№9 2005 г.         

Священномученк Гермоген, епископ Тобольский и Сибирский

Епископ Гермоген (Долганов), 1918.

Священномученик Гермоген, епископ Тобольский (в миру Георгий Ефремович Долганов) родился 25 апреля 1858 года в семье единоверческого священника Херсонской епархии.

Первоначальное образование Георгий получил в Духовной школе родной епархии. Затем выдержал экзамен на аттестат зрелости при классической гимназии города Ананьева Херсонской губернии и поступил в Новороссийский университет, где окончил полный курс юридического факультета. Здесь же он прошел курс математического факультета и слушал лекции на историко-филологическом. Глубоко религиозный с детских лет, Георгий рано почувствовал влечение к подвижнической жизни. Но решительный шаг ему помог сделать архиепископ Херсонский Никанор (Бровкович). Окончив университет, Георгий поступил в Санкт-Петербургскую Духовную академию и здесь принял монашество с именем Гермоген. Посвященный в сан диакона, а 15 марта 1892 года в сан иеромонаха, он много потрудился как проповедник, принимая большое участие в кружке студентов-проповедников. В 1893 году иеромонах Гермоген окончил академию и был назначен инспектором, а затем ректором Тифлисской Духовной семинарии с возведением в сан архимандрита. Не ограничиваясь просветительской деятельностью в рамках семинарии, он создавал церковные школы и содействовал распространению миссионерства среди населения российской окраины.

14 января 1901 года в Санкт-Петербурге в Казанском соборе состоялась хиротония архимандрита Гермогена во епископа Вольского, викария Саратовской епархии. Чин хиротонии совершали: митрополиты Санкт-Петербургский Антоний (Вадковский) и Московский Владимир (Богоявленский), епископ Гдовский Вениамин (Казанский). В 1903 году его назначили епископом Саратовским и в том же году вызвали для присутствия в Святейшем Синоде. Став правящим архиереем, святитель особое внимание обратил на развитие миссионерского дела. Строились новые церкви, скиты, молитвенные дома и часовни. В монастырях вводились уставные церковные службы и пение, выписывалась братия с Афона и из других обителей, отличавшихся строгостью жизни и соблюдением устава. К миссионерской деятельности епископ привлек много верующих людей, многих с высшим образованием. Началось издание брошюр и листков по вопросам веры для широкого распространения в народе, которые бесплатно раздавались по церквам и в школах. Были организованы религиозные чтения и внебогослужебные беседы.

Во время революционных беспорядков 1905 года владыка делал все возможное, чтобы отрезвить мятущийся духом народ. Несмотря на нездоровье, он почти каждый день совершал богослужения и произносил вдохновенные проповеди. Он предложил рабочим собираться для решения вопросов религиозной и общественной жизни. Эти собрания происходили при его участии. Во всех городских храмах по благословению владыки совершались ежедневные вечерние богослужения, говорились проповеди, разъяснявшие существо событий и раздавались книги, так что народ довольно скоро разобрался в происходящем, и волнения прекратились.

Похороны свч. Гермогена. У пристани

С большой любовью и уважением относился к епископу Гермогену святой праведный Иоанн Кронштадтский, который говорил, что за судьбу Православия он спокоен и может умереть, зная, что епископы Гермоген и Серафим (Чичагов) продолжат его дело, будут бороться за Православие. Отец Иоанн, предрекая мученическую кончину святителя, писал ему в 1906 году: «Вы в подвиге; Господь отверзает небо, как архидиакону Стефану, и благословляет Вас». На очередной сессии Святейшего Синода в конце 1911 года епископ резко разошелся во мнениях с обер-прокурором Синода В.К. Саблером по поводу попытки введения в Православной Церкви корпорации диаконис и чина заупокойного моления об инославных. Епископ выступил в защиту церковных канонов. Обер-прокурор Саблер при молчаливом согласии заседавших в Синоде архиереев стоял на своем мнении. И 15 декабря 1911 года епископ Гермоген послал телеграмму Государю как верховному защитнику и охранителю устоев православного государства. Он писал: «В настоящее время в Святейшем Синоде поспешно усиливаются проводить некоторые учреждения и определения прямо противоканонического характера... Тем оказывая открытое попустительство и самовольное бесчинное снисхождение к противникам Православной Церкви».

Обер-прокурор Синода Саблер подал Царю доклад с просьбой уволить епископа Гермогена от присутствия в Святейшем Синоде, повелев ему отправляться в епархию. 7 января указ об увольнении был объявлен преосвященному Гермогену. Сам епископ по поводу своего увольнения писал: «Я неоднократно указывал членам Синода на необходимость рассмотрения вносимых обер-прокурором дел, а не только их проведения согласно желаниям и видам светской власти, ибо сейчас, когда в Церкви наблюдается полный развал, голос Синода должен быть твердым, ясным, определенным и строго согласованным с канонами и учениями Церкви. Своими выступлениями в Синоде я начал борьбу не с иерархами, в Синоде заседающими, — их положение я понимаю, — а с тем чиновничьим отношением к делам Церкви, какое наблюдается в Синоде за последнее время, и мое критическое отношение к проектам, выдвигаемым обер-прокурором, прежде всего не нравилось самому обер-прокурору, и по его представлению состоялось мое удаление…» 15 января Император в телеграмме на имя обер-прокурора потребовал, чтобы преосвященный Гермоген немедленно выехал из города. Обер-прокурор передал епископу, чтобы тот не позднее следующего дня отбыл в Саратов. Епископ был болен и просил разрешения пробыть в Санкт-Петербурге три дня. Обер-прокурор отказал.

Узнав, что архиерей не уехал, Саблер просил Императора уволить преосвященного Гермогена от управления Саратовской епархией и сослать в Жировицкий монастырь. Император согласился, и в тот же день, 17 января, подписал указ об увольнении его от епархии с местопребыванием в Жировицком монастыре. Подъезжая к Жировицам, владыка еще издали услышал колокольный звон. Настоятель и братия вышли встречать святителя. Монастырский двор был заполнен народом.

Поселившись в двух небольших комнатах, святитель вел привычный для себя образ жизни подвижника; ложился поздно, но вставал неизменно в семь часов и часто служил. На его службы в монастырь приходило много народа из сел и из города Слонима.

Несколько лет спустя, находясь в Тобольске под стражей, Николай Александрович просил настоятеля кафедрального собора Владимира Хлынова передать епископу Гермогену земной поклон и просьбу простить его, Государя, за отстранение от кафедры. В ответ владыка передал ему земной поклон и в свою очередь просил прощения. Удаление светской властью правящего архиерея с кафедры без какого-то ни было разбирательства и соборного решения, как если бы Церковь была одним из светских учреждений в ведомстве государственного департамента, уязвляло сердце епископа, как и сердца многих верующих, делая очевидной необходимость Собора, патриаршества и упразднения обер-прокуратуры.

Скорбно было святителю, когда он прибыл в Жировицы, но скорбь эта была не за себя и не за свою участь, а за будущее Православной Церкви, России и Царской семьи. Бывало, закрыв лицо руками, он долго и безутешно плакал и говорил:

— Идет, идет девятый вал; сокрушит, сметет всю гниль, всю ветошь; совершится страшное, леденящее кровь — погубят Царя, погубят Царя, непременно погубят.

В Софийско-Успенском соборе

После февральской революции 1917 года епископ был назначен на кафедру в Тобольск, хотя Временное правительство, как и прежнее, было недовольно мужественным епископом. «Я искренне, от глубины души благодарю всемилостивого Господа за пребывание и устроение меня именно в Тобольске, — писал епископ позднее Патриарху Тихону. — Это поистине город-скит, окутанный тишиной и спокойствием, по крайней мере, в настоящее время». В Тобольске чистотой истинной веры засиял светильник Христов зримо для всех. Непоколебимо отстаивая истину во времена правления православного монарха, он с тем большей ревностью противостал лжи и насилию государственного безбожия. Свою тобольскую паству он призывал «сохранять верность вере отцов, не преклонять колена перед идолами революции и их современными жрецами, требующими от православных русских людей выветривания, искажения русской народной души космополитизмом, интернационализмом, коммунизмом, открытым безбожием и скотским гнусным развратом».

В январе 1918 года был принят декрет об отделении Церкви от государства, ставивший верующих вне закона, возвращавший Церковь во времена языческого государства.

