|
Екатеринбург, в недавнем
прошлом Свердловск - свидетель нашей студенческой юности. Той
замечательной поры, когда мы рьяно занимали очередь на еще
не прочитанную книгу, включали
настольные лампы в публичной
библиотеке и подрабатывали на жизнь мытьем витрин в книжных магазинах.
Где нас ждали проспекты
и конспекты, романтические свидания
и прозаические дежурства в женской
комнате общежития. И прозвучала
фраза, которую забросил в память
безбожников большой оригинал, чудаковатый
Закс - талантливый преподаватель
зарубежной литературы, сказавший
буквально следующее: "Можно
прочитать одну Библию - и уже не
читать никаких книг". Между прочим,
достать в те годы для чтения Библию
было практически невозможно...
Той улицей, где стоял дом инженера
Ипатьева, в котором была расстреляна
семья последнего российского императора,
я лично, будучи молоденькой
студенткой, прошла и проехала бесс
четное количество раз. Но здание,
которое затем было утрачено, не
слишком-то останавливало мой взгляд.
Я даже не запомнила его, пропустив
мимо сердца, как это сделали, повидимому,
очень многие из моих ровесников.
Мы не верили тогда в Бога,
забывая правильно креститься, как тому
учили бабушки. Нам предлагали в качестве веры совсем другое: то, что
нынешнее (то есть наше!) поколение
людей всенепременно будет жить при
коммунизме. По сути, предлагали верить
в счастливое будущее, одинаковое
и для дочки сельского ветфельдшера, и
для дочки второго секретаря обкома
партии, учившихся на одном курсе
факультета журналистики. В вузе, в
котором, слава Богу, нашлось кому
сказать правду хотя бы о Библии...
В одну из февральских суббот,
нареченную Вселенской родительской
субботой, я побывала в том месте,
которое долгие годы не выплывало из
закутков памяти. Там, где расстреляли
царственных мучеников. Семью, внешняя
красота которой сродни красоте
небесной.
К Храму на Крови меня подвез
на своих "Жигулях" жених моей племянницы.
Успел сказать, что многие
екатеринбуржцы считают, это место
не для легких прогулок. Строительство
на обагренной кровью земле не
обошлось без человеческих жертв.
Случается разное здесь, на виду Исети,
и сейчас: то какой-нибудь пьяница
под колеса машины выползет, то еще
какая беда.
Алексей был прав, говоря о неспокойном
характере исторического
района! Возле ступеней каменной
лестницы, ведущей в храм во имя Всех
Святых, в земле Российской просиявших,
на месте убиения царской семьи,
неожиданно началась потасовка, шум
и гам. Нищенка с лицом видавшей виды
жительницы подземелий, но с прямой
спиной привыкшего стоять у мачты
морского офицера, активно теснила
осмелившуюся "позариться на чужое"
- прийти с кружкой для мелочи туда,
где ее присутствие было нежелательно.
Голуби, которых прикармливают люди,
тоже бывают враждебны по отношению
к сородичам. Совсем как мы.
Старушку, толкнув покрепче, свалили,
а та, защищая достоинство в глазах
прохожих, упорно твердила о том, что
когда-то работала медсестрой...
Всюду жизнь, хотя бы и такая...
Идет, преображаясь, она и в храме.
Служители продают восковые свечи и
подсвечники из уральского камня змеевика.
Освященную воду, лампадное
масло и экстракты каких-то целебных
трав. Родители ведут своих малышей
на занятия в воскресную школу,
попутно любуясь видами Великого
Устюга в художественной галерее.
Кто-то что-то вкушает, помолясь,
за хорошо пригнанными дверями
трапезной. Паломники ловят каждое
слово женщины-экскурсовода. О том,
как убийц приглашали в Музей революции
и они в деталях, с гордостью
рассказывали о своих злодеяниях. О
том, что сверкающая и яркая икона
новомучеников, написанная на
Святой горе Афон, имеет в составе
использованных красок и малую толику
святых мощей других российских
страстотерпцев...
В нижнем храме находится та
самая "расстрельная комната" - воссозданное
пространство подвального
помещения, куда когда-то с подушечками в руках осторожно спускались
по ступеням царевны. Шла царица и
шел царь-отец, державший на руках
наследника Алексея (какое же это
распространенное у нас до сих пор
имя!), болезнь которого обострилась.
Кровь, бежавшая по ослабленным
жилам мальчика с идеальными, на мой
взгляд, чертами лица, искала выхода и
находила его. Устремляясь навстречу
другой, вскоре пролившейся разом,
купно, крови...
Экскурсовод говорила сбившимся
вокруг нее людям, что выложенная
каменными плитами расстрельная
комната воссоздана с учетом точных геодезических отметок. Темный
пол, на который я пытаюсь смотреть
сквозь слезы, устроен там, где он и
должен быть. Ни сантиметром выше,
ни сантиметром ниже. Комната,
будучи архитектурным ядром возведенного
храма, пространственно
открывается небу, которое для одних
далеко, для других близко. А слезы
- это плата за беспамятство. За позднее
пробуждение. И уже выражение
"без царя в голове" равнозначно не
синониму дурака, а сути страшной
прививке, сделанной не одному поколению...
Я снова и снова прошу, чтобы
Бог простил мою страну, допустившую
цареубийство. Царь Николай,
великий тезка моего сына, простивший
своих убийц еще до кон-
чины в удушливую июльскую ночь,
стань моей надеждой и опорой.
Давно прошу его и по-отечески
судить, и по-отечески миловать
сына. Подсказывать, поддерживать,
уберегать. Потому что другого,
более старшего мужчины, в моем
доме нет.
Все мы много пред небом и совестью
виноваты...
Любовь НИКОЛАЕВА
|
