Икона преп. Даниила Скитского и преп. Марка
|
Однажды авва Даниил, пресвитер скитский, пошел в Фиваиду, взяв с собою одного
из учеников своих. Они плыли вверх по реке
Нилу, и когда доплыли до некоторого селения, старец повелел лодочникам пристать
к берегу. И сказал старец ученику своему:
«Нам должно остановиться здесь».
Ученик, услышав это, начал роптать,
говоря: «Доколе нам скитаться! пойдем
в Скит». Старец сказал: «Нет! останемся
здесь». Они сели посреди села, как странники. Ученик сказал старцу: «Угодно ли такое
поведение Богу, что мы сидим здесь, как
миряне? по крайней мере пойдем в церковь». Старец отвечал ему: «Нет! останемся
здесь». Они пробыли тут до глубокого вечера.
Брат начал выражать огорчение на старца,
оскорбляя его и говоря: «Беда мне с тобою,
старик! из-за тебя приходится мне умирать!»
Когда ученик укорял таким образом старца,
подошел к ним престарелый мирянин, весь
седой, сгорбленный от старости. Увидев авву
Даниила, он пал к ногам его и начал лобызать их и обливать слезами. Приветствовал
он и ученика. Потом сказал им: «Если вам
угодно, пойдем в дом мой». У него в руке
был фонарь, с которым он ходил по улицам,
ища странных, и вводил их в дом свой. Он
взял старца и ученика его и других странников, которых нашел, и ввел их в дом. Налив
воды в умывальницу, он умыл ноги старцу и
прочим братиям. Кроме одного Бога, он не
имел ничего иного ни в дому, ни в каком
другом месте. Странникам предложена была
трапеза. Когда они отужинали, хозяин собрал
оставшиеся укрухи и выбросил собакам того
селения. Таков был у него обычай: он не
оставлял на завтрашний день ни одной крохи
от хлеба, который предлагался на ужине.
Старец отвел хозяина в особенное место, и
там наедине беседовали они до утра, говоря
о пользе душевной со многими слезами. По
наступлении утра они простились и разошлись. Дорогою ученик поклонился старцу,
говоря: «Окажи любовь, авва, поведай мне,
кто этот человек и как ты знаешь его?»
Но старец не хотел сказывать. И опять
брат поклонился ему, говоря: «Авва! о
многом другом ты поведал мне, а об этом
человеке не хочешь сказать».
Точно: старец сообщил ему о добродетельной жизни многих святых, а о престарелом мирянине не хотел сказать. Брат
очень оскорбился этим, и уже во всю дорогу
ни о чем не говорил со старцем. Когда они
пришли в свою келлию, брат не захотел принести в обычное время хлеб старцу, который
вкушал ежедневно в десятом часу (в четвертом по полудни). Наступил вечер. Старец
пришел в келлию брата и сказал ему: «Чадо!
что значит это? ты оставил меня, отца твоего, без пищи». Брат отвечал: «Если бы я
имел отца, то отец любил бы своего сына».
Услышав это, старец поворотился и хотел
выйти из келлии, но брат догнал его, остановил, начал целовать ноги его, говоря: «Жив
Господь! не оставлю тебя, доколе мне не
поведаешь, кто – этот человек». Брат никак
не хотел оставить старца в скорби, потому
что очень любил его. Тогда старец сказал:
«Дай мне немного поесть, и я скажу тебе».
После вкушения пищи старец сказал брату:
«Не будь непокорен. Не хотел я сказывать
тебе за прекословие, которое ты допустил
себе в селении. Смотри, не сказывай никому
о том, что услышишь от меня. Человек этот
называется Евлогий. По ремеслу своему
он – каменосечец, проводит весь день в
работе, ничего не вкушая даже до вечера.
По наступлении вечера возвращается в дом
свой, куда приводит с собою всех странных,
каких только найдет в селении, и монахов, и
мирских, предлагает им пищу, как ты видел,
оставшиеся же укрухи выкидывает собакам.
Ремеслом своим он занимается с юности своей и доселе; теперь ему более ста
лет, но и поныне Бог подает ему такую же
крепость в работе, какую он имел в молодых годах. Ежедневно он вырабатывает по
золотой монете.
Сорок лет тому назад я пришел в это
селение для продажи рукоделия. Тогда был
я еще не стар. При наступлении вечера
пришел по обычаю своему Евлогий, взял
меня и прочих, каких нашел странников,
в дом свой, угостил нас, как ты видел. Я
удивился его добродетельной жