И.М. Громогласов.
Фото начала 1900-х годов.
|
Илья Михайлович Громогласов, ставший в 1922 году
священником и настоятелем Кадашевского храма в
Москве, а в скором времени и страстотерпцем Русской Церкви, был на рубеже ХХ века одной из колоритных фигур среди профессоров дореволюционных
Московских Духовной Академии и Государственного университета.
Родился Илья Михайлович Громогласов 20 июля 1869 года в семье диакона
Михаила Громогласова в селе Ермиши
Темниковского уезда Тамбовской губернии. По преданию, фамилию Громогласовых получили три брата-семинариста
от своего начальства за громкий голос.
О семье и ранних годах жизни Ильи
Михайловича не дошло почти никаких
сведений (Громогласов детей не имел),
если не считать нескольких фраз из
его Последнего слова, произнесенного
им перед вынесением ему приговора
на втором процессе по делу церковников в конце 1922 года: “Я родился
в семье бедного дьячка бедного села,
и эта бедность граничила с нищетою.
Мне пришлось свое детство провести
с детьми гвоздяников близлежащего
гвоздильного завода. Когда я подрос,
меня отец повез в школу, оставил
и дал на весь учебный сезон шесть
гривен медью, а у него осталось два
медных пятака на дорогу. С 14-ти лет
я стоял на своих ногах, а [c] 20-ти лет
содержал вдову-мать, сестер и детишек,
сидя на студенческой скамье…” По
окончании Шацкого духовного училища
и Тамбовской семинарии в 1889 г. он
был направлен на учебу в Академию.
К этому времени отца уже не было в
живых, как следует из личного дела
Громогласова по Академии.
Кандидатское сочинение, удостоенное академической премии митрополита
Иосифа (И. С. Петровых), Громогласов писал на тему: “Следует ли совершать
священнодействие брака над лицами,
обращающимися из раскола и жившими до обращения в супружестве?
Опыт решения вопроса на догматикоканонической основе”. Выбор темы
определялся необходимостью разрешить часто встречавшиеся в церковной
практике недоумения и противоречия
в суждениях по этому вопросу. На
поставленный в заглавии сочинения
вопрос автор дал отрицательный ответ.
В процессе исследования он установил,
что, во-первых, до IX века в Церкви
существовала древнеримская форма
заключения брака, а строго церковная
стала господствовать лишь после IX
века; и, во-вторых, что “в собственном
смысле совершителем Таинства брака,
как и всех других Таинств, является Бог
(“еже Бог сочета…”), а в несобственном
смысле - тот, кто создает необходимые
условия действия таинственной благодати (материю и форму таинства), то
есть сами брачующиеся”. Используя
значительный по объему материал, автор показывает, что Церковь в течение
многих столетий считала гражданский
брак, заключающийся с согласия брачующихся, сакраментальным, хотя и
признавала необходимым благословение
его Церковью. Далее он показывает, как
исторически, с развитием богословской
мысли, происходило становление акта
церковного благословения как “внешнего знака внутреннего благодатного
освящения”. Автор приходит к выводу,
что “нельзя считать догматически существенным и безусловно необходимым то,
что в одно время не существовало, а потом начало существовать”. Между тем,
так именно и было с церковным чином
бракосочетания, который явился плодом
довольно длинного процесса литургической деятельности Церкви, причем первоначально имевший совсем иной характер. Рецензировавший кандидатское
сочинение профессор Н.А. З аозерский
отметил весьма широкое и глубокое содержание, свидетельствующее не только
о таланте, но и об отменном усердии
автора, “с которым можно по отдельным
вопросам, может быть, и спорить, но в
целом нужно согласиться”.
