№1 2012 г.         

Слава Богу за утешение нас праздником Крещения!

Праздник Богоявления Господня памятен мне с самого раннего детства. Ведь мы ребятишками, а нас в семье было четверо, в крещенский сочельник с нетерпением ждали, когда папа придет из церкви и принесет святой воды. До «причастия» святой воды в сочельник не кушали, не пили ничего. Папа приходил под вечер весь обледенелый – помогал разливать святую воду. Воду освящали в сорокаведерных бочках возле храма. Там, на морозе, и разливали ее людям: не более пол-литра в одни руки – иначе всем не хватит. И вот папа, не раздеваясь, становился со всем семейством перед зажженной в переднем углу с иконами лампадкой, и мы пели трижды тропарь: «Во Иордане крещающуся Тебе, Господи…».
А потом нам наливали в стеклянный стаканчик несколько глоточков святой воды. Она была жгуче-холодной, с плавающими льдинками. А папа обматывал шарфом голову (чтоб не в шапке быть) и спешил вновь на улицу, на мороз, пока не начали таять и стекать сосульки и ледышки с одежды. На улице они с мамой или со старшими из детей опять пели тропарь и под его пение окропляли святой водой кропильцем из сухого сена: дом, постройки, корову, курей – все жизненно важное для семьи. И где кропили, там появлялся маленький крестик, начертанный мелом, в память о том, что здесь освящено святой водой. И мало-мало отдохнув, папа опять спешил в церковь на Всенощную.

В Ишиме после войны были открыты две церкви: Свято-Никольская городская и Покровская станционная. Служили тогда священники, отбывшие заключение в сталинских лагерях. Молодого духовенства я ни разу не видывал до 70-х годов. Старое духовенство придерживалось обычая не совершать ночных Богослужений ни на Рождество, ни на Богоявление. Всенощная начиналась в 4-5 часов вечера, а Литургия уже отдельно в утренние часы. В Рождество это было в 4 часа утра одинаково и в Никольской, и в Покровской церквах. Помню, кто-то из новых священников перенес службу на 7 часов утра, и это вызвало ропот у прихожан.

Приехавший в 1965 году на службу в Ишим сравнительно молодой священник о. Феодор Олексюк имел пастырскую мудрость и предпочитал сохранять традиции и обычаи, существовавшие на приходе до него. Впоследствии он и меня этому учил, как собственно нас и наставляли преподаватели Московской духовной семинарии – бережно относиться к местным традициям.

Еще отец Феодор учил, что какие-то решения или перемены в жизни прихода нужно предпринимать совместно с авторитетными прихожанами. Конечно, они могут в чемто не согласиться с настоятелем, но если решение разумное, правильное, то настоятель сможет-таки уговорить несогласных и сделать их своими союзниками. Тогда эти решения не вызовут отторжения у прихожан и священнику придадут авторитета. У старожилов Ишима сохранилась память об отце Феодоре именно как об авторитетном и деятельном батюшке. Почти 8 лет после семинарии посчастливилось мне послужить с ним в Никольском храме. Помню первое Богоявление, как волнительны были молитвы Великого освящения воды. Хотя о. Феодор мог как настоятель читать весь чин сам, но он предложил мне, первогодку, читать с ним попеременно. По сию пору я храню благодарность за его сочувствие и доброту.

Но помню, какое искушение возникло после освящения. Северные двери в храме открыть было нельзя – мороз, трубы водяного отопления перехватит, и вся система разморозится. Люди входят и выходят в центральный вход, достаточно широкий, при двух открытых половинках, около 2-х метров. Но вот все уже в храме за 20-25 минут набрали воды, можно идти, а не выйдешь – с улицы напирает толпа во весь двор. Крики, увещания доходят только до середины пробки, а люди здесь не могут реагировать никак. Сжаты.

После получаса такой недвижимой давки мне в одном подрясничке удалось протиснуться на крыльцо, упереться в косяк обеими ногами и всей спиной давануть на напирающих. Получилось. И люди посыпались с крыльца, но не беда – падать-то невозможно. А потом минут пять я грубо оттискивал напирающих с улицы и вытаскивал, вытаскивал из храма застрявших прихожан. Конечно, были ругань и брань в мой адрес, толпа-то состояла в основном из нецерковных людей.

На следующий год нашли простое и верное решение: разгородили широкий проход дощатой перегородкой и крупными буквами обозначили, где вход, где выход. Оставалась только проблема с доставкой воды, все приходилось делать вручную. Колодец вычерпывали до дна, ходили в ближайшие водоразборные колонки с флягами на санках.

Освящали 2,5 кубометра воды и примерно столько же добавляли по ходу разбора. В селе Шаблыкино (меня перевели в этот приход в 1989 году) воду освящали в общественном колодце. Чудный был колодец: глубина толщи воды более 10 метров и вкус замечательный. Народ за водой шел не спеша, а на службе стабильно было 20 человек. А в 1990 году мои ишимские знакомые уговорили меня освятить воду на Ишим-реке возле городского пляжа – склон там пониже и подход проще. Я согласился, да и самому было очень интересно восстановить этот обычай, прерванный долгими годами преследования Церкви. И вот, после всех положенных служб на Богоявление, мы с четырьмя-пятью пареньками и со столяром Николаем Павловичем, помогавшим мне в реставрации шаблыкинской церкви, приезжаем в Ишим на стареньком автобусе «Кубанец».

Глазам представилась невероятная картина: вся улица Береговая и прилежащие к ней улицы забиты машинами. Приблизиться удалось лишь метров на 500. Пробиться через мешанину людей и машин труднее, чем через сугробы. Ладно, лезем в обход по сугробам. С нами выносной крест, фонарь, хоругви, все свое я несу в сумке. Выбравшись на середину реки, я со столяром расчищаю снег и двумя топорами быстро рубим равносторонний Крест.

Нас окружает толпа не менее тысячи человек, пологий берег тоже весь черен от многолюдства, пожалуй, не менее трех тысяч, а, может, и поболее. Всему виной реклама по всем каналам СМИ. Еще когда рубили крест, по реке прошел крепкий, глухой рокот – трещал лед по всей реке, переходя в далекое эхо. И так «ухало» раза три, каждый раз вызывая крики и панику в народе. Многие разбежались к берегам, выбирались и на противоположный заснеженный берег. Вода пошла фонтаном, ведь люди прижали лед. Пока я прочел весь чин Великого освящения, вода покрыла полностью и вырубленный крест, и расчищенную площадку сантиметров на 15. По этой воде мне предстояло пройти к «иордани», трижды погрузить крест с пением тропаря Богоявлению. Благодаря тому, что валенки на мне были на босу ногу, я их быстренько снял и отдал столяру. Облачение прикрывало ноги, и немногие заметили, что освящал я воду босиком. Потом я, выйдя из воды, надел валенки, отошел подальше от не очень благоговейной толпы, тут же набирающей воду, и заканчивал молитвословия, обратясь на восток. А ноги в валенках блаженно горели. На следующий год в том месте воду освящала Никольская церковь. А мы перебрались поближе к Богоявленскому собору, где берег круче, но значительно меньше идти.

С годами набравшись опыта, теперь готовимся к освящению вод буквально с лета: на крутизне устраиваем из досок, колышков и земли ступеньки – отдельно для спуска и отдельно для подъема. Зимой, после Рождества, наши рабочие расчищают площадку и утрамбовывают снег по ее периметру. Очищенный от снега лед промерзает гораздо глубже, кроме того, в стороне от площадки прорубают полынью и поливают площадку несколько дней, наращивая еще 15 сантиметров. За два дня до Крещения пропиливают бензопилой контуры большого (не менее 10 метров) восьмиконечного креста, строго наблюдая, чтобы не пропилить лед насквозь, иначе вода зальет щель, и работа пропадет.

В сочельник рабочие выдалбливают лед внутри пропиленных контуров, и в конечном счете во льду образуется углубление в виде креста, дно которого отделяют от воды 20-25 сантиметров льда. Водой углубление наполняется непосредственно перед освящением. Когда Крестный ход выходит из собора, один рабочий бежит ко кресту и пешней пробивает маленькое отверстие в ледяном донышке. Пока дойдет Крестный ход и подойдет черед освящать крестом воду, вода уже достигнет нужного уровня.

Входом в торжественность праздника Богоявления для меня являются Царские часы. Я всегда их служу сам, на кафедре. Последняя стихира на девятом часе и последующее многолетие – это уже непосредственно начавшийся праздник. Припевы на паремиях навечерия – еще один всплеск радостного праздника, хорошая компенсация утомлению от забот по подготовке к двум водосвятиям и напряженного графика Богослужений с исповедями, проскомидийными поминаниями, с приходскими заботами, почему-то обычно обостряющимися в самый неподходящий момент. Сочельническое водосвятие у нас совершается в храме в больших пластмассовых емкостях, которые регулярно пополняются водопроводной водой через шланги.

Раздача во многом зависит от добровольных помощников, ведь люди идут за водой с момента освящения до глубокого вечера. Давно пришел к выводу, что на время Всенощного бдения не стоит прекращать раздачу, иначе накапливается толпа, которая не умеет не шуметь. Всенощная начинается в пять часов вечера с Великого повечерия, проходит полностью без перерывов, включая 1-й час. Так же бывает и на Рождество. А вот Литургия, если на Рождество служится в 4 часа утра, то в Богоявление в 7:30. К такому расписанию я привык с детства, и такое же застал в начале моего священнослужения. Так этого и придерживаюсь, правда, теперь, когда появилась возможность, на Рождество служится и поздняя Литургия.

Но вот отслужена Литургия в Богоявление. Время около 10 часов утра. Надеваю поддевку под саккос, валенки и белые варежки. Выстраивается Крестный ход, и начинаем: «Глас Господень на водах вопиет…» – и под колокольный звон, со стихирами идем в утреннюю морозную зарю на реку. А на реке тишина, а над рекой заря и голубое небо – для молитвы очень благоприятная обстановка. На лед выходят клирошане и небольшая группа прихожан. Остальные молятся на высоком берегу и ступеньках спуска. Так хочется, чтобы все присутствующие слились в единодушной молитве, потому читаю на пределе громкости. А в «иордани» парит и ходит речная вода, покрываясь тут же ледком. Когда морозец, приходится с усилием этот свежий ледок-то разбивать.

Сразу мокрые руки прилипают ко кресту. Не беда: после освящения — сразу в варежки! Окропление Крещенской водой для всех радость, даже для успевших продрогнуть. Так и идем, кропя народ, по ступенькам вверх, а по соседним ступенькам народ спускается к реке, удобно общаться и видеть радостные лица: у кого-то принятие благодати вызывает радость, а кто-то, может, и моему виду улыбается – красный нос, а под ним сосульки на усах и в бороде. Льдом покрыт и Крест в моих руках, и на кропиле образовались ледяные шарики, как бубенцы. Вот проходим корпус пединститута. Студенты и студентки снуют по своим делам, не выражая никаких эмоций – ни сочувствия, ни любопытства, будто не Крестный ход идет, а автобус мимо проезжает. «Придите, почерпите вси, духа Премудрости, духа Разума…» – это не для них, не про них. «Господи! Разбуди этих живых мертвецов!». Заходим в собор. Тут суета вокруг емкостей со святой водой. Очередь стоит спиной к нам и на праздничное приветствие и окропление не реагирует. Кажется, священнослужители и верующие мешают этим людям, пришедшим в храм за святой водой. Но нашего молитвенного подъема им не заглушить. Сбиваю сосульки с усов – и на амвон, на проповедь. Хочется докричаться до тех, кому мы «мешаем», зацепить хоть каким-нибудь словом о вечности, о Боге, о душе. «Господи! Помоги нам, немощным проповедникам, Великою Агиасмою, крещенскою водою, «скачущей в жизнь вечную», оживи души этих людей, обрати их дремучее суеверие в спасительную веру Православную!».

Ко Кресту под кропило идет народ верующий, радостный, вдохновленный службой и праздником. С бороды моей капают капельки, Крест в руках оттаивает и тоже «плачет». С кропила ледышки вместе с каплями святой воды падают на радостные, благодарные лица. Удовлетворение совершенного молитвенного труда обогревает душу. Вечером будет спокойная и торжественная служба с великим прокимном. Пришли бы детки наши певчие, конечно, с ними радостнее служить. Слава Богу за утешение нас грешных Его великолепными святыми праздниками!

Архимандрит Кирилл (ПАВЛОВ)