№12 2024 г.         

Из книги К. Г. Капкова «Единение судеб. Последний царь и духовник»

Вид на Тобольский Софийско-Успенский собор

Дорогие читатели! Мы продолжаем выборочную публикацию текста книги К. Г. Капкова «Единение судеб. Последний царь и духовник» (начало в номере за август, сентябрь и октябрь 2024 года). Книга рассказывает о тобольском кафедральном протоиерее Владимире Александровиче Хлынове, который служил императору Николаю II в его заключении, принял, возможно, последнюю исповедь государя и прошел путь новомученичества, чем смог сродниться с венценосным исповедником.

<...> По свидетельству протоиерея Владимира Хлынова: «Были случаи, когда Государь прислуживал священнику: ставил аналой, брал кадило». Иногда роль псаломщика исполнял и цесаревич Алексей. Таким образом, мы видим, что вся царская семья принимала в богослужениях активное участие, ждала и жаждала их.

<...> После того как в феврале 1918 года отпуск средств на содержание царской семьи в заключении прекратился, а большевики ограничили пользование их личными

суммами шестьюстами рублями на персону в месяц, в дневнике за 11 марта графиня Анастасия Гендрикова отметила, что отец Владимир Хлынов с певчими «предложили служить даром».

Этого не случилось. Царская семья не пожелала лишать священника жалованья. <...> Отметим и такой важный момент, известный со слов отца Владимира Хлынова протопресвитеру Михаилу Польскому: «Государь в первые же дни знакомства с о. протоиереем [Хлыновым] просил его передать епископу Гермогену, правящему в Тобольске, свой земной поклон (именно так выразился Государь) и просьбу простить его, Государя, что он принужден был допустить отстранение его от кафедры [в 1912 году]. Иначе нельзя было сделать. Но что он, Государь, рад, что имеет возможность просить прощения за все. <...> Гермоген, епископ Саратовский, написал послание Государю непосредственно, минуя Синод, и за это формально должен был быть наказан. Теперь епископ Гермоген был растроган до глубины души, сам послал Государю через отца протоиерея земной поклон и просфору и просил прощения. Так Царь и епископ, незадолго до мученической кончины обоих, изжили бывшее недоразумение с глубоким смирением и любовью». Отметим, что первым прощения попросил царь.

В ночь на 26 апреля (с четверга на пятницу перед Страстной седмицей) государя, императрицу и великую княжну Марию Николаевну вывезли из Тобольска на екатеринбургскую голгофу. 28 апреля, на праздник Входа Господня в Иерусалим, был арестован владыка Гермоген. И в тот же день в большом зале губернаторского дома первый раз за все время пребывания венценосцев в Тобольске служили литургию на дому. <...>

Службы в губернаторском доме продолжались до отъезда из Тобольска царских детей, причем на Страстной седмице богослужения шли дважды в день. 2 мая, в Великий четверг, цесаревич Алексей, великие княжны Анастасия, Татьяна, Ольга, а также Анастасия Гендрикова и некоторые другие лица свиты приобщились Святых Христовых Тайн. 5 мая была отслужена пасхальная литургия, великие княжны поздравили домашних и прислугу, подарив им красочные яйца и маленькие иконки, как всегда делала императрица. Иконостас домовой церкви был украшен елками и цветами. (В то же время в Ипатьевском доме литургии на Пасху не было.) 19 мая, в день памяти святого Иова Многострадального, в 50-й день рождения государя императора, царские дети и некоторые приближенные семьи в последний раз в земной жизни причастились Святых Христовых Тайн. 20 мая они выехали в Екатеринбург.

Священник Владимир Хлынов на следствии в 1932 году (о котором подробно скажем далее) показал, что служил у царской семьи по 1 мая 1918 года. Значит, либо в мае к остававшимся в Тобольске великим княжнам и цесаревичу был назначен другой священник, или пастырь не совсем точен (кажется, вернее второе).

Всего с 1 января по 1 мая 1918 года отец Владимир Хлынов провел для венценосцев 51 богослужение (если же считать по конец мая – 64 службы) в храме или на дому.

