|
Часть 4. Разные судьбы (1919-1999)
1. Первые послеоктябрьские годы.
Ликвидация Владимирского
сиропитательного заведения
По сведениям тюменского «Дома ребенка», на 8 августа 1919 года, когда в Тюмень
вошла Красная армия и была установлена
советская власть, в приюте для детей-сирот
осталось тридцать два малыша в возрасте
до трех лет. Старшие воспитанники разбежались. Храм во имя праведного Симеона
Богоприимца был закрыт. Владимирское
сиропитательное заведение ликвидировано.
9 сентября 1919 года тюменским отделом социального обеспечения было принято
решение организовать на базе сиропитательного заведения «Дом матери и ребенка», но
уже в другом здании. Выделили деревянный
дом купчихи Гусевой. Заведующей назначили молодую коммунистку Марию Шулину,
имевшую три класса образования. Через год
ее сменила окончившая ясельные курсы в
Москве Мария Стрельникова.
На основе воспоминаний Станислава Иосифовича Карнацевича, известного
тюменского врача-педиатра и почетного
гражданина города Тюмени, закрытие приюта для детей-сирот сдвигается на более
поздний период.
С начала гражданской войны Станислав Карнацевич служил врачом в Красной
армии. В 1920 году он подает заявление о
своем переводе в Тюмень на должность военврача и начинает специализироваться как
врач-педиатр, работая по совместительству в
детских учреждениях Тюменского губздрава.
Из воспоминаний С.И. Карнацевича:
«Колоссальная смертность детей раннего
возраста отмечалась в сиротском доме,
расположившемся в сиропитательном заведении на улице Республики». С учетом
биографических данных Карнацевича такое
замечание могло относиться к 1920 году.
Анатолий Анатольевич Кононенко, из книги
которого «Тюмень на перепутье: Власть и
общество в 1917-1921» взяты эти воспоминания, пишет, что в 1920 году сиротский
приют получил среди тюменцев название
«фабрика ангелов», так как при нем находилась домовая церковь «для удобства
отпевания умерших детей».
Документально подтверждено, что последний настоятель Симеоновской церкви
при сиропитательном заведении протоиерей Михаил Иноземцев в октябре 1920
года уже являлся настоятелем храма
Михаила Архангела. Церковное имущество Симеоновского храма также было
перевезено в храм Михаила Архангела.
Однако, даже при условии того, что в
1920 году в приюте для детей-сирот уже
не было действующей церкви, отпевание
усопших могло совершаться в бывшем
помещении храма.
2. 1920-е – 1940-е годы. Тюменская
совпартшкола. Школа шоферов
В опустевшем сиротском доме разместился новый хозяин: Тюменская
совпартшкола. Хронологический отрезок
ее существования в здании бывшего
сиропитательного заведения остается
предварительным.
Валерий Александрович Чупин полагает, что совпартшкола разместилась в
доме под номером 50/24, на углу улицы
Республики и Базарной площади, в начале 1929 года. Со своей стороны, до
выявления дополнительных документов,
мы будем придерживаться версии о том,
что совпартшкола разместилась здесь после ликвидации сиропитательного заведения
около 1920-1921 года.
Временные партийные школы и политические курсы стали создаваться в Сибири сразу после восстановления советской власти.
На постоянной основе губернские и уездные
совпартшколы появились в апреле-мае 1920
года. Тюменская совпартшкола создавалась
как губернская; с 1923 года, после упразднения Тюменской губернии, стала, в составе
Уральской области, окружной. Совпартшколы
подразделялись на три типа:
1. I-й ступени – с трехмесячным курсом
обучения для рабочих и четырехмесячным
для крестьян. Ее главной целью было преподавание элементарных политических знаний
низовым работникам на местах.
2. II-й ступени – с целью подготовки партработников. Она комплектовалась из лиц,
окончивших школу I ступени или имеющих
знания по общеобразовательным предметам
в объеме, необходимом для обучения в совпартшколе. Курс обучения длился один год:
шесть месяцев общетеоретических занятий,
остальное время – на спецотделениях,
включающих экономическое, лекторское,
административно-правовое, политико-просветительское отделения и отделение партийного строительства.
3. III-й ступени – так называемый Коммунистический университет, с трехлетним
курсом обучения: два года – общетеоретический курс, один год – специализация. Здесь
планировалась подготовка нового поколения
всесторонне образованных марксистов на
смену старых партийцев.
С момента восстановления советских
органов власти на территории Тюменской
губернии ощущался острый дефицит кадров.
Согласно анкетам работников Тюменского
губревкома, в 1920-1923 годах уровень образования представителей власти, сформировавшихся из местного населения, оставался
предельно низким. В губернских учреждениях
до 80% сотрудников имели среднее и низшее
образование. На уездном и волостном уровнях преобладало абсолютное большинство
работников с низшим или домашним образованием. К 1924 году ряды совслужащих
стали пополняться лицами, окончившими
совпартшколу. 7 мая 1931 года на заседании Малого президиума Уралоблисполкома,
посвященном работе с национальными меньшинствами, было принято
решение об открытии при тюменской
совпартшколе отделения национальных меньшинств на 30 человек.
По материалам исследования
В.А. Чупина, в здании бывшего
сиропитательного заведения, принадлежавшем теперь совпартшколе,
была произведена серьезная реконструкция. Одиннадцать дровяных
печей были переоборудованы под
топку углем. Побелены стены и
потолки; закрашена церковная роспись. Устанавливались и убирались
перегородки, закладывались двери,
пробивались окна. Вместо лестничных клеток были устроены комнаты.
Коридор соединился с кухней, умывальня с лестницей.
Из пяти церковных главок осталась одна, центральная. Колокольню
разобрали. Помещение храма превратилось в актовый и зрительный зал.
Алтарь переоборудовали под сцену, из
досок сколотили кинобудку. Бывшая
столовая превратилась в читальный
зал. Во дворе снесли забор и ворота, постепенно уничтожались сад и огород. Часть
сада стала улицей Орджоникидзе.
В здании совпартшколы действовал избирательный участок. В день выборов шли
голосовать семьями. Брали детей, чтобы
посмотреть кино.
Слушатели совпартшколы участвовали в
общественной жизни города. Газета «Трудовой набат» от 27 марта 1924 года сообщала,
что «на площади состоялось футбольное
состязание 2-х рабочих ячеек РКСМ – заречной и металлистов. Несмотря на то, что в
группе металлистов было несколько инструкторов по спорту, заречная ячейка загнала их
4 на 2. Молодцы заречные комсомолята, ни
в чем не отстают… На днях думают сделать
состязание с железнодорожной ячейкой, а
24 июня – погонять и партшколу [выделено
нами – Г.К.]».
Одним из известных руководителей и
преподавателей совпартшколы был заведующий ее орготделом Владислав Владимирович
Северный.
Из биографии В.В. Северного. В 1926
году окончил Московский университет. В
Тюмени с 1926 года. В совпартшколе служил
до 1930 года, после чего получил назначение на должность директора вновь организованного Тюменского агропединститута, с
которого начала отсчет история Тюменского
государственного университета.
К шестнадцатой годовщине Октября
(1933 год) ежедневная газета Тюменского
горкома ВКП(б) и городского Совета депутатов трудящихся «Красное Знамя» рапортовала: «До Октября в Тюмени и уезде было
3 средних учебных заведения (реальное
училище, коммерческое училище, женская
гимназия), 2 высших начальных училища
и около 30 церковноприходских школ. Во
всех этих школах обучалось около 2 500
человек. На данный момент в Тюмени и
районе имеется 95 школ I и II ступени,
5 техникумов, областная кооперативная
школа, областная школа профдвижения,
совпартшкола, 5 школ ФЗ и пединститут
с рабфаком при нем. Общее количество
учащихся около 20 000 человек».
Тюменская совпартшкола достоверно
действовала до 1936 года. В биографии
нашего земляка, Героя Советского Союза
Павла Петровича Молодых, сообщается, что
он окончил ее в 1936 году.
Перед началом Великой Отечественной
войны в здании бывшей совпартшколы действовала Тюменская школа шоферов, а в
годы войны (1941-1944) здесь разместился
Тюменский пединститут. Здание бывшего
коммерческого училища Колокольниковых
на Затюменском мысу, где он до этого находился, было отдано под военный госпиталь.
3. 1941-1944 годы.
Тюменский пединститут
в годы военного лихолетья
22 июня 1941 года, через несколько
часов после объявления войны, студенты
пединститута собрались в учебном корпусе
на Луначарского. К вечеру того же дня началась эвакуация в новый учебный корпус.
Руководство переездом было возложено на
декана физико-математического факультета
Эдуарда Карловича Хилькевича, пользовавшегося среди студентов и сотрудников
большим авторитетом и уважением.
Из Приказа по пединституту за № 117
от 25 июня 1941 года: «Приказываю к 9
часам вечера окончательно закончить освобождение здания института и общежития по
ул. Луначарской д. № 5, а также читальни
и складов. В новых учебных зданиях (Школа шоферов и школа № 19) оборудовать
кабинеты и аудитории с таким расчетом,
чтобы 26 июня с 9 ч. утра возобновилась
нормальная работа по расписанию во всех
отделах института». Срочность переезда
была продиктована тем, что институт готовил
ускоренный выпуск. Все лето и осень 1941
года студенты набора 1938 года учились
без перерыва.
Здание бывшей школы шоферов, куда
переехал пединститут, было небольшим.
Теперь институт располагал всего одиннадцатью аудиториями. Даже с учетом того,
что контингент студентов и преподавателей
сильно сократился, заниматься приходилось
в две-три смены.
Из воспоминаний институтской машинистки Ольги Федоровны Скрябиной: «На
второй день войны здания пединститута и
студенческого общежития были освобождены под госпиталь. Лабораторное, учебное,
хозяйственное имущество и инвентарь
перевезли в вечернюю среднюю школу
№ 19 по соседству с центральной библиотекой напротив Дворца пионеров. Библиотечный фонд отправили в складское
помещение на улице Республики во дворе
бывшего рыбного магазина. Институту было
предоставлено учебное здание на углу улиц
Республики и Орджоникидзе.
Около ныне существующего каменного
здания, вернее, во дворе, в то время находились два небольших деревянных строения.
В одном из них разместились бухгалтерия,
канцелярия, библиотека и склад. Более вместительное помещение отдали под кухню и
столовую. Возле ворот стояла каменная будка, куда сложили не пользующиеся спросом
книги. Выбитые оконные стекла заменили
фанерой и досками, так что к концу войны
здания имели весьма неприглядный вид.
Почти все военные зимы были суровые
и снежные. Железнодорожные пути заносило
до такой степени, что движение поездов прекращалось. Коллектив института неоднократно выходил на помощь железнодорожникам.
Расчищались большие участки железнодорожного полотна. По окончании работ всех
кормили бесплатным обедом. Осенью 1941
года из числа рабочих и служащих была
организована бригада по заготовке грибов
для общественного питания. Грибов в ту
осень было великое множество, и за две
недели институтская бригада смогла засолить
сразу несколько бочек, которые передали в
студенческую столовую».
В первый военный год число институтских преподавателей уменьшилось на треть.
В июньские дни 1941 года ушел на вторую
в своей жизни войну военрук А.С. Могилев,
погиб. Через несколько месяцев только что
окончивший школу его сын Володя тоже ушел
«защищать Родину и папу», погиб. Не вернулись с войны десятки других талантливых
ученых и педагогов.
Среди документов пединститута 19411943 годов было немало приказов, начинающихся со слов: «Считать выбывшими в ряды
РККА следующих студентов…». С очного и
заочного отделений пединститута на фронт
отправились свыше 200 студентов, многие
из них погибли. Сохранилось адресованное
родным письмо студента факультета русского
языка и литературы Александра Сергеева.
Сам он в 1942 году был отправлен на фронт.
Пропал без вести.
«26/VIII – 41 г.