«Братья христиане! — обратился святитель к тобольской пастве после издания декрета. — Поднимите ваш голос в защиту церковной апостольской веры, церковных святынь, церковного достояния. Оберегайте святыню вашей души, свободу вашей совести. Никакая власть не может требовать от вас того, что противно вашей вере, вашей религиозной совести!»

Были отпечатаны листки со статьей относительно декрета, где его принятие охарактеризовано как начало лютого гонения на Церковь. Они скоро разошлись по городу. На следующий день ему передали, что большевики находятся в неописуемой ярости по поводу распространения листков. Святитель был настроен по обыкновению радостно и не обращал внимания на злобу большевиков.

Вечером 13 апреля, во время богослужения в своем домовом храме, святитель сказал, что ежеминутно ожидает насилия над собой и, может быть, расправа состоится сегодня ночью. Друзья епископа просили владыку хотя бы на несколько часов воспользоваться их кровом. Он согласился, решив уклониться от ареста ночью, пусть арестовывают днем при народе.

В ту же ночь, около одиннадцати часов, в архиерейские покои явился отряд большевиков. Был произведен обыск в обоих домовых храмах. Латыши-лютеране разгуливали по алтарю в шапках, дотрагивались до жертвенника и до святого престола, смеялись над православными святынями. Предположив, не скрывается ли владыка под престолом, они со смехом толкнули его и высоко подняли. Около четырех часов утра обыск в архиерейских покоях закончился. На другой день, в субботу 14 апреля, три члена местного исполкома — Хохряков, Писаревский и Дуцман — явились в архиерейский дом, где шло заседание епархиального совета и обсуждались события прошедшей ночи. Советские представители выразили неудовольствие, что епископ Гермоген скрывается, и стали уверять, что ему никакая опасность не угрожает, что обыск производился исключительно с целью изъятия документов.

За Всенощной владыка произнес проповедь, в конце которой сказал: «Что бы ни говорили и ни делали против меня — Бог им судья: я их простил и теперь прощаю... Еще раз заявляю, что моя святительская деятельность чужда всякой политики. Моя политика — вера в спасение душ верующих. Моя платформа — молитва. С этого пути я не сойду и за это, быть может, я лишен буду возможности в эту ночь спокойно ночевать в своем доме...» По окончании Всенощного бдения, совершенного накануне Вербного воскресения, владыка, окруженный толпой народа, вышел из собора и направился в свои покои.

Ввиду праздника и большого числа людей власти побоялись его здесь арестовать: около двух часов ночи ему принесли повестку, где он вызывался на допрос в понедельник. Тем хотели епископа успокоить, чтобы он после воскресной службы не скрылся. Один из очевидцев, Н.А. Сулима-Грудзинский, так вспоминает о последних днях пребывания владыки Гермогена на свободе.

У архиерейского дома

— Я от них пощады не жду, — сказал святитель, — они убьют меня, мало того, они будут мучить меня, я готов, готов хоть сейчас. Я не за себя боюсь, не о себе скорблю, скорблю о городе, боюсь за жителей, что они сделают с ними?

И он осенил себя широким крестным знамением, подошел к окнам архиерейских покоев и архиерейским благословением с благоговением начал благословлять все стороны города и жителей его — и верующих, и гонителей, и своих будущих убийц. Кончив благословлять, он обернулся, на глазах его, кротких и любвеобильных, блестели слезы. На Вербное воскресение 15 апреля 1918 года епископ Гермоген назначил проведение Крестного хода. В нем участвовало все городское духовенство. Крестный ход привлек множество верующих, создалась торжественная молитвенная обстановка. Церковная процессия из собора направилась в подгорную часть Тобольска. Дойдя до Михаило-Архангельской церкви, владыка отслужил молебен, его просили возвращаться по центральным улицам города, мимо всех приходских храмов. На обратном пути ряды молящихся постепенно стали редеть. На всем пути их сопровождали пешие и конные отряды красногвардейцев в полном вооружении. Крестный ход окончился в половине пятого вечера. Архипастырь сильно устал и медленно шел в окружении богомольцев, направляясь к своим покоям. Перед входом в дом к нему подошел солдат. Он был безоружен и настойчиво просил владыку принять его. Епископ долго отказывался, ссылаясь на усталость. Тот не отставал, и владыка, наконец, спросил:

— Вы, вероятно, хотите меня арестовать?