В общей сложности с 6 августа 1917 года по 20 мая 1918 года за 288 дней пребывания в Тобольске венценосцы молились за церковными службами в храме или на дому 118 раз (иногда дважды в день). Обедницы на дому или литургии в храме совершались практически во все праздничные и воскресные дни, а иногда, по поводу различных годовщин, разрешали служить на дому молебны или панихиды. За все время заточения в Тобольске в воскресные и праздничные дни служб не было ни в храме, ни на дому, только 21 ноября, на праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы, в субботу, 30 декабря, воскресенье, 31 декабря, воскресенье, 7 января. Мы видим, что не так мало богослужений было проведено для царской семьи. Но что знаменательно: еще 20 декабря 1917 года, когда службы в храме проводились практически без перебоев, императрица отметила в письме Марии Сыробоярской: «Малейшая неосторожность заставляет их [охрану] быть с нами еще строже, т. е. не пускают в церковь». Почему государыня так написала?

Во-первых, императрица, по всей видимости, предчувствовала, что службы в храме скоро ограничат. Во-вторых, это показывает, что церковная молитва была единственным отдохновением царской семьи, и именно вопрос о совместной молитве со священнослужителем, а особенно о храмовой молитве, более всего волновал венценосцев. Это было их главным утешением, а скорее всего, единственным. В ночь с 16 на 17 июля царская семья приняла мученическую кончину и отошла ко Господу. Земной путь их последнего духовника протоиерея Владимира Хлынова продолжился.

Ночью 28 апреля 1918 года арестованный большевиками владыка Гермоген вслед за царской семьей был вывезен из Тобольска в Екатеринбург. Управление епархией принял епископ Иринарх (Синеоков-Андриевский). 26 июня некоторых заключенных екатеринбургской тюрьмы, среди которых был епископ Гермоген, перевезли на корабль.

Около полуночи с 28 на 29 июня узников с камнями на шее скинули за борт. Тело священномученика было обнаружено 3 июля на берегу у села Усольского. Владыка был в нижнем белье, со связанными руками и привязанным камнем весом более 16 кг. Как тело оказалось на берегу, неясно. Сложно объяснить это чем-либо, кроме как чудом, свидетельствующим о святости архипастыря.

Вскоре епископ был погребен местным крестьянином. 4 августа 1918 года, после освобождения Тобольска от большевиков, останки священномученика извлекли из земли судебные представители Сибирского правительства. После этого тело владыки перенесли в храм села Покровского на родину Григория Ефимовича Распутина, бывшего в свое время ктитором этой сельской церкви. Епископа облачили в архиерейские одежды. Все это время останки не издавали трупного запаха.

Мученическая кончина от рук безбожников, а также нетление останков епископа Гермогена в течение полутора месяцев дали толчок к почитанию владыки.

9 августа честные останки архиерея были отправлены в Тобольск, а на следующий день с большими почестями встречены в городе. На паперти кафедрального собора у гроба архипастыря протоиерей Владимир Хлынов сказал речь, «подкупающую искренностью заложенных в ней печали и горя». Проникновенное слово батюшки было направлено на умиротворение страстей. Отец Владимир говорил о епископе Гермогене как о жертве, принесенной для вразумления народа в безбожной братоубийственной бойне, о том, что владыка стал «жертвой сатанинской злобы», но его «мученическая кончина представляет собою могучий, самый громкий и внушительный призыв к любви, к миру, к братскому объединению и глубокой проникновенной молитве». 10 августа у гроба архипастыря отец Владимир пророчески произнес: «По неведомым пока для нас жизненным законам переживаемого нами времени нельзя скольконибудь значительному человеческому селению обойтись без человеческих жертв», пришло на Русь время принять «кровавую участь», «необходимость воспринять мученический венец». Вспомним, что и в феврале 1918 года, когда протоиерей Владимир Хлынов звал пастырей всеми силами озаботиться созданием ячеек Общества единения клира и мирян, он призывал к полной духовной самоотдаче, а если потребует Бог – к мученичеству.

