Наш край в судьбах епископов Серафима (Звездинского) и Афанасия (Сахарова)
Епископ Дмитровский Серафим в ссылке. Середина 1930-х гг.
|
Друг с другом в своей земной жизни они встретились только раз - на этапе, что отправлялся на север России. Но их пути-дороги впоследствии ещё раз сошлись, только в разное время, в другой географической точке необъятной страны - в городе Ишиме.
В июле 1903 года в Саровской обители произошло торжественное прославление преподобного старца Серафима. На всенощном бдении в день открытия святых мощей 18 (31 по н.ст.) июля канон над гробом читал настоятель московской единоверческой Свято-Троицкой церкви о.Иоанн Звездинский. Читал вдохновенно, и не только потому, что сам был автором канона, стихир, тропаря и кондака, написанных по поручению Святейшего синода. Но и потому, что сердце полнилось благодарностью преподобному старцу, спасшему от неминуемой гибели сына Николая, воспитанника Московской духовной семинарии, который тоже приехал в Саров на торжества.
Он появился на свет 7 апреля 1883 года, в дни Великого поста и стал третьим ребёнком в семье уважаемого и почитаемого протоиерея. Имя новорождённому дали в честь святителя Николая -Мирликийского. На третьем году его жизни семейство осиротело - умерла добрая матушка, и маленький Коля остался под наблюдением отца, няни и старшей сестры. Отец всегда брал его на службы, считая это важным для духовного воспитания: "Пусть даже и спит - но в храме". Однажды мальчик увидел отца во время службы в алтаре стоящим у святого Престола и вошел туда через раскрытые царские врата, что позволяется только диакону и священнику. Молящиеся в храме сначала смутились, а потом увидели в этом предзнаменование его будущего жизненного пути.
Окончив духовное училище, Коля успешно поступил в семинарию. На третьем году учения, 18-ти лет, он заболел гнойным воспалением желёз. От нестерпимой боли несчастный грыз подушку, чтобы сдержать стоны. Болезнь прогрессировала, врачи разводили руками и подготавливали отца Иоанна к печальному исходу. Однако в это время в Москву приехал настоятель Саровской пустыни игумен Иерофей, большой друг отца Иоанна. Он подарил ему маленький портрет старца Серафима, саровского подвижника. А страдающему Коле сказал: "Вот - истинный врач". Как к последней надежде обратился к нему умирающий отрок, приложив образ к больному месту. В слезах он тихо уснул, впервые за два месяца. Наутро его состояние резко улучшилось. Дело пошло на поправку; отец послал в Саров извещение о чудесном выздоровлении.
Свидетельство послужило ещё одним доводом к прославлению старца в лике святых. А Коля в благодарность за исцеление твёрдо решил отдать подаренную ему жизнь на служение Богу. И на третьем курсе, но уже Московской духовной академии, в 1908 году он принял монашеский постриг с именем Серафим - в честь своего небесного исцелителя. После пострижения его лицо сияло таким неземным светом радости, что ректор семинарии воскликнул: "Вот доказательство светлости монашеских подвигов и действия Божией благодати". Начинался трудный путь духовной борьбы...
Через год монах Серафим стал священником. По окончании академии в 1910 году его оставляют преподавателем семинарии, а через четыре года возводят в сан архимандрита и поручают управлять Чудовым монастырём, расположенным в Московском Кремле.
В 1917 году в Кремль съезжаются участники Поместного собора, на котором предстоит выбрать, впервые после двухвекового перерыва, нового Патриарха. А сама Русь, словно сорвавшись с узды, мчится к духовной бездне. В начале ноября начался штурм Кремля большевистскими отрядами. Солдаты намеренно стреляли в кресты, лики святых. В этой обстановке 4 декабря, в праздник Введения во храм Богородицы, в Успенском соборе состоялась интронизация Патриарха Тихона. А в октябре 1918-го Чудов монастырь был закрыт. Монахи навсегда покинули древнюю обитель.