Здравствуйте, дорогие родители – папа,
мама, сестра Зоя, братья Витя, Володя и
Женя!
Шлю Вам привет и желаю всего хорошего. Во-первых, сообщаю, что нахожусь в
Тюмени, жив и здоров. Долго вам не писал,
потому что думал, что возьмут в армию. Но
пока, как числится в призывном свидетельстве, оставили «до особого». Расскажу, как
дела с учебой. Первый курс закончил на
стипендию. Отдыхали мы всего месяц (июль),
а с первого августа начались занятия на
втором курсе. В связи с объявлением войны,
в жизни студентов и города многое изменилось. Институт перевели в другое здание.
Вместо 4-х лет обучения нам учиться всего
3 года, т.е. еще 2 года, даже меньше, за
счет ускоренного прохождения программы.
Работы хватает и в учебе, и в физической работе. Каждый выходной выходим на
воскресник – то в колхоз, то на производство. Иногда приходится подрабатывать на
пропитание. Денег на лето дали 130 руб.,
…так я купил сапоги. Цены подорожали,
студенческую столовую ликвидировали, хлеба
дают по 500 грамм на день. Вот и приходится то дрова пилить по вечерам, то еще
что-нибудь. А от стипендии, сами знаете,
урывают крепко, то в фонд обороны, то
что-нибудь еще.
Сообщаю цены на продукты: мука совсем
не продается, масло 70 руб. килограмм, хлеб
из-под полы 5 руб. килограмм, на рынке
картошка 15-20 рублей ведро, табак-самосад
2 р. 50 к. стакан, папирос нет, морковь 2 р.
десяток, огурцы 8 р. десяток, помидоры по
рублю штука, молоко по 3, а иногда по 4
рубля литр и т.д. Из одежи на барахолке
тоже все дорогое.
Мама и папа, получил от вас письмо и
50 рублей на дорогу. Думал приехать, да
военкомат не отпустил, так что теперь придется приехать после армии или из военной
школы. …Из города выезжать нельзя. Отпуск
можно взять, когда призовут в школу.
По институту у нас взяли почти всех
ребят старшего возраста. Кого – сразу на
фронт, кого – в школы (это 1918, 1919,
1920 годов рождения). А 1921-го и 1922-
го пригодимся, видимо, к зиме. Военком
сказал, что нас возьмут как пополнение в
школы военобуча в октябре месяце, когда
пройдет обучение и пойдет на фронт первый
комплект. В общем, пойдем, как говорится,
второй партией. Пока до осени учимся. Доучиваться придется когда-нибудь, а, может,
и не придется совсем. А на фронт пойдем
– и я, и товарищи. Война требует много
людей и жертв.
Так живу ничего. Только пиджачок,
мама, порвался. Хожу в рубашке, брюках и
сапогах. Но, главное, сапоги справил. Рубашку бы надо, да и так хорошо. Интересно бы
у вас побывать, да что поделаешь? Авось,
увидимся…»
В начале июля 1941 года при пединституте был создан штаб противовоздушной и
химической обороны (ПВХО) и сформирован
отряд самозащиты. Студенты проходили
строевую и военную подготовку, изучали
топографию местности. В учебный план
были введены курсы по военно-санитарной
подготовке. Студенты с факультета иностранных языков учились по программе военных
переводчиков.
В нелегких военных условиях учиться
помогали молодость, оптимизм и непоколебимая вера в победу. На занятия ходили
все, серьезно готовились к сессиям, добросовестно отрабатывали педпрактику. Среди
студентов были сталинские стипендиаты.
Лучших награждали грамотами, благодарностями, ордерами на одежду и обувь.
Четыре военных года проучилась на литфаке Лариса Георгиевна Беспалова – будущий преподаватель кафедры русского языка,
известный тюменский краевед и публицист.
Окончила Тюменский пединститут в 1945
году. Отличница, сталинская стипендиатка.
Из воспоминаний Ларисы Георгиевны:
«Во время Великой Отечественной войны
Тюмень была за тысячи километров от
фронта. Мы не знали бомбежек и оккупации, но и здесь жизнь была суровой. Все
шло на нужды фронта. Питались неважно.
Писали, кто на чем, бумаги не было. В выходные … убирали снег с железнодорожных
путей. По льду Туры с фанерокомбината
на товарную станцию возили на санках
деревянные корпуса для противотанковых
мин. В госпиталях под диктовку раненых
писали письма. В летние и осенние месяцы
работали в колхозах. Аня Ширыхалова три
раза ходила в военкомат с просьбой взять
ее в действующую армию. Мы ее просили:
«Скажи, что некоторые девушки из нашей
группы тоже хотят на фронт». Но военком
дал твердый отказ. Надо было продолжать
учиться.
В июле 1941 г., в обстановке строгой
секретности, в Тюмень был доставлен саркофаг с телом Ленина, который
поместили в одном из лучших
зданий города – сельхозтехникуме. Тюменцы долго не
догадывались, почему в Тюмень прибыл крупный ученыйбиохимик Б.И. Збарский, а у
техникума появилась строгая
охрана.
Самые хорошие отзывы
о Збарском я слышала от
своего брата Жени – ученика
10-го класса 25-й школы. Борис Ильич преподавал у них
математику. Двоек он никогда
не ставил, а говорил: «Подготовьтесь! Завтра я Вас спрошу». Ребятам стало известно,
что свою зарплату за работу в
школе он не брал, а перечислял
в Фонд обороны. В институте
на кафедре естествознания с
1942 по 1944 гг. преподавал его
сын Илья Борисович Збарский,
а в нашей группе некоторое время вела
немецкий язык его жена Евгения Збарская.
Когда немецкий был последней парой, Збарский за ней заходил. Если после звонка она
задерживалась, он заглядывал в аудиторию
и приветствовал нас. Привлекало его лицо
– умное, интеллигентное».
Занятия в 1941 году начались только 15
октября, так как основная часть студентов
была занята на сельхозработах. На четырех
факультетах (физмате, литфаке, естествознания и иностранных языков) учились 252
студента. Читальный зал отсутствовал. Директором института был выпускник Высших
московских педагогических курсов Василий
Михайлович Тихонов.
В 1941 году состоялись два студенческих выпуска: один – летом (очередной),
второй – в ноябре (военный). Прощального
вечера у ноябрьских выпускников не было.
В коридоре висела карта Омской области.
Молодые педагоги разъезжались в осиротевшие школы, где месяцами не велись
общеобразовательные предметы.
Вспоминает выпускница Тюменского пединститута 1941 года, преподаватель физики
Серафима Георгиевна Полянская: «В 1941
году институт перевели в здание бывшего
Владимирского сиропитательного заведения.
Места было мало, учились в две смены. Осень
1941 года выдалась очень холодной, в аудиториях сидели в пальто. Почти все из нашей
группы ушли на фронт, остались единицы».
В июне 1941 года сокурсник Серафимы
Полянской Аркадий Соколов вместе с семнадцатью товарищами подал заявление с
просьбой об отправке на фронт. Был определен в Томское артиллерийское училище,
затем на передний край. Погиб в 1944 году.
Другой ее однокашник, Анатолий Телешов,
закончил учебу с отличным аттестатом. «Он
бы наверняка стал ученым – такие были
у него любознательность, ум и память», –
рассказывает Серафима Георгиевна. – «В
армию Анатолия не брали из-за слабого
зрения. Получив диплом, он поехал работать
учителем. Уже в сельском военкомате добился своего и ушел на фронт. Погиб под
Ржевом».
В 1942-43 годах рассеялись последние иллюзии о скором окончании войны.
Вслед за отцами на фронт стали уходить
сыновья. Среди них был только что окончивший десятый класс сын декана физмата
Э.К. Хилькевича Владислав. Погиб в 1943 году.