— Не беспокойтесь, мы вас не станем арестовывать, — льстиво проговорил солдат. — Вы видите, у меня даже оружия нет. Дело в том, что часть солдат за вас, а большинство против. Мы хотим защитить вас от насилия. Говоривший в это время сделал знак, и из-за поленницы появилось множество солдат, которые начали прикладами разгонять богомольцев. Народ бросился к архиерейским покоям, но солдаты загородили дорогу, лишь человек тридцать успели пройти в дом.

Собравшиеся у подъезда почувствовали недоброе. На колокольне рядом с архиерейским домом ударили в набат. Большевики открыли по колокольне стрельбу и согнали звонарей. Соборную площадь оцепили латышские стрелки и стали очищать ее от народа. В воздухе по адресу епископа понеслась площадная брань. Владыка в своих покоях оказался в окружении солдат. Один из них вышел вперед и зачитал приказ о домашнем аресте епископа. Среди верующих послышались протесты. Большевики приказали всех выгнать вон. Когда святитель остался один, обращение с ним сделалось грубым и вызывающим. Ему было приказано немедленно собираться. Владыка переоделся, исповедался у служащего при архиерейском доме иеромонаха Германа и вышел на крыльцо, где его уже ждали лошади. Под конвоем он был доставлен в штаб красной армии.

Весть об аресте епископа быстро облетела город, и власти поспешили принять меры на случай проявления народного негодования; было прервано сообщение между нагорной и подгорной частями Тобольска, по улицам ходили патрули и разгоняли собиравшихся группами горожан.

Большевики реквизировали восемь лошадей у крестьян деревни Анисимово и ночью тайно вывезли владыку Гермогена из Тобольска по испорченной весенней распутицей дороге в Тюмень.

В Екатеринбург владыка прибыл 18 апреля и был помещен в тюрьму вблизи Сенной площади, рядом с Симеоновской церковью. В тюрьме святитель или читал, или писал, но больше молился и пел церковные песнопения. Милостью Божией ему удалось через старика-сторожа Семена Баржова установить переписку со священником Симеоновской церкви Николаем Богородицким, а через него — и с прибывшей от епархиального съезда делегацией - протоиереем Ефремом Долгановым, братом епископа Гермогена, священником Михаилом Макаровым и присяжным поверенным К. А. Минятовым. Владыка, несмотря на трудные тюремные условия и преклонный возраст, был бодр духом и благодушно переносил испытания. Он был всем доволен и сердечно благодарил за те хлопоты, которые доставляли его узы близким. Утешая свою «благоговейно любимую и незабвенную паству», владыка писал:

«Дорогие о Господе! Утеши, образуй и возвесели вас Господь. Вновь всей душой молю, не скорбите обо мне по поводу заключения моего в темнице. Это мое училище духовное. Слава Богу, дающему столь мудрые и благотворные испытания мне, крайне нуждающемуся в строгих и крайних мерах воздействия на мой внутренний духовный мир... Прошу лишь святых молитв ваших, чтобы перенести эти испытания именно так, как от Бога посланные, с искреннейшим благочестивым терпением и чистосердечным благодарением Господу Всемилостивому... что 1) сподобил пострадать за самое служение, Им на меня возложенное, и 2) что самые страдания так чудно придуманы (хотя совершаются врагами Божиими и моими) для внутренней, сокровенной, незримой для взора человеческого «встряски» или потрясения, от которых ленивый, сонливый человек приходит в сознание и тревогу, начинает трезвиться, бодрствовать не только во внешнем быту, но главное в своем быту внутреннейшем в области духа и сердца; от этих потрясений (между жизнью и смертью) не только проясняется внутреннейшее глубокое сознание, но и усиливается и утверждается в душе спасительный страх Божий — этот чудный воспитатель и хранитель нашей духовной жизни... Посему воистину — слава Богу за все...».