На 1893-94 учебные годы И.М. Громогласов был оставлен стипендиатом по
кафедре Церковного права и, согласно
его прошению, допущен к слушанию лекций по юридическим наукам в Московском университете. 16 июля 1894 года
он подал прошение о назначении его на
освободившееся место преподавателя
латинского языка в Московскую Духовную
семинарию либо “по богословским или
историческим наукам в один из университетских городов Европейской России”, что
мотивировал характером своих научных
занятий. Вскоре поступил было Указ из канцелярии обер-прокурора о назначении
Громогласова преподавателем обличительного богословия и расколоведения
в Пензенскую Духовную семинарию, но Илья Михайлович был принят Советом
Московской Духовной Академии в штат преподавателей на кафедру Истории раскола, что и было оформлено приказом
18 января 1895 года, определявшим его
исправляющим должность доцента, как
тогда именовались доценты, не имевшие
магистерской степени.
Икона новомученика
протоиерея Илии,
прославленного деяниями
Архиерейского
Юбилейного собора 2000 г.
|
С начала 1899 года Громогласов
преподает по совместительству отечественную историю и другие общеобразовательные предметы в
частной торговой школе П. и В. Кузьминых на
Волхонке, с 1900 по
1910 года состоит еще
и лектором английского
языка в той же Академии.
В 1902 году происходит важное событие
в личной жизни Ильи
Михайловича: 7 января в домашней церкви князя Голицына на
Волхонке (против храма Христа Спасителя) он обвенчался с Лидией
Николаевной Дуловой, дочерью князя Николая Федоровича Дулова [1] и его супруги
Александры Юрьевны,
урожденной Зограф [2].
Таким образом, Илья
Михайлович вошел и в
круг московской интеллигенции.
XX век И.М. Громогласов встречает уже как
опытный преподаватель, не замыкающийся лишь
в кругу академических лекций. Он становится
совладельцем торговой школы Кузьминых,
преподает в ряде гимназий.
По воспоминаниям
бывшего студента Академии Д.А. Маркова, это
был не только даровитый человек и ученый,
но и прекрасный лектор, напоминавший
своей манерой чтения тогдашнего кумира студентов В.О. К лючевского, с
которым был близок по своим церковнополитическим взглядам.
В 1906 году в “Богословском вестнике” Громогласов помещает статью
“Бастилия духа”, посвященную острой
проблеме русской духовной школы,
занимавшей консервативные позиции,
весьма далекие от запросов жизни.
Статья появилась в результате анализа
сборника “Духовная школа” (М., 1906),
в составе которого были и статьи другого профессора МДА В.П. Тихомирова
“Философия в духовной семинарии” и “О
духовных академиях”. В другой статье
(“Московский еженедельник”, 1906, N10)
Громогласов обвинил в бездушии члена
Государственного Совета, архиепископа
(впоследствии митрополита) Антония
Храповицого, выступившего против
амнистии к участникам политического
движения и заявившего, что “если бы
в тюрьме или ссылке томился бы мой
брат или сын, то и в таком случае
высказался бы против амнистии”. Эти
выступления Громогласова не оставили
в дальнейшем для него последствий. В
это же время Илья Михайлович пишет
свою магистерскую работу “Определения брака в Кормчей и значения их...”,
которая представляет собой анализ бракоопределительной формулы Модестина
в 48 главе Кормчей.
23 октября 1908 года Совет Академии единогласно принял И.М. Громогласова достойным степени магистра, а его
работа, хотя и не без трений, удостоена
премии митрополита Макария (Булгакова). В следующем году он был назначен
доцентом, а затем - экстраординарным
профессором по кафедре Истории и
обличения русского раскола.
За период 1900-1910 гг. И.М. Громогласов опубликовал несколько статей,
касающихся старообрядчества [3] и
обзоров литературы по сектоведению,
ряд работ церковно-публицистического
характера, которые были напечатаны
в газете “Голос Москвы” [4], в “Московском еженедельнике”, а также несколько рецензий, заметок и статей в
энциклопедиях. Осенью 1910 года на
одном из заседаний Совета Академии
заслуженный профессор Н. А. Заозерский, уходивший из Академии за штат
по выслуге лет, предложил кандидатуру
Громогласова в качестве преемника по
кафедре Церковного права. Однако 16
мая 1911 года он был вынужден покинуть стены Академии [5], получив единовременное пособие в размере 1600
руб. годового оклада экстраординарного
профессора Академии за 25 лет службы,
согласно Уставу о пенсиях.