Отец Серафим творил в уединении молитвенный подвиг, пока его не вызвал к себе Патриарх, чтобы взять в помощники. И 3 января 1920 года архимандрит был посвящён во епископы города Дмитрова, относившегося к Московской епархии. Так он стал викарием, т.е. заместителем Патриарха как правящего архиерея. После посвящения, во время праздничного обеда, митрополит Сергий (Страгородский), взяв столовую ложку, заметил: "Советую, владыко, запастись ложкой. Придётся идти в тюрьму, а там этот предмет очень нужен".
Дмитровцы горячо полюбили пастыря за проповеднический дар, молитвенность, любовь к каждому духовному чаду, верному или заблудшему. Многие люди, давно забывшие Бога и Его заповеди, вновь обратились ко Христу после искреннего слова владыки. Служил епископ Серафим поочерёдно в разных храмах города, их было много, - и всегда туда устремлялись верующие, желая попасть на трогательную и вдохновенную службу. А потом они с пением молитв провожали его до дому. Всего три года привелось ему служить в Дмитрове, но память о нём жива в этом городе. Сам владыка не уставал повторять в письмах из разных мест ссылок: "Помню вас всех, в сердце моём ношу вас..."
В конце 1922 года исполнились слова митрополита Сергия. Владыка Серафим оказался в заточении - сначала на Лубянке, потом в Бутырской, Таганской тюрьмах. Страдая от многих болезней, он никогда не забывал своего пастырского долга. Делился с сокамерниками продуктами, что посылали духовные дети, утешал их и возвращал ко Христу; сам же ходил в рваном подряснике. В мае 1923 года владыку сослали в Зырянский край. В дороге рядом с ним оказался епископ Ковровский Афанасий (Сахаров), который встретил день своих именин на этапе, в арестантском вагоне.
В эти годы бурно развивается движение обновленчества, призывавшее к реформе церковных уставов, упрощению службы, отмене монашества и прочим далёким от духа христианства деяниям. Подлинной же целью движения, поддержанного советской властью, было внести внутренний раскол в Русскую Церковь. Поначалу к нему примкнуло до трети священнослужителей, в том числе и митрополит Сергий (Страгородский). Впрочем, он, как и многие другие, через некоторое время отошёл от обновленчества, принеся покаяние. Владыка Серафим внимательно следил из ссылки за происходящим в епархии, в письмах увещевая держаться дальше от незаконного движения, не поддаваться на провокацию безбожников.
В тихой и молитвенной жизни прошли два года в Зырянском крае. Затем - возвращение в Москву. Только что скончался патриарх Тихон, и Местоблюститель Патриаршего престола митрополит Крутицкий Пётр (Полянский) призвал епископа Серафима быть своим помощником. Но советскую власть не устраивал такой решительный сторонник православия, как митрополит Пётр. Вскоре его арестовали, а летом 1926 года и епископ Серафим был выслан из Московской области. Крестный путь продолжился:
29 июля 1927 года митрополит Сергий, когда-то предрекший Звездинскому тюрьму, а теперь ставший заместителем Патриаршего Местоблюстителя, издал Декларацию о лояльности советской власти, обязывающую Русскую Церковь подчиниться правящему режиму. Большая часть верных иерархов, включая сосланного митрополита Петра, не поддержала эту декларацию, считая её соглашательством с безбожной властью и превышением полномочий митрополита Сергия. Владыка Серафим также не принял Декларацию и, считая своим законным начальником только Петра Крутицкого, подал прошение об увольнении.
Но оно означало только неучастие в делах церковного управления, ничуть не освобождая от христианского долга. Владыка уехал в Дивеевский монастырь, основанный Серафимом Саровским. А после его закрытия в 1929 году поселился в городе Меленки Владимирской области, где почти пять лет провёл в затворе, в молитве и наставлении своих духовных детей. Очень любил птиц, кормил их с руки, и они сопровождали его даже в прогулках по саду во дворе домика, где жил владыка.
