|
Память этого подвижника Русской Православной Церкви празднуется 2/15
сентября. В числе 1118 святых новомучеников и исповедников он был
прославлен на Юбилейном Архиерейском Соборе 13-16 августа 2000 года.
Протоиерей Петр Чельцов ( 1972), также новопрославленный исповедник,
служивший во Владимирской епархии, в «Слове на день прославления
святителя Иоанна, митрополита Тобольского» сказал, осмысливая
прошлое, настоящее и будущее российской Церкви: «...на мрачном горизонте
страданий вдруг зажигалась яркая звездочка и выводила ее на верную
дорогу, и великая Святая Русь спокойно и величаво продолжала свое,
указанное ей Промыслом, историческое шествие...».
В 2006 году жители Тюменской области радовались возможности поклониться
мощам Святых Николая Чудотворца,
Александра Невского, Даниила Московского. Акафист святому благоверному
князю Даниилу Московскому составил
архимандрит Герман (Ряшенцев Николай
Степанович) совместно со своим ближайшим другом, епископом Феодором
(Поздеевским).
Епископ Герман находился в ссылке
в нашем крае с 1922 по 1925 гг. Пребывал в Тюмени, Тобольске, Самарове,
Чучелинских юртах, писал письма своим
друзьям — Вере Тимофеевне и Наталье Александровне Верховцевым. Они
познакомились в 1916 году. Все трое
были духовными детьми митрополита
Московского Макария. Объединяло их и
почитание отца Иоанна Кронштадтского,
с которым Вера Тимофеевна была знакома. Сохранившиеся 120 писем епископа
Германа, отправленных из разных мест
заключения, являются бесценными документами эпохи.
Родился епископ Герман (Ряшенцев
Николай Степанович) в г. Тамбове в
семье купца второй гильдии. В 1900 г.
окончил Тамбовскую гимназию и через
два года поступил в Казанскую Духовную
Академию. Через два года пострижен
в мантию, а через год рукоположен в
иеромонаха. После окончания Академии
преподавал Священное Писание в Псковской Духовной семинарии. С 1910 г.
был инспектором Вифанской семинарии.
Возведен в сан архимандрита. В апреле
1919 г. состоялась хиротония архимандрита Германа в епископа Волоколамского, викария Московской епархии.
Владыка проживал в Даниловом
монастыре, когда в 1922 г. последовал
второй арест и ссылка. В течение последующих двух лет писал он письма из
Сибири в подмосковный Сергиев Посад, которые, кроме мыслей и советов
по духовному возрастанию, дополняют
страницы истории нашего края.
Епископ Герман находился на положении политического ссыльного, высланного административно, без всякого
суда, но содержали его как уголовно
осужденного и держали под стражей.
Это вызывало сочувствие местных жителей и сопровождение в передвижении
почти почетным караулом. Епископ
писал: «Господь так устроил, что целую
неделю мы жили здесь, как у родных. Я
не могу в этом не видеть и особенного
попечения о нас св. Иоанна Тобольского, икона которого, не помню, когда и
кем мне данная, путешествует всегда
со мной вот уже 2 года. Это знаменательное совпадение. Мы будем жить
в селе Самарово Тобольского уезда.
Это торговое местечко в 500 верстах
к Северу от Тобольска по Иртышу и в
500 верстах южнее Березова. Судя по
Тобольску, где вызревают дыни, арбузы
и помидоры, там, вероятно, будет не
холоднее Вологды. Все говорят, что
Самарово на крутом берегу Иртыша.
Красивая, здоровая местность, кругом
хвойный лес. Народ здесь, в Сибири,
как мне кажется, открытее нашего и отзывчивей. Думается, что и Самарово не
будет для нас мачехой. Конечно, многое
будет зависеть от опеки, под какой нам
придется жить. Но мне нечего скрывать
и нечего бояться, так как мои убеждения
касаются не политики, а этой области
совести, какая объявлена советским законом свободной».
В Тюмень епископ прибыл 13 августа
1923 г., сюда и пришло первое послание
из Сергиева Посада. 30 августа он писал
ответ из Тобольска. Еще было тепло, еще
радовала его наша природа, лес, поля,
реки... Впереди новые переселения —
на Север, в Самарово. Туда, где сливаются большие сибирские реки Иртыш
и Объ, откуда видны снежные вершины
Уральских гор. Находясь в Самарове,
ждали парохода числа 5-8 сентября для
отправки дальше.