В 1914 году он был допущен к сдаче
экзамена в Юридической испытательной
комиссии при Московском университете
и удостоен звания кандидата юридических наук с дипломом 1-й степени,
а в мае 1916 года там же выдержал
устные испытания по церковному и
государственному праву на степень магистра церковного права и начал вести
обширную практическую деятельность в
качестве юриста, о чем он скажет в одной из своих речей, но уже в качестве
подсудимого на процессе 1922 года.
Надо заметить, что И. М. Громогласов
был очень деятельный и энергичный по
натуре человек, входил в разное время
в целый ряд научных обществ: Педагогическое, Императорское археологическое,
Русское библиографическое (все при
Московском университете, Археологическое (при Историческом музее).
1917 год открыл широкое поле
деятельности для Ильи Михайловича,
страстного поборника церковной свободы. Он - один из активных участников
Московского епархиального съезда в
1917 году, на котором 21 марта был
избран в Совет при Управляющем Московской епархии, а 25 мая определением Святейшего Синода был включен в
список из восемнадцати лиц [6], приглашенных в состав предсоборного Совета.
Летом он участвует во Всероссийском
съезде православного духовенства и
мирян, где избирается председателем
секции по церковному управлению. 11
июня он выступил с докладом [7] о проекте реформ церковного управления, а
16 августа произнес речь на открытии
Всероссийского Поместного Собора в
Храме Христа Спасителя с пожеланием Собору “принять каноны древней
Церкви, дабы в них не вкрадывалась
мирская надменность”. В это время
еще не был решен вопрос о том, быть
или не быть патриаршеству в России,
и Илья Михайлович выступил за соборное, синодальное управление Церковью.
В своем выступлении на заседании
Собора 25 октября он остановился на
противоречивости и несоответствии
историческим фактам формулы, определяющей власть Патриарха: первый среди
равных. Он показал, что на деле Патриарх имел значительно большую власть,
чем архиерей или даже Собор [8].
12 августа 1921 года И.М. Громогласов был рукоположен Патриархом Тихоном (В.И. Белавин) в сан диакона, а 20
февраля 1922 года - во иерея, а через три месяца [1 июня] стал настоятелем
храма святителя Николая в Кадашах.
В 1922 году атеистическое правительство Ленина-Бланка начало яростную борьбу с Церковью под предлогом
изъятия церковных ценностей, якобы для оказания помощи голодающим Поволжья.
Эта кампания имела целью спровоцировать народ и духовенство на оказание сопротивления, что давало повод применять
к несогласным с этой акцией санкции Уголовного кодекса. В опубликованной
записке зампреда ГПУ И.С. Уншлихта от
20 марта 1922 года прямо сказано: “Патриарх Тихон и окружающая его свора
высших иерархов, членов Синода, в лице
И.М. Громогласова, протоиерея А.А. Хотовицкого (неофициальный член Синода),
митрополита Никандра (Н.Г. Феноменова), епископа Серафима (Л.М. Ч ичаго-
ва), профессора П.Д. Лапина и других в
противовес декрета ВЦИК от 26/II 1922 г.
“Об изъятии церковных ценностей” ведут
определенную контрреволюционную борьбу и ничем не прикрытую работу против
изъятия церковных ценностей…” Далее в записке Уншлихт предлагал арестовать
Патриарха и Синод, а всех “попов и церковников, резко выступающих против
изъятия”, выслать в самые голодные губернии, где их “афишировать... как врагов
народа” [9].
