|
Семья есть первый, естественный и в то же время священный союз,
в который человек вступает в силу необходимости. Он призван
строить этот союз на любви, на вере и на свободе; научиться в
нем первым совестным движениям сердца; и подняться от него к
дальнейшим формам человеческого духовного единения — Родине
и государству.
Семья начинается с брака и в нем
завязывается. Но человек начинает свою
жизнь в такой семье, которую он сам не
создавал: это семья, учрежденная его
отцом и матерью, в которую он входит
одним рождением, задолго до того, как
ему удается осознать самого себя и
окружающий его мир. Он получает эту
семью как некий дар судьбы. Брак по
самому существу своему возникает из
выбора и решения; а ребенку не приходится выбирать и решать: отец и мать
образуют как бы ту предустановленную
для него судьбу, которая выпадает ему
на его жизненную долю, и эту судьбу он
не может ни отклонить, ни изменить, —
ему остается только принять ее и нести
всю жизнь. То, что выйдет из человека
в его дальнейшей жизни, определяется
в его детстве и притом самим этим
детством; существуют, конечно, врожден
ные склонности и дары; но судьба этих
склонностей и талантов, — разовьются ли
они в дальнейшем или поблекнут и если
расцветут, то как именно, — определяется
в раннем детстве.
Вот почему семья является первичным лоном человеческой культуры.
Мы все слагаемся в этом лоне, со всеми нашими возможностями, чувствами
и хотениями; и каждый из нас остается в течение всей своей жизни духовным представителем своей отечески-материнской
семьи, или как бы живым символом ее семейственного духа. Здесь пробуждаются
и начинают развертываться дремлющие силы личной души; здесь ребенок научается любить (кого и как?), верить (во
что?) и жертвовать (чему и чем?); здесь
слагаются первые основы его характера; здесь открываются в душе ребенка
главные источники его будущего счастья
и несчастья; здесь ребенок становится
маленьким человеком, из которого впоследствии разовьется великая личность
или, может быть, низкий проходимец.
Природа устроила так, что одно из
самых ответственных и священных призваний человека — быть отцом и матерью
— делается для человека доступным просто при минимальном телесном здоровье
и половой зрелости, так что человеку достаточно этих двух условий для того,
чтобы, не задумываясь, возложить на себя это призвание. «...А чтоб иметь детей,
кому ума не доставало?» (А.С. Грибоедов). Вследствие этого утонченней шее,
благороднейшее и ответственнейшее искусство на земле — искусство воспитания
детей — почти всегда недооценивается
и продешевляется; к нему и доселе подходят так, как если бы оно было доступно
всякому, кто способен физически рождать детей; как если бы существенным было
именно зачатие и рождение, а остальное — именно воспитание — было бы совсем
не существенно или могло бы делаться как-то так, «само собой».
На самом же деле тут все обстоит совсем иначе. Окружающий нас мир людей
таит в себе многое множество личных неудач, болезненных явлений и трагических
судеб, о которых знают только духовники,
врачи и прозорливые художники; и все эти
явления сводятся в последнем счете к тому, что родители
этих людей сумели их только родить и дать
им жизнь, но открыть им пути к любви, к внутренней
свободе, вере и совести, т.е. ко всему
тому, что составляет источник духовного характера
и истинного счастья, не сумели; родители по плоти
сумели дать своим детям, кроме плотского существования, только
одни душевные раны, иногда даже
сами не замечая того, как они
возникали у детей и въедались в душу;
но не сумели дать им духовного опыта, этого
целительного источника для всех страданий души...
Бывают эпохи, когда эта небрежность,
эта беспомощность, эта безответственность родителей начинают возрастать от
поколения к поколению. Это как раз те
эпохи, когда духовное начало начинает
колебаться в душах, слабеть и как бы исчезать; это эпохи распространяющегося и
крепнущего безбожия и приверженности
к материальному, эпохи бессовестности,
бесчестия, карьеризма и цинизма. В такие эпохи священное естество семьи не
находит себе больше признания и почета
в человеческих сердцах; им не дорожат,
его не берегут, его не строят. Тогда в
отношениях между родителями и детьми
возникает некая «пропасть», которая, повидимому, увеличивается от поколения к
поколению. Отец и мать перестают «понимать» своих детей, а дети начинают жаловаться на «абсолютную отчужденность»,
водворившуюся в семье; и, не понимая,
откуда то берется, и забывая свои собственные детские жалобы, выросшие дети
завязывают новые семейные ячейки, в
которых «непонимание» и «отчуждение»
обнаруживаются с новою и большею силою. Непрозорливый наблюдатель мог бы
прямо подумать, что «время» настолько
«ускорило» свой бег, что между родителями и детьми установилась все возрастающая душевно-духовная «дистанция», которую нельзя ни заполнить, ни преодолеть;
тут, думают они, нельзя ничего поделать:
история спешит, эволюция с повышенной быстротой создает все новые уклады,
вкусы и воззрения, старое стремительно
старится и каждое следующее десятилетие
несет людям новое и неслыханное... Где
же тут «угнаться за молодежью»?! И все
это говорится так, как если бы духовные
основы жизни тоже подлежали
веянию моды и технических
изобретений...