В письме, датированным днем Знамения Божией Матери 1924 г., исповедник
пишет, что его, единственного из всей
партии заключенных, решили отправить
«по крепкому морозцу подальше», туда,
где нет ни церкви, ни часовни – в деревушку в 40 км. от Самарова, вдали
от трактовых дорог на Сургут и туда,
где не было ни почты, ни телеграфа, ни
врача. Приказали собраться и отбыть
за три часа. Лютая стужа, отсутствие
теплой одежды и скудость питания заставили епископа обратиться с просьбой
задержать высылку из-за надежды получить посылку, которую он ждал уже
три месяца.
Остается только домыслить те немыслимые условия, которые послужили
поводом к обращению в надежде на
понимание, да где там! Разрешили задержаться только на 24 часа. И вряд ли,
кто из охраны поделился с ним пищей
или одеждой. В письме нет прямого
указания на тяжелое положение. Есть
рассуждение, которое дает возможность
понять, как тяжело ему было: «У меня
борются два чувства: обратить, кого
следует, внимание, как борзо расправляются здесь, минуя технику Москвы и
даже кодекс, а другое напоминает слова
Исаии: «как овча на заклание веден и
яко Агнец... безгласен...» И просьба: подкрепите меня своими молитвами».
О жителях остяцкой деревушки пишет: «Жители Чучели, кажется, хорошо
говорят по-русски и стройки (избы) у них
уже русские. Кажется, если не ошибаюсь, некоторых я даже знаю, и, Бог даст,
быть может, устроимся хоть не так, как
здесь и в Самарове, но сносно...»
Цитирую отрывок из письма от 18
февраля 1925 г.: «для выработки терпения и самопознания, конечно, очень
хороши те условия, в каких живу, но
когда начинает приветливо светить солнышко, когда начинает пробуждаться
спящая красота вечной и живой книги о
Боге и Его правде, тогда больнее щемит
сердце, тогда начинает тосковать оно о
любимом деле, о своих далеких детях, о
тех условиях, где так было тепло и радостно, и какие стоят теперь с печатью
разрушения, лучше слов свидетельствуя,
как опустошена теперь человеческая
душа».
Весной того же года епископ Герман предполагает, что в июле Чучелинские
юрты ему могут сменить на Соловки.
Вере Тимофеевне пишет, что часто душевные терзания бывают оттого, что невозможно забыть свет солнца, счастье..,
что надо не плакать над щепками, в
которые превратился лес, а думать над
тем, как из этих щепок строить то, что
раньше строилось из деревьев. «Вместо
того, чтобы ныть и тосковать о том,
«как хороши, как свежи были розы»,
надо лучше подумать, чем парализовать
«воню» помойки и во что одеться, если
приходится в жизни идти не по роскошному лугу с душистой и сочной травой, а
сквозь цепкие кусты репейника. Конечно,
логика христиан — правда и должна
каждому из нас говорить: стало меньше
храмов, сам ты должен быть храмом
Бога; стал неудобен вход ко многим
святыням, сам стань этой святыней и
живой иконой».
После возвращения в Москву, уже 30
ноября владыка Герман был снова арестован, приговорен к трем годам ссылки.
В 1928 г. Владыка — епископ Вязниковский, викарий Владимирской епархии. В
том же 1928 арестован и приговорен к 3
годам исправительно-трудовым работам.
Затем в Кеми и в Соловецком лагере,
где занимался плетением рыболовных
сетей. В конце 1930 вывезен с Соловков «вместе со стариками, больными и
калеками» после болезни тифом. Затем
находился в 60 верстах от г. Кеми, где
«расписывал игрушки и безделушки в кустарном производстве». Затем в ссылке
в г. Котлас, позднее в г. Великий Устюг.
В 1933 получил разрешение на службу
в храмах Арзамаса. В 1934 — снова в
заключении. В сентябре 1937 г. осужден
Тройкой при УНКВД Коми АССР по ст.
58-10 и приговорен к расстрелу. 15 сентября расстрелян в Сыктывкаре.
В календаре на 2002 г. с житиями
святых и подвижников благочестия ХХ
столетия «Русь Святая» приводится
отрывок из воспоминаний Н.А. Верховдевой о Владыке Германе Ряшенцеве: «От всего дорогого и привычного
разъединили светлого Владыку узы, заключения, бесконечные странствования
и великие подвиги крестоносного пути.
В оставшихся письмах трепетно бьется
горячее, отданное Господу сердце, его
«кружевная душа» (по маминому определению), будто сотканная из тончайших
волокон».
Надежда Антуфьева
|