Первый судебный процесс, а за
ним и второй (в апреле - мае и ноябре - декабре 1922 г.), на которых были
приговорены к высшей мере наказания 11 священнослужителей и привлечены
к ответственности во второй раз 116 человек. Среди них был и священник
Илья Громогласов, заявивший, что он “состоял членом Высшего Церковного
Совета.., но никакого участия в выработке послания не принимал, а только
высказал свой взгляд, что юридически Советская власть может изъять ценности и дать им другое назначение”.
На публичных судебных заседаниях
Московского Ревтрибунала, начавшихся
27 ноября 1922 года, добавил, что “Запрещений послание Тихона об изъятии
церковных ценностей не содержит. По воззванию, выпущенному Патриархом
Тихоном, я не усматриваю в самом Тихоне преступника, а воззвание его я
считаю запутанным”.
Тверская внутренняя тюрьма ОГПУ, в которой
провел последние дни своей жизни отец Илия.
Фото 1937 года.
|
Однако в обвинительной речи Генерального прокурора А.Я. Вышинского
прозвучало требование применения
высшей меры наказания подсудимым
А.А. Хотовицкому, С.В.Успенскому, Н.
Побединской, М. Славскому, И.М. Громогласову и ряду других лиц.
11 декабря подсудимым было представлено последнее слово перед приговором. Одни из них были кратки в
своих словах. Что касается профессора Громогласова, то по отношению
к нему, с юридической точки зрения
считавшему Декрет советской власти
законным, требование Вышинского было
особенно чудовищно несправедливым.
В отличие от большинства подсудимых
Громогласов произнес большую речь,
которая интересна и тем, что в ней он
коснулся некоторых моментов своей
жизни и деятельности, неизвестных
нам. К сожалению, эта речь была либо
записана малоквалифицированными
стенографистами, либо перепечатана
крайне небрежно, т.к. содержала много
искажений, пропусков и орфографических ошибок [10].
Наконец, этот судебный фарс 13 декабря был закончен, и вынесены приговоры.
Наиболее суровые, в 10 лет тюрьмы с
конфискацией имущества и поражением
в гражданских правах на 5 лет, получили
протоиерей А.А. Хотовицкнй, протоиерей
С.В. Успенский, игумения Н. Побединская
и некоторые лица, с ними связанные. В
отношении Громогласова в приговоре
было “установлено, что он, будучи приглашен Хотовицким на собрание в качестве
эксперта и зная, что это собрание должно
будет выработать тезисы враждебного отношения к Декрету ВЦСПС об изъятии для
отстаивания их на собрании, тем не менее, пошел на это собрание к Хотовицкому
и не только не предотвратил его повторение, но сам вновь принял участие…” В
итоге Трибунал приговорил его к лишению
свободы на полтора года и поражению в
правах на год. Но по объявленной тут же
амнистии по всем статьям, кроме 62-й,
сроки были сокращены, Громогласову - до
одного года.
25 марта (7 апреля) 1925 года скончался Первосвятитель Русской Церкви,
Святейший Патриарх Тихон. Над его гробом произнес слово и его верный
сподвижник, профессор, протоиерей
Илья Громогласов: “...Личная печаль о Великом Господине и Отце нашем святейшем Тихоне умеряется нашей верой,
что упокоит Господь верного служителя Своего в селениях праведных. За загробную участь Святейшего Отца нашего
Патриарха Тихона мы не беспокоимся.
Мы верим и знаем что он как непостыдный делатель Церкви, будет стоять
пред престолом Всевышняго и ходатайствовать воздыханиями неизглаголанными
о Церкви Русской, ангелом которой он был среди нас. И мы верим, что Господь
смилуется над Русской Православной Церковью по молитвам Святейшего Отца
Патриарха Тихона…”
Близость к Патриарху не прошла
даром о. Илии Громогласову в период
яростного атеистического наступления.
Примерно через месяц после своей речи
он вновь лишился свободы, уже в третий
раз, и вскоре был выслан в Сургут на
три года*, где, по словам его духовной
дочери Анастасии Владимировны Паевской, сумел перевести на русский язык
работу известного сербского канониста
Никодима Милаша “Карательное право
Церкви”, изданное в 1911 году.