В действительности
это явление объясняется совсем иначе, а
именно заболеванием и оскудением
человеческой духовности и в особенности духовной традиции.
Семья распадается совсем
не от ускорения исторического темпа,
но вследствие
переживаемого
человечеством
духовного кризиса. Этот кризис подрывает
семью и ее духовное единение, он лишает
ее главного, того
единственного, что
может сплотить ее,
спаять и превратить
в некое прочное и достойное единство, — а
именно чувства взаимной
духовной сопринадлежности.
Половая потребность, инстинктивное влечение создают не брак, а
всего только биологическое сочетание
(спаривание); из такого сочетания возникает не семья, а элементарное рядомжительство рождающих и рожденных
(родителей и детей). Но «похоть плоти»
есть нечто неустойчивое и самовольное;
она тянет к безответственным изменам, к
капризным новшествам и приключениям;
у нее, так сказать, «короткое дыхание»,
едва достаточное для простого деторождения и совершенно несоответствующее
задаче воспитания.
В действительности человеческая
семья, в отличие от «семьи» у животных, есть целый остров духовной жизни.
И если она этому не соответствует, то
она обречена на разложение и распад.
История показала и подтвердила это с
достаточной наглядностью: великие крушения и исчезновения народов возникают
из духовно-религиозных кризисов, которые
выражаются прежде всего в разложении
семьи....
Всякая настоящая семья возникает
из любви и дает человеку счастье. Там,
где заключается брак без любви, семья
возникает лишь по внешней видимости;
там, где брак не дает человеку счастья,
он не выполняет своего первого назначения. Научить детей любви родители
могут лишь тогда, если они сами в браке
умели любить. Дать детям счастье родители могут лишь постольку, поскольку
они сами нашли счастье в браке. Семья,
внутренне спаянная любовью и счастьем,
есть школа душевного здоровья, уравновешенного характера, творческой предприимчивости. В просторе народной жизни
она подобна прекрасно распустившемуся
цветку. Семья, лишенная этой здоровой
центростремительности, растрачивающая
свои силы на судороги взаимного отвращения, ненависти, подозрения и «семейных сцен», есть настоящий рассадник
больных характеров, психопатических
тяготений, неврастенической вялости и
жизненного неудачничества. Она подобна тем больным растениям, которым ни
один хороший садовник не даст места в
своем саду.
Если ребенок не научится любви в семье своих родителей, то где же он научится ей? Если он с детства не привыкнет искать счастья именно во взаимной любви,
то в каких же злых и дурных влечениях он
будет искать счастья в зрелом возрасте?
Дети все перенимают и всему подражают,
незаметно, но глубоко вчувствовавшись в
жизнь своих родителей, тонко подмечая,
угадывая, иногда бессознательно следя за
старшими наподобие «неутомимых следопытов». И тот, кому приходилось слышать
и регистрировать детские высказывания,
точки зрения и игры в несчастных и
разлагающихся семьях, где жизнь есть
сплошное мучительство, лицемерие и надрыв, тот знает, какое больное и гибельное
наследство получает от родителей такая
несчастная детвора.
В любовной и счастливой семье воспитывается человек с неповрежденным
душевным организмом, который сам способен органически любить, органически
строить и органически воспитывать. Детство есть счастливейшее время жизни;
время органической непосредственности;
время уже начавшегося и уже предвкушаемого «большого счастья»; время,
когда все прозаические «проблемы» безмолвствуют, а все поэтические проблемы
зовут и обещают; время повышенной доверчивости и обостренной впечатлительности; время душевной незасоренности
и искренности; время ласковой улыбки и
бескорыстного доброжелательства. Чем
любовнее и счастливее была родительская семья, тем больше такой детскости
он внесет в свою взрослую жизнь; а это
значит — неповрежденнее останется его
душевный организм. Тем естественнее,
богаче и творчески продуктивнее расцветет его личность в лоне его родного
народа.
И вот главным условием такой семейной жизни является способность
родителей к взаимной духовной любви.
Ибо счастье дается только любовью
глубокого и долгого дыхания; а такая
любовь возможна только в духе и через дух.
(Продолжение следует)
|