В декабре 1943 года пединститут начал
готовить военруков. За короткий срок курсантов обучали военному делу и физвоспитанию. Оставшиеся в тылу преподаватели
и студенты перестраивали учебу и работу
на военный лад. В первый год войны было
организовано обучение студентов на сельхозтехнике. Все лето и осень 1941 года
будущие педагоги работали в поле. Косили
и убирали сено, копали картошку. В 1943
году из сотрудников института была организована бригада по обмолоту зерна. Директор
института В.М. Тихонов на два месяца был
командирован в Кулаковский сельсовет для
проведения сева. Зав. кафедрой русского
языка и литературы доцент Г.П. Василевский
выехал на уборку урожая.
Работы хватало и в здании института.
Здесь было печное отопление, и зимой 1941
года остро встала проблема заготовки дров.
Пилили во дворе института и на берегу Туры
бригадами по пять человек. Каждому была
установлена норма по два кубометра готовых разделанных дров или четыре кубометра
кругляка. Так пережили первую военную
зиму. К следующим отопительным сезонам готовились заранее. Из воспоминаний
Э.К. Хилькевича: «Мы чередовали научную
работу с непосредственной помощью фронту.
Хорошо помню, как в конце 1942 года наш
коллектив взял обязательство заготовить по
четыре кубометра дров для электростанции,
питавшей током военные заводы. К этой
работе нас, научных работников, никто не
принуждал, но в декабре, по глубокому
снегу, в мороз, мы с преподавателем института Г.Н. Тарасенковым отправились на
лесозаготовки. Свалили огромную сосну, от
которой отказывались другие. Когда ее разделали, оказалось, что только из одной этой
сосны получилось шесть кубометров дров!
Такая работа, наверное, не затруднила бы
привычных лесорубов, но нам, работникам
умственного труда, она казалась очень тяжелой. Поддерживала только мысль о том,
что наш скромный труд был нужен фронту».
Военные студенческие наборы были небольшие: в 1941 году вместо 300 человек по
плану было принято 187; в 1943-м вместо
плановых 270 – 143; в 1944-м – 150. Зачисляли без вступительных испытаний, учились
практически одни девушки. Одной из главных
проблем в работе института военного времени был неполный по количеству и слабый по
подготовке состав студентов, принимаемых
на I курс. После первой экзаменационной
сессии примерно третья часть выбывала по
неуспеваемости.
Обучение студентов в сокращенные сроки
продолжалось недолго, так как оно не могло
обеспечить необходимого качества подготовки
специалистов. В июне 1942 года учебные планы с сокращенными сроками обучения были
отменены. Благодаря увеличению ассигнований на содержание вузов, с 1943 года успевающим студентам были введены стипендии: на
первом курсе – 140 рублей, на втором – 160,
на третьем – 185, на четвертом – 210.
Из приказа по пединституту за № 12 от
8 февраля 1943 года: «Студенчество нашего
института в основной массе обнаруживает
полное сознание своего долга перед Родиной, работает напряженно и продуктивно.
Многие студенты показали на экзаменах
хорошие знания и умение толково и последовательно излагать свои мысли. Студенты
института имеют все необходимое для работы, какой требует от нас страна и фронт.
Мы можем и должны добиться стопроцентной
успеваемости в итоги сессии».
Вспоминает студентка пединститута 19421946 годов А.Н. Холодковская: «До обеда
мы учились, потом заходили в столовую, где
получали свою пайку хлеба. Хлеб почему-то
всегда брали на день вперед, в понедельник
– вторничную пайку и т.д. В воскресенье,
когда не учились, работали без хлеба, впроголодь. Всю неделю после занятий ходили на
работу. Вылавливали лес из Туры, работали
на заводах, расчищали железнодорожные
пути. Часам к десяти возвращались домой
и садились готовиться к семинарам».
Ни одного свободного дня у студентов не
было. В первый год войны было проведено
27 воскресников на городских заводах, на
пристани, на железнодорожной станции.
Все заработанные деньги перечислялись в
Фонд обороны страны и на строительство
авиаэскадрилий «Омский комсомолец» и
«Боевые подруги». В 1943-44 гг. туда было
передано 13 144 руб. Девушки собирали для
солдат теплые вещи, к праздникам отправляли посылки с продуктами и табаком. Студенты работали в госпиталях, шефствовали
над детскими домами в Тюмени и Каменке,
помогали семьям фронтовиков.