В августе 1918 года отец Владимир говорил о пришествии времен гонения на Церковь, о «сатанинской злобе» революции и вновь вопрошал: «Разве мы не видим, что настала пора в нашей жизни, когда неизбежными становятся человеческие жертвы?» Одной из таких жертв станет и он сам...

Через несколько дней на панихиде по владыке Гермогену отец Владимир вновь произнес речь. Она носила миссионерский и покаянный характер: «Христианство, и только оно одно могло дать умирающему во зле миру новое светлое и животворное учение о любви», ныне мы забыли заветы Христа, следовательно, забыли любовь, а без нее – погибнем. Отец Хлынов звал к продолжению миссионерских и благотворительных дел владыки Гермогена, особенно актуальных в период разрухи, прося паству выразить их во всемерном содействии Тобольскому Свято-Иоанно-Димитриевскому епархиальному братству, деятельность которого в свое время старательно поддерживал убиенный архиерей. В воззвании о совершении пожертвований в пользу братства отец Владимир с горечью констатировал, что ныне мы «переживаем время страшного упадка в народе христианской веры <…>, нередко граничащего с полным озверением». Батюшка эмоционально, с болью, чувствуемой через журнальные строки, говорит о сложностях проповеди, всякой благотворительной деятельности и созидательной работы вообще. Он пишет кратко, строго, по существу, от наболевшей души. Видно, что это не дежурные строки, а христианский вопль о необходимости нравственного очищения. Даже сейчас, спустя 100 лет, читая его послания, можно испытать духовный подъем…

Напомним, что отец Владимир Хлынов был председателем Совета Свято-ИоанноДимитриевского братства. На собрании братства 9 декабря 1918 года отец Владимир вновь говорил о необходимости хранить верность Церкви: «Неизменно велико значение Святой Православной веры в многовековой истории русского народа. Она собрала из разрозненных славянских племен один громадный русский народ. Она дала ему здоровые начала государственности. <…> Она одна ободряет и просвещает его», и после лихолетья 1918 года «обновленный кровавым крещением, единый могучий русский народ» вновь обретет ныне поруганную веру и восстановит свою государственность.

В 1918–1919 годах при белой власти Тобольское Свято-Иоанно-Димитриевское братство организовывало многочисленные мероприятия, посвященные епископу Гермогену, и учредило совместно с Городской думой Тобольска Особую комиссию по увековечению памяти владыки. Отец Владимир играл в этой комиссии ведущую роль, а к концу 1918 года был избран ее председателем. Среди мероприятий в память замученного епископа было намечено: 1) совершать его полугодовое поминовение во всех храмах Тобольска; 2) установить ежегодную панихиду в день кончины архиерея с участием всего городского духовенства и обязательным совершением парастаса и литургии; 3) устроить надгробный памятник с монтировкой в него камня, найденного с останками епископа, и иконами, особо чтимыми почившим; 4) установить мраморный бюст владыки в Архиерейском доме; 5) установить памятную доску на стене Крестовой церкви; 6) сохранить как мемориальные комнаты в помещении духовного училища, где первую ночь находилось тело погибшего, с дальнейшей организацией там «Исторического Гермогеновского церковного музея»; 7) издать брошюры массовым тиражом с жизнеописанием владыки и др.

В конце июня 1919 года, в годовщину мученической кончины епископа Гермогена, в зале Архиерейского дома состоялся «вечер скорби, привлекший свыше 300 посетителей». Вторым, после владыки Иринарха (Синеокова-Андриевского), выступал протоиерей Владимир Хлынов.

Законоучитель Мариинской женской гимназии г. Тобольска протоиерей Владимир Хлынов, сотрудница гимназии и ученицы. Последний, 1918–19 уч. год

Подобные «вечера скорби» епархиальный совет настоятельно рекомендовал проводить причтам всех церквей Тобольской епархии «с организацией тарелочного сбора в Гермогеновский фонд». Далее кажется уместным провести параллели с восприятием пастырями и вообще церковным сообществом мученической кончины епископа Гермогена и убийства царской семьи, случившихся практически в одно и то же время.