В соборе в день похорон

Прибывшая от епархиального съезда делегация начала хлопоты по освобождению епископа на поруки. Сначала совет депутатов назвал сумму залога в сто тысяч рублей, затем, поторговавшись, уменьшил сумму выкупа до десяти тысяч. Деньги при помощи местного духовенства были получены от коммерсанта Д.И. Полирушева и переданы властям. Хохряков дал расписку в получении денег, но вместо того, чтобы отпустить епископа, власти арестовали членов делегации: протоиерея Ефрема Долганова, священника Михаила Макарова и Константина Минятова, и, скорее всего, их мученическая кончина предварила кончину святителя.

В день Святого Духа епископу удалось причаститься Святых Таин и отслужить молебен, а на следующий день, ближе к вечеру, епископ Гермоген был увезен из тюрьмы. С ним вместе увезли несколько человек, в том числе священника села Каменского Екатеринбургской епархии Петра Карелина, бывшего жандармского унтер-офицера Николая Князева, гимназиста Мстислава Голубева, бывшего полицмейстера Екатеринбурга Генриха Рушинского и офицера Ершова. Ночью 13 июня поезд прибыл в Тюмень, и узники были доставлены на пароход «Ермак». Вечером следующего дня пароход остановился у села Покровского, и здесь всех, исключая епископа и священника, перевели на пароход «Ока», а затем высадили на берег и расстреляли.

Готовясь к столкновению с войсками Сибирского правительства, большевики возводили на пароходе «Ермак» укрепления и заставили трудиться над ними епископа и священника. Владыка был одет в рясу серого цвета, чесучовый кафтан, подпоясан широким кожаным поясом, на голове — бархатная скуфейка. Он был физически изнурен, но бодрость духа не покидала его. Таская землю, распиливая доски и прибивая их гвоздями, владыка все время пел пасхальные песнопения.

15 июня в десять часов вечера епископа и священника перевели на пароход «Ока». Там арестованных посадили в грязный и темный трюм; пароход пошел вниз по реке по направлению к Тобольску. Около полуночи большевики вывели о. Петра Карелина на палубу, привязали к нему два тяжелых гранитных камня и сбросили в воду. В половине первого ночи епископа Гермогена вывели из трюма на палубу. До последней минуты он творил молитву. Когда палачи перевязывали веревкой камень, он кротко благословил их. Связав владыку и прикрепив к нему на короткой веревке камень, убийцы столкнули его в воду. Всплеск воды от падения тела заглушил дикий хохот озверевших людей. Чудо и особое промышление Господне сопровождали священномученика и после кончины. Честные останки его были вынесены на берег реки и 3 июля обнаружены крестьянами села Усольского; на следующий день они были захоронены крестьянином Алексеем Егоровичем Маряновым на месте обретения. Здесь тело епископа оставалось до 21 июля, когда был произведен осмотр его судебными властями Сибирского правительства, и затем перевезено в село Покровское. 23 июля тело снова было осмотрено и члены комиссии пришли к непоколебимому убеждению, что перед ними действительно лежат честные останки священномученика Гермогена Тобольского. По окончании осмотра останки с Крестным ходом были перенесены в церковную ограду и положены во временную могилу.

27 июля тело епископа было вынуто из земли и перенесено в Покровский храм, где священнослужители облачили его в архиерейские одежды; затем оно было перенесено с Крестным ходом при громадном стечении молящихся на пароход «Алтай». Подойдя к месту, где были обретены честные останки святителя, пароход пристал к берегу; отслужили панихиду и на месте первой могилы священномученика поставили большой деревянный крест с надписью: «Здесь 3 июля 1918 года обретены честные останки мученика епископа Гермогена, убиенного 16 июня 1918 года за Веру, Церковь и Родину».

Вечером следующего дня пароход подошел к Тобольску. На пристани гроб с телом святителя был встречен Крестным ходом всех городских церквей и многотысячными толпами народа. В последний раз обошел священномученик с Крестным ходом стогны кафедрального града, и, наконец, гроб с его телом поместили в Софийский Успенский собор. Здесь он простоял пять суток, не издавая запаха тления. 2 августа после Божественной литургии епископ Иринарх в сослужении сонма духовенства, в присутствии военных и гражданских представителей Сибирского правительства и множества молящихся совершил чин погребения.

Священномученик Гермоген Тобольский был погребен в склепе, устроенном в Иоанно-Златоустовском приделе на месте первой могилы святого Иоанна, митрополита Тобольского.