Из воспоминаний Л.Г. Беспаловой: «В
начале летних месяцев наша студенческая
группа в основном работала в госпиталях,
где мы помогали уходу за ранеными. В
июле нас стали посылать на уборочную в
колхозы. Мы с Маргаритой Зайцевой попали
в Аромашевский район, в деревню Вилкову. Поселились в доме одной деревенской
жительницы, спали на высоких полатях.
Работали сначала на сенокосе, потом на
уборке зерновых и на вязке снопов. Лучше
всего было вязать снопы из мягкого овса.
Рожь была грубая, царапалась и кололась.
Домой отпустили в самом конце сентября, и деревенский парнишка повез нас до
Голышманово. Когда мы садились в повозку,
то увидели там два мешка с мукой. Возница
сказал, что за хорошую работу нас наградил председатель. 10-килограммовый мешок
муки был тогда настоящим сокровищем! На
станции мы купили билеты до Тюмени, но
в вагон нас не пустили, так как во время
войны перевозка муки запрещалась. От
страха, что поезд уйдет, мы расплакались.
Стали объяснять, откуда у нас эта мука.
Проводница сжалилась над нами и пустила
в вагон».
Для студентов-фронтовиков институтская
жизнь оставалась самым светлым воспоминанием. В письме, адресованном декану
литфака Кржижановскому, рядовой Н. Давыдов писал: «Хочется пожелать коллективу
студентов и преподавателей успешной учебы
и работы. Каждый отлично сданный зачет
– это настоящая бомба по фашистам!» Девушки-студентки находили адреса молодых
фронтовиков и писали им письма. В ответ
бойцы присылали «незнакомой студентке»
фронтовые треугольнички. Л.Г. Беспалова
вспоминала о своей переписке с рядовым
Н. Губиным: «Он просил писать, как живет
город, как обстоят дела в институте, нормально ли идет учеба». – «Фронтовиков, –
писал он, – очень интересует гражданская
жизнь. К тому же бывает тяжело, когда
не получаешь писем». В 1943 году Лариса
Георгиевна получила от командира части
извещение о гибели Н. Губина.
В годы войны остро стояла проблема
научно-педагогических кадров. Институт выходил из положения за счет эвакуированных
специалистов. Так, в 1943-1944 учебном году
некому было вести курс основ марксизмаленинизма, и горком ВКП(б) направил в
пединститут преподавателей Тюменского
пехотного училища. Среди них был Павел
Иванович Рощевский. В 1946 году он стал
завкафедрой истории, разработавшей научное
направление по изучению общественно-политической и социально-экономической истории
Тюменского края XIX-XX столетий.
Несмотря на огромную
учебную нагрузку, бытовую
неустроенность и тяжелую
физическую работу, институтские преподаватели
не прекращали своих научных исследований. С 1
по 7 февраля 1942 года в
пединституте прошла преподавательская научная конференция, где были заслушаны
доклады по математике, химии, географии, психологии,
русскому языку и литературе. Особый интерес вызвали
доклады профессора С.Р.
Мордашева «Химия веществ,
вызывающих рак» и доцента
А.Я. Граусмана «Новые
методы производства строительных материалов». В институте, хотя и с перерывами, действовали студенческие
научные кружки: литературный,
зоологический, химический, географический.
Несмотря на трудности военного времени, тюменский пединститут из года в
год пополнял число дипломированных специалистов. За четыре военных года было
выпущено более 400 учителей. Постепенно
улучшалась материальная база. Удалось
получить помещение для студенческого
общежития на 50 человек. В апреле 1944
года тюменский пединститут возвратился в
принадлежавшее ему до войны здание на
Луначарского, после чего переехал в корпус
на улицу Володарского, 6.
При написании раздела были использованы материалы из Музея истории Тюменского
государственного университета.
(Продолжение следует…)
Галина Викторовна Коротаева,
Тобольская духовная семинария
|
![Перейти в раздел [Документы]](../images/doclogov.gif)