В начале тридцатых поднялась новая волна репрессий. В апреле 1932 года последовал четвёртый арест епископа Звездинского. Приговор - три года ссылки в Казахстан. Тяжелейшая дорога, жара вызывали сердечные приступы. Сначала Алма-Ата, потом Гурьев, Уральск - везде по нескольку месяцев, и всякий раз - тяжелейшие переезды. От голодной смерти спасала только поддержка верных дмитровцев. В Уральске, когда владыка почти умирал от малярии, по настоянию врача подали прошение о переводе в местность с лучшим климатом. В январские крещенские морозы 1935 года неожиданно пришел ответ - направление в Омск. Там получили последнее распоряжение: в Ишим. Сюда и прибыли 3 февраля 1935 года страдальцы - владыка Серафим и его добровольные спутницы, духовные дочери инокини Анна и Клавдия.
Ишим того времени - тихий провинциальный районный центр с невысокими деревянными домиками и тенистыми садиками во дворах. Уклад жизни ещё во многом патриархальный. Но ветер времени вихрем пронёсся и здесь, разметав в клочья былое стремление к благочестию. Взамен крестных ходов с иконами и хоругвями - демонстрации с портретами вождей: Здесь, в городе с "лучшим климатом", скитальцев тоже поначалу ожидала бесприютность. Но вскоре нашёлся добрый старичок Александр Павлович, у которого изгнанники сняли квартиру в две комнаты на втором этаже дома? 84 по улице Республики (ныне улица Ленина). Ишим был уже давним местом ссылки, и местные жители привыкли принимать у себя "лишних" для советской власти людей.
Прежде всего в комнате владыки устроили небольшую домашнюю церковь, как это делали в каждом новом пристанище. Над треугольным столиком для совершения литургии - иконы страждущего Христа в терновом венце и Умиление Пресвятой Богородицы. Распорядок дня - такой же, как и прежде: рано утром - молитва, потом - Божественная литургия, после - чай, отдых, чтение Священного Писания, всенощная служба, небольшой ужин и вечерние молитвы. После этого владыка затворялся в своей комнатке для уединённой молитвы и чтения, в которых пребывал до утра. И так - каждый день. Особо усердными были молитвы перед большим образом святого Иоанна Тобольского, покровителя нашего края. Верилось, что он всё устроит по воле Божией.
Дом, где жил владыка Серафим, не сохранился. Но его примерный вид известен по рисункам послушницы (будущей схимонахини) Анны, сделанным в 1935 году. Первый рисунок, изображающий дом, называется "Владыка возвращается домой". А откуда он возвращается - ясно из второго рисунка: "Владыка идёт отмечаться в учреждение". Как ссыльный, епископ Серафим обязан был периодически регистрироваться в местном отделении НКВД. На рисунке легко узнаётся ишимский пейзаж: здания почты и милиции, между ними, вдалеке - белокаменная Никольская церковь.
Не поддержавшая обновленцев часть местного духовенства уважала ссыльного епископа. Но владыка с ними практически не общался, возможно, не желая их компрометировать. Тогда в городе уже были закрыты Богоявленский собор и Троицкая церковь, но в Никольской и Покровской ещё совершались службы. Настоятель последней, "тихоновский" протоиерей Константин Протопопов посылал на праздники освящённый хлеб. Владыка благодарил, но в храмы не заходил, будучи в оппозиции к правящему митрополиту Сергию, которого не мог поминать во время службы в качестве Патриаршего Местоблюстителя.
Общению с посторонними владыка предпочитал молитвенное уединение; часто уходил в ближайший лес - и летом, и зимой. Предчувствуя скорую кончину (он даже совершил себе отпевание), готовился принять схиму - высшую степень монашества. Порою из Подмосковья приезжали духовные чада, благо, что Ишим стоял на железной дороге. В Ишиме же послушница Анна заболела тропической малярией. Врач, осмотрев её, грустно покачал головой: смертельная форма болезни. Три дня лежала в жару и без сознания. Владыка её причастил - и температура быстро снизилась, после чего дело пошло на поправку.
Срок ссылки епископа Серафима заканчивался в мае 1935 года. Однако, получив 8 декабря паспорт, он решил остаться в Ишиме. Проживание в "режимных" городах было запрещено; и не было ни сил, ни средств на переезд. Тем временем наступил страшный тридцать седьмой. Из Москвы приходили тревожные вести: идут массовые аресты священнослужителей. Ещё по осени хозяина квартиры вызвали в НКВД и обязали сообщить, если заметит приготовления постояльца к отъезду. Ни владыке, ни его дочерям шагу нельзя было ступить без присмотра со стороны неких лиц. Старичок-хозяин рассказал, что в НКВД у него спрашивали, лучше ли других питается бывший ссыльный архиерей. Тот отвечал: больше полугода пост, а мяса и вовсе не ест как монах, на такую трапезу ни один рабочий не согласится. Пришлось "следователям" придумывать другой повод для обвинения.
23 июня, в день памяти покровителя Сибири Иоанна Тобольского епископ Серафим совершил литургию. А ночью, когда владыка оправлял лампаду перед образом Спасителя в терновом венце, в дверь к нему тревожно постучала Клавдия: "Идут из НКВД..." Начался обыск. В пять часов утра вызвали подводу и увезли владыку в ишимскую тюрьму.
Бывшее здание пересыльной тюрьмы
в Ишиме. С 1952 г. - жилой дом. |
Теперь здание тюрьмы - обычный с виду двухэтажный оштукатуренный жилой дом. В начале ХХ века здесь, на тогдашней далкой окраине, предприимчивые купцы построили мельницу с нефтяным двигателем. Но недолго работала она на благо горожан. Грянула революция, и победителям понадобились мельницы иного рода: жернова хлебные сменились жерновами человеческих жизней. Тюрьма была пересыльной, всего в семь камер, в которых содержались не более месяца. Восьмое помещение на первом этаже - для охраны. Засыпанный ныне подвал, как рассказывают, помнит предсмертные крики расстрелянных. Мужское отделение находилось в этом, тогда мрачном краснокирпичном здании, с восточной стороны которого было пристроено деревянное здание женского отделения. Над небольшими оконцами - специальные "фартуки", чтобы оградить заключённых от внешнего мира. Территорию окружал высокий деревянный забор, опутанный по верху колючей проволокой.
Надежда Игнатьевна Черных, которой в то время было 32 года, работала по совместительству фельдшером в "арестном доме". В начале 90-х годов она вспоминала, как, придя однажды утром на работу, застала необычное оживление. Охранники говорили: привезли "владыку мира", "высочайшего по религии". Высочайший духом, но страждущий телом просил медицинской помощи - сильно болела печень. К сердечным приступам добавилось кишечное заболевание с высокой температурой.
Вместе с епископом Звездинским в ту ночь арестовали 15 священнослужителей. Среди них были сторонники патриарха Тихона и обновленцы, настоятели ишимских церквей и ссыльные, расстриги и те, кто не отказался от духовного звания. Вероятно, начальник Ишимского райотдела НКВД, младший лейтенант госбезопасности Бараусов готовил громкий процесс. Но владыка Серафим, несмотря на сильнейшие приступы боли, отрицал свою принадлежность к "контрреволюционной организации Истинно Православная Церковь" и не называл ни одной фамилии.
28 июля верные дочери Анна и Клавдия принесли очередную передачу. Во дворе тюрьмы - перекличка, заключённые, в том числе все арестованные священнослужители, стоят рядами, готовясь к отправке на станцию. В товарных вагонах, куда загнали заключённых - жарко, в воздухе - духота, как перед грозой. Воды давать не разрешают. Плач, рёв родственников. А когда поезд тронулся, владыка трижды перекрестил и по-архиерейски обеими руками осенил своих дочерей. "Никто из наших попов не перекрестился, - заметили жители Ишима, - а епископ Серафим сам перекрестился трижды и всех нас благословил".
Ишим был последней остановкой на крестном пути владыки; Омск стал последним пристанищем. Громкого процесса не получилось: заработал массовый конвейер репрессий. Без суда, решением "тройки" Омского управления НКВД 23 августа 1937 года все 15 человек были приговорены к расстрелу (послушницам сообщили: десять лет лагерей). Приговор исполнен 26 августа. Вина епископа Серафима оговаривалась особо - "в Ишиме среди верующих слыл за святого человека"...
Геннадий КРАМОР, г. Ишим.
(Продолжение следует)
|