Три года (1925-1928 гг.) пребывания
в Сургуте не прошли бесследно, но,
прежде всего, сказались на здоровье
ссыльного. 4 февраля 1927 года он
написал заявление прокурору Верховного Суда П.А. Красикову, бывшему в
прошлом редактора журнала “Революция и церковь” (1919-1924 гг.) и одним из
руководителей Союза Воинствующих
Безбожников (СВБ) СССР: “На рассмотрении Президиума ВЦИК СССР
находится мое, от 1 июля 1926 года,
прошение о досрочном освобождении
меня из административной ссылки и о
разрешении мне возвратиться в Москву.
В означенном прошении подробно изложены основания моей просьбы, которые
в существе сводятся к следующему:
1. Моя ссылка на Урал на три года
является результатом какого-то недоразумения; и вообще я не знаю за
собой вины перед советской властью,
так как всегда был вполне лояльным в
отношении к ней.
2. Я уже старый (теперь мне пятьдесят восемь лет) и больной человек, страдающий, как видно из прилагаемых при
сем врачебных удостоверений, туберкулезным поражением правого легкого,
хроническим суставным ревматизмом,
аппендицитом и паховой грыжей.
Обращаюсь к Вам теперь с просьбой
о содействии благоприятному разрешению моего ходатайства, считаю нужным
присоединить к вышеизложенному, что
за время ссылки, вследствие суровости
здешнего климата (морозы свыше 50
градусов) и отсутствия достаточной врачебной помощи, болезненное состояние
мое значительно отягчилось, что нужно
усмотреть и из прилагаемых врачебных
удостоверений. Прошу также принять во
внимание, что я уже отбыл более поло-
вины срока ссылки - один год и девять
месяцев. То есть двадцать один месяц
из тридцати шести, что составляет 7/12
всего трехлетнего срока, а к тому времени, когда при благоприятном исходе
моего ходатайства получу фактическую
возможность выехать из Сургута (не ранее июня, так как проезд по зимнему
пути для меня физически невозможен),
истечет уже две трети всего срока…
Я желал бы посвятить остаток дней
своих научным исследованиям, которым
отдал тридцать пять лет своей жизни”*.
На это заявление
П.А. Красиков ответил,
что он оставляет решение на волю ГПУ, но
у него нет возражений
против выезда из места
ссылки с дальнейшим
запрещением проживания в шести центральных
областях. Отец Илья ответа на это заявление
не получил и 28 февраля
1928 года направил в
Коллегию ОГПУ новое
заявление. Содержание
заявления было передано заместителю начальника секретного отдела
ОГПУ Андреевой, которая вела “дело” священника. Она распорядилась
передать в Тобольск,
что против возвращения
ссыльного в Москву. 13
апреля 1928 года Коллегия ОГПУ постановила
по ходатайству: “Лишить права проживания
в Москве, Ленинграде,
Киеве, Харькове, Одессе, Ростове-на-Дону и
означенных губерниях с прикреплением к оп-
ределенному месту жительства сроком на три
года”*.
Так опальный Илья Михайлович оказался в
Твери (тогда г. Калинин).
В Сургуте до сих пор
сохранились его стихи,
сочиненные им во время ссылки, а также его
портрет, написанный
кем-то из товарищей по
ссыльной доле. Следственное дело покинуло
сибирские просторы, сопровождая его на новое
место жительства. Оно
хранится в архиве УФСБ
по Тверской области
под архивным N 15875.
Шесть “мирных” лет он
был под постоянным
надзором и, конечно же,
не знал о приближении
грозных раскатов. Но
их тщательно готовили
члены Политбюро ЦК
ВКП (б), постановление
которого “О проведении
массовых репрессий”
последовало 2 июля
1937 года. В ночь со
2-го на 3-е ноября сотрудники НКВД пришли
арестовать священника.
В этот визит у него
из дома изъяли все
сколько-нибудь ценное:
два наперсных креста с
украшениями, наперсный
серебряный крест, крест
напрестольный, магистерский знак, священнические облачения, литературу, личные письма
и тетради с записями,
незаконченные заметки
по истории церковного
права, семь медалей
и значков. Одним словом - ВСЕ*.
Целый месяц шли
изнурительные допросы
о вредительстве существующему строю, подготовке “диверсионных
актов”, создании “фашистко-монархической
организации” в городе.
Весьма знакомый теперь нам прием “изуверов-душегубов”. 29 ноября состоялся
последний допрос. Следователь вопрошал:
- Вы в контрреволюционных целях
организовали литературный богословскофилософский кружок, на котором проводили контрреволюционную деятельность.
Признаете вы это?
- Никаким литературным богословско-философским кружком я не руководил и о существовании такового я ничего не знаю.
- В июле месяце 1937 года вы среди
своих близких знакомых высказывали
симпатии германо-итальянскому фашизму и выражали надежду на избавление
Русской Церкви от большевиков в
СССР. Признаете вы это?
- Я решительно это отрицаю.
Вы, Громогласов Илья Михайлович,
являетесь участником контрреволюционной церковно-монархической группы,
проводили среди населения города Калинина контрреволюционную агитацию.
Признаете вы это?
- Не признаю.
- Что вы можете добавить к своим показаниям?
- Добавить ничего не могу*.
На следующий день были вызваны
штрейкбрехеры, в прошлом из духовного сословия, которые подписали
протоколы допросов, предложенные
следователем. 2 декабря “тройка”
НКВД Калининской области приговорила протоиерея Илию Громогласова
к расстрелу. Через день, 4 декабря
1937 года, окончился земной путь
экстраординарного профессора МГУ,
магистра богословия МДА, знатока истории церковного права, крупнейшего
специалиста в области сектоведения
и русского раскола, тишайшего отца
Илии*. На его долю выпали все невзгоды, какие только могли выпасть
на долю православного священника
XX столетия. И он выдержал, выдюжил
все, не сломался, не изменил своему долгу. Остался верен церковной вере.
На Архиерейском Юбилейном Соборе 13-16 августа 2000 года в храме
Христа Спасителя в Москве имя отца
Илии прославлено в сонме новомучеников и подвижников Российских в лике
местночтимых святых (память его - 22
ноября /5 декабря)*.
Имя Ильи Михайловича Громогласова - одно из первых, стоящих в ряду
этих подвижников. И как не хватает
нам сегодня их неистовых сердец, их
духовного горения, их самопожертвования!
Артур Васильевич ЧЕРНЫШОВ, краевед, член Союза писателей РФ
Примечания:
1. У него были два брата: Николай
(священник) и Георгий, отец трех дочерей: Натальи (скрипачка), Елены (драматическая актриса) и Веры (известная
арфистка).
2. Миссионерский сборник. – М.,
1903. – Кн. 2,3; Душеполезное чтение. – СПб., 1904. – N 1,4,5.
3. Там же.
4. Голос Москвы. – 1911. – N 70.
5. Единственным объяснением этого
является отчасти боязнь студенческой
демонстрации, якобы, возможной при
его прощании с аудиторией, а также отчасти осуждающее мелочно-мстительное
стремление, особенно ввиду болезненного здоровья проф. Громогласова, о
чем ректору Академии не могло быть известно.
6. Предсоборный Совет начал свою
работу в Петрограде в составе 10 отделов 12 июня 1917 г.
7. См.: “Всероссийский церковно-общественный вестник”. – Пг., 191. – 568 с.
8. Всероссийский церковно-общественный вестник. – Пг., 1917. – N 45, 157
9. Там же.
10. Далее все документальные источники взяты из судебного дела проф.
И.М. Громогласова, хранящегося в архиве Управления Федеральной Службы
Безопасности по Тверской области
(бывшей Калининской) – АУФСБ. Арх.
N 15785, помеченные знаком – астерикс (*).
|