Летом 1918 года в «Тобольских епархиальных ведомостях» о государе и его семье промелькнула лишь заметка в новостной ленте: «Перевод Николая Романова». Заметка состояла из одного предложения: «В связи с событиями в Сибири и на Урале совет комиссаров постановил перевести Николая Романова со всей семьей из Екатеринбурга в один из городов северной России».

В том же номере «Ведомостей» владыке Гермогену было посвящено несколько объемных статей, где его называли «священномучеником пророческого духа», «мучеником за веру, весь русский народ и Отечество», «имя его историческим, принадлежащим всей православной России». Во время белой власти в 1918–1919 годах в «Тобольских епархиальных ведомостях» епископу уделили сотни страниц, царской семье – несколько строчек.

Это не было связано со страхом перед большевиками. В «Епархиальных ведомостях» постоянно сообщали об успехах войск адмирала Александра Васильевича Колчака, прямо и неоднократно называли красных врагами и бандитами, а белых – законной властью и освободителями. Но «царизм» и среди духовного сословия считался пройденным этапом, и судьба венценосцев практически никого не интересовала. О зверском убийстве императорской семьи и великой княгини Елисаветы Федоровны в «Епархиальных ведомостях» было сказано холодно, без какой-либо оценки случившегося и видимого сожаления, в статейке с наименованием «Участь Романовых».

Заметим, что в 1919 году семья Хлыновых переехала в новый дом, для Тобольска известный. В конце 1830-х – начале 1850-х годов здесь жил сосланный в ссылку за участие в террористических организациях и подготовку государственного переворота декабрист Михаил Александрович Фонвизин вместе с супругой. К настоящему времени от дома Фонвизиных остался только фундамент, но периодически в Министерстве культуры поднимается вопрос о воссоздании строения и организации в доме Музея декабристов. В 1918 году при новом правящем архиерее епископе Иринархе (Синеокове-Андриевском) отец Владимир Хлынов остался при всех своих должностях и продолжал, как и при владыке Гермогене, возглавлять епархиальный совет, ведавший практически всеми внутрицерковными делами.

Кроме того, в 1918–1919 годах отец Владимир потрудился на должности председателя правления епархиальной пенсионной кассы, как член Попечительства о бедных духовного звания и Комитета по устройству быта беженцев, прибывавших с территорий, оккупированных красными. При всех своих должностях он продолжал и преподавать в Мариинской женской гимназии, последний выпуск которой состоялся в 1919 году.

Как кафедральный протоиерей Владимир Хлынов проповедовал на большие праздники, в том числе в 1918 году на юбилей праведного Иоанна Кронштадтского, прославление святителя Иоанна Тобольского, прославление святителя Софрония Иркутского. В 1919 году он был назначен проповедовать на празднование памяти святителя Иоанна Тобольского, Новый год и в Неделю о Фоме. Проповеди отца Владимира отличались неплохим литературным стилем. В «Тобольских епархиальных ведомостях» с лета 1917 года немало заметок протоиерея Хлынова, хотя нет ни одного рассуждения на сугубо богословские темы.

Все время пастырь говорит «на злобу дня», как разрешить конкретные епархиальные дела. Батюшка пишет в то время, когда ради собственной безопасности, казалось бы, можно было и помолчать. Впрочем, он никогда не старался лишний раз появиться на публике, но и оставаться в тени при его должностях было невозможно. На революцию отец Владимир имел вполне четкий взгляд: Октябрьский переворот в Петрограде – это «братоубийственная бойня между так называемыми большевиками с одной стороны и лучшей частью русского общества в лице самоотверженно настроенной интеллигентной молодежи с другой [имелись в виду юнкера, защищавшие Зимний дворец]». Гражданскую войну батюшка именовал «бессмысленным зверским самоистреблением русских людей».

Мы видим, что в 1918–1919 годах отец Владимир вел большую церковно-общественную, административную и миссионерскую работу. Сложно представить, как он все успевал. Но факт остается фактом. Все время белого правления в Тобольске (около 16 месяцев) главным деятелем в епархии был протоиерей Владимир Хлынов.

Впрочем, вряд ли будет преувеличением сказать, что он был вторым деятелем в епархии после владыки Гермогена уже начиная с мая 1917 года.

(Продолжение следует…)