№4 2019 г.         

Сергий Долганев (1905-1921): Материалы к жизнеописанию

(Окончание. Начало в февральском и мартовском выпусках «Сибирской православной газеты»)

В некоторых материалах о Сергии Долганеве звучит тема мести за погибших епископа Гермогена и протоиерея Ефрема. Авторы этих материалов пытаются однозначно привязать устремления Сергия к желанию отомстить за своих родных, погибших от рук большевиков. Думается, такой подход является несколько упрощенным. Несомненно, что их гибель оставалась в сердце мальчика незаживающей раной. Но подвиг его состоял в том, что Сергий Долганев, впитавший в себя глубокую христианскую веру и святые идеалы чести, любви и добра, взращенные в его душе дорогими родителями и наставниками, первым из которых был епископ Гермоген, не мог поступиться ими ни при каких обстоятельствах.

Пятнадцатилетний Сергий Долганев явил собой образец исключительной честности, порядочности и непоколебимого мужества. Именно поэтому он и был «опасным и неисправимым представителем семьи классовых врагов», который не прогнется и не поступится своим внутренним кредо, и, тем более, не станет «доказывать делом» свою преданность советской власти, то есть не предаст своих товарищей и никогда не станет секретным осведомителем «органов».

Предварительное следствие длилось одни сутки – 14 февраля. После постановления о начале следствия и объявления степени виновности четверых ребят отправили в арестный дом, объявив, что ведут на расстрел. Поместили в одну камеру. Так под угрозой расстрела они провели несколько дней. На следующий день, 15 февраля, последовавший за кошмарами бессонной ночи и муками допросов, мальчики, скорее всего, беспробудно спали, чтобы просто прийти в себя. А может быть, и наоборот. Сна не было вовсе, и перед их глазами мельтешили страшные картины «той» ночи, как ее описывает товарищ Сергея Долганева Алексей Гольцов в статье, посвященной его памяти. «Комната сторожа находилась рядом с реквизитом. Проснувшийся сторож, услыхав шум и увидя, что оружие совершает полет через окно, незаметным для нас образом, босиком и в нижнем белье, сделал невероятное по быстроте и выносливости донесение конному отряду, который не замедлил явиться. По условному знаку об опасности мы быстро выскочили из окна, распрятав оружие и захватив, что могли, с собой. Однако весь квартал был окружен. При поимке, с озверелыми лицами и скрежетом зубовным, били прикладами, принуждая сознаться, кто еще есть с нами, ставили к стенке с угрозой расстрелять.

По дороге в уголовный розыск гнали полным карьером лошадей, принуждая бежать наравне, и грозили изрубить в случае сопротивления. В уголовном розыске был предварительный допрос с применением «застенка» и угроз. Оттуда с отобранными вещами и документами нас препроводили в политбюро. Там уже все были готовы к нашему приходу. Допрос продолжался с 2 час. ночи 14 февраля до 12 час. ночи следующего дня без перерыва. Председатель политбюро Васильев грозил сделать из нас мясо, так что никто об этом и не узнает.

Принуждали с приставленным дулом к виску открыть, кто руководил нами. Военком Хрусталев говорил, что я их сам расстреляю здесь на месте, если они не сознаются». 16, 17, 18 февраля. О «подследственных» вроде как и забыли. Никаких допросов и «застенков» Алексей Гольцов больше не упоминает. Впрочем, дулом пистолета размахивать продолжали, сопровождая криками и угрозами. Но ребята оставались все вместе, и это придавало им сил. Из статьи Алексея Гольцова: «Вверив себя в руки Божии и не раздумываясь о предстоящем, мы пели, ели и веселились, чем удивляли всех. Никто не раскаивался в своем поступке, и мы все благодарили Бога, что он нас избрал погибнуть за родину…» Между тем, арестованные не могли знать, что уполномоченным политбюро было не до них. Тобольскому партийно-советскому руководству впору было спасаться бегством. Пожар Западно-Сибирского крестьянского восстания докатился до древней столицы Сибири. К городу вплотную подступили повстанческие отряды. В связи с отступлением коммунистов из Тобольска Владимир Иванович Шишкин, составитель полного корпуса документов ЗападноСибирского крестьянского восстания 1921 года «Сибирская Вандея», указывает, что отступление это «носило настолько панический характер, что местный уездно-городской комитет РКП (б) оставил все списки членов партии, а политбюро – анкеты сотрудников и следственные дела».

Добавим – и тела расстрелянных. При оставлении Тобольска коммунисты расстреляли несколько десятков человек, среди которых был и юный Сергий Долганев, убитый в ночь с восемнадцатого на девятнадцатое февраля 1921 года. Через день Тобольск пал. Из статьи Алексея Гольцова: «В ночь с 18 на 19 февраля, в 1 час ночи, был уведен на расстрел наш Сережа. Вел до последней минуты он себя храбро и лишь заботился о своей маме, боясь, что она не выдержит его смерти. Прощальное письмо его наполнено словами, выражающими его последнее настроение, полное отваги». Прощальное письмо Сергея Долганева было опубликовано в посвященном его памяти 3-м номере газеты «Голос Народной армии» от 3 марта 1921 г.

Письмо С. Долганева

Прощайте друзья и родные,

В тюрьме это Вам я пишу,

Все ближе часы роковые,

Когда за отчизну умру!!

Я сижу на широких, досчатых нарах, положив бумагу на стол и пишу эти строки; на душе спокойно, я страдаю за свою дорогую Родину. Готов отдать ей все, что могу, даже свою жизнь. Что то будет этой ночью? Увижу ли я утро? Не знаю. Но я спокоен и счастлив сознанием, что я страдаю за правое дело. Я горжусь, что я жертва борьбы за дорогое отечество. Я готов умереть.

Милая мамочка, спасибо за заботы, только теперь понял, как люблю я тебя. Последний поклон, сердечный привет Марье Федосеевне, братцам Грише и Реме, сестрице Варе. Привет всем, всем. Я смерти не боюсь. 8 часов вечера 5-го февраля. С.Д. Жить ему оставалось пять часов.

Он мог не пойти в Красноармейский клуб. – Пошел. Не захотел прослыть трусом. Мог остаться в живых. По семейному преданию, Варваре Сергеевне была предоставлена последняя возможность уговорить сына повиниться. – Не захотел. Не мог. Он просто не мог так поступить. Когда мать вошла в камеру, он сразу сказал: «Ты только, мама, не проси меня ни о чем…» – И мать поняла. Она в последний раз благословила сына, прошептав только одно: «Давай, Сережа, помолимся…».

По семейному преданию, Варвара Сергеевна рассказывала, как она приходила и уходила из тюрьмы, после того как навестила Сергия: «Я шла с прямой спиной и пыталась удержаться, чтобы не разрыдаться, чтобы тюремщики не видели моего горя, моего унижения перед ними». Ярослав Борисович добавляет: «Вот пример того, какое достоинство воспитывали в людях в старые времена. Это, безусловно, высшее достоинство. И Сергий, уверен, принял смерть непобежденным и перешел из земной жизни в жизнь вечную с таким же достоинством, с именем Христа на устах, сжимая в руке иконку Спасителя».

Эта маленькая картонная иконка всю жизнь хранилась в сундучке Варвары Сергеевны. Она как-то передала или пронесла ее Сергию в тюрьму, и он сжимал ее в руке во время расстрела. А на Небе, укрепляя Сергия, за него молились крестный – архимандрит Иннокентий – и уже прошедшие Голгофу страданий епископ Гермоген и протоиерей Ефрем. И в этом смысле, войдя в сонм небесных мучеников, Сергий Долганев стал не жертвой, а победителем.

К смерти приготовились и другие ребята: «Тяжело и грустно было нам умирать поодиночке, так как нам объявлено было, что нас расстреляют по одному. Были написаны письма родителям и знакомым. Два последние дня после смерти Сережи казались нам годами. Ничего не ели и уже, конечно, не пели…» После расстрела Сергея прошел всего один день – и 20 февраля 1921 года отряды повстанцев вошли в Тобольск. В эти же дни товарищи Сергея были выпущены из арестного дома, а расстрелянного юношу с почестями похоронили у стены СофийскоУспенского собора. Девятый день со дня его смерти совпал с днем его шестнадцатилетия. Так племянник епископа Гермогена и сын протоиерея Ефрема до конца выполнил свой обет «встать в ряды патриотов, стремящихся восстановить честь поруганной Родины». Сергий Долганев «положил душу свою за други своя», исполнив тем самым великий закон Христовой Любви.

Прошли похороны. Отзвучали надгробные речи, отзвуки которых доносятся до нас со страниц повстанческой газеты «Голос Народной армии». «Тобольск, 3 марта 1921 г. Редакция посвящает этот номер памяти юного герояпевца и мученика народного освобождения Сережи Долганева, безвременно погибшего от кровавой руки коммунистов.

А также ВСЕМ ВАМ, юным и молодым, сильным телом и духом, ВСЕМ ТЕМ, кого в раннюю могилу бросила не будничная смерть, а грубое и жестокое насилие, за то, что ВЫ верили, ждали и угадывали правду жизни и за нее боролись... В стране рабов – ВЫ юные апостолы ниспровержения рабства. Творчество, сплетающееся со свободой правды, свивающееся с любовью, посещает души немногих...

Вами начато великое дело – освобождение от тьмы и плена Родины. Мы с гордостью кладем на Ваши свежие еще насыпи венок, сплетенный словами молитвы из слез нашей скорби и радости грядущего освобождения».

В этом же номере было напечатано стихотворение «На смерть Сережи Долганева», подписанное псевдонимом «Исетский». Оно явно имело своим прототипом лермонтовское «На смерть поэта». Не Лермонтов, конечно, однако вопрос о стихотворном качестве здесь не уместен.

НА СМЕРТЬ СЕРЕЖИ ДОЛГАНЕВА

Дайте же ответ, зачем вы погубили

Невинное дитя во цвете юных лет,

И наглою рукой преступно потушили

Пленительной души сияющий расцвет?

Не вы ли нам когда-то обещали

Священно охранять достоинство людей,

Но вместо радости на родину наслали

Вы дикую орду преступных палачей,

Которые закон и право попирали,

Не ведая совсем ни чести, ни стыда –

За светлые мечты позорно убивали

В сумраке ночей без всякого суда.

Но кровь невинная без следа не исчезнет,

Как мрак ночей – рассвета не убьет;

Поруганный закон торжественно воскреснет

И ваших палачей к ответу призовет.

…Прошли похороны. Давались новые обеты. Завершая воспоминания о своем погибшем товарище, Алексей Гольцов клянется продолжить начатое Сергеем дело: «Спи, друг, спокойно и верь, что жизнь твоя, положенная на алтарь отечества, во имя счастья нашей родины, принесла нам пользу, не каплю в море, а целый океан сил, идущих на освобождение угнетенных «коммунизмом», и мы продолжим начатое дело до конца».

…Заалтарное кладбище под стенами Софийско-Успенского собора, как и практически все церковные кладбища, не сохранилось. На месте бывшего погоста уцелели немногие старые надгробия. Затерянные могилы скрылись под брусчаткой, и нам не известно место упокоения Сергия Долганева. Сейчас мы можем помолиться и поклониться ему на месте бывшего кладбища.

Символично, что место упокоения мученика Сергия и рака с мощами священномученика Гермогена в Софийско-Успенском кафедральном соборе пребывают совсем рядом. Их отделяет лишь храмовая стена. Это здесь, на земле. В Царствии же Небесном души их, вместе со священномучеником Ефремом, пребывают нераздельно.

У могилы матушки Варвары, фотография которой была прислана нам правнуком священномученика Ефрема Ярославом Коверниковым, выросли рядом три березы. Одна из них, могучая, олицетворяет священномученика Гермогена, вторая, потоньше, – священномученика Ефрема, и третья, совсем тоненькая, – юного мученика Сергия. Вечная им Память!

Галина Викторовна КОРОТАЕВА,
Тобольская духовная семинария