гитлеровцами соглашались сотрудничать, да и то часто по заданию из леса, - вспоминает Павел Васильевич. - Предателей все вокруг презирали. Я к немцам лучше отношусь, чем к ним». А ведь мало того, что постоянно ходили под смертью: приходилось самим страшно голодать на хуторе, но кормить как минимум четыреста здоровых мужиков, ведущих «лесную» войну.
Партизаны нуждались во всем, в любой мелочи. Чтобы помочь им, Павлик со старшей сестренкой Зосей шли вместе с деревенскими женщинами убирать мусор за очередной партией немецких солдат на фашистскую перевалочную базу, которая находилась неподалеку. Под острым взглядом автоматчиков им все-таки удавалось относить в сторонку патроны, неисправное оружие, лекарства, канцелярские принадлежности и другие необходимые в отряде бытовые мелочи. А потом все это передавалось партизанам. Спрашиваю, не боялись ли девчата находиться рядом с гитлеровцами? Микитич говорит: не очень, немецкие солдаты - большие чистюли, а девчонки ходили грязные, с колтунами на голове, вот их обычно и не трогали, брезговали.
И вообще война, по словам Павла Васильевича, это совсем не то, что показывают в фильмах: лихо поскакали, шашками над головой посвистали, постреляли, повзрывапи, всех врагов перебили и с песнями в вышитых рубашках опять едут куда-то герои-партизаны. Куда поскакали?! Из чего стреляли?! Как узнали о передвижении врага?! Чтобы взрослым провести хоть одну удачную боевую операцию, Паше приходилось сутками лежать в промерзшей грязи, бродить по опушкам с корзинкой грибов и наблюдать за гитлеровцами, примечать, запоминать, с риском для жизни передавать эти сведения партизанам. И никаких блокнотиков с ручками. Помечал проходившие машины и количество автоматчиков травкой, хвоинками, прилипшими к грибам.
Пожалуй, самое захватывающее из рассказов Микитича - это то, как партизаны взрывали эшелоны. «Немцы очень хитры и смекалисты, - вспоминает Павел Васильевич. - Их на мякине не проведешь». Когда началась «рельсовая война», они быстро приняли все необходимые меры по охране железнодорожных путей. На триста-пятьсот метров в каждую сторону от полотна срубали они не только каждый кустик - каждую кочку, а потом минировали это пространство. На определенном расстоянии оборудовали дзоты, выставляли караулы. В этих условиях Павлу надо было находить проходы к полотну по минным полям.
«Мины были противопехотные, легкие. Бывало, даже зайцы на них подрывались. Так я найду палку, метра три-четыре, потом сооружу к ней двухметровую перекладину. Положу ее перед собой и ползу к рельсам, весь живот был в царапинах. Где чисто, там вешками проход обозначаю. А если на мину напорюсь палкой, то осколки мне на руки летят, ну и контузия тоже была», - рассказывает Павел Васильевич. Искать проходы приходилось днем, а безлунной ночью, желательно в дождь, в кромешной тьме, вел Павлик за собой по этому проходу группу подрывников. И ни разу не ошибся. «Не взял грех на душу, - крестится Микитич, - никого на мину не посадил».
А однажды мальчику показал проход между мин сам немецкий офицер. По глупости, утверждает Павел Васильевич. Я бы сказала, по доброте душевной, но боюсь, что моему несгибаемому партизану это не понравится. Маленький грязный оборвыш специально натер ногу едким лютиком до язвочек и обратился к немцам за медицинской помощью. Офицер его осмотрел, дал мазь, а потом показал, как пройти, чтоб не подорваться на минах. А ночью Павел провел по указанному проходу своих боевых товарищей, и фашистский эшелон был взорван. Война...
Микитич утверждает, что спасли его тогда молитвы матери и Пушкин. Да-да, не удивляйтесь, именно Пушкин. Когда-то, еще до войны, когда западная часть Белоруссии некоторое время относилась к Польше и детям запрещали учить русский язык и читать русские книги, к Микитичам в дом часто приходил старый солдат, дед Филипп. Он и взялся учить маленького Пашу русской грамоте. А потом подарил уникальный сборник стихотворений Александра Сергеевича Пушкина: рукописный, в кожаном переплете. Так началось знакомство мальчика с прекрасной поэзией. Этот сборник был постоянным спутником юного партизана в его многочасовых сидениях в засаде, наблюдениях за передвижением гитлеровцев. Как вспоминает Павел Васильевич, мама пришила к его рубашке внутренний карман, и он носил Пушкина на задания. Однажды осколок мины пришелся пареньку прямо в грудь, но, прошив книжку, остановился у самой корочки. «Эх, не сохранил, а ведь какая реликвия бы была», - вздыхает Микитич.
После войны у молодого белорусского паренька уже не было выбора. Он, знавший теперь, казалось, о рельсах и эшелонах все, поехал в Брест и поступил в железнодорожный техникум. Связал навек свою жизнь с железной дорогой, только теперь уже для того, чтоб не рвать, а налаживать пути сообщения на мирной любимой земле. В пятидесятом, окончив техникум, молодым специалистом приехал к нам на Тюменщину. А как напоминание об опаленном войной, голодном, вмерзшем в белорусские болота детстве остались скрученные контузией пальцы, вросшие в тело осколки, рано пришедшая болезнь глаз, инвалидность и огромная любовь к поэзии.
Елена КОШКАРОВА, г. Тюмень
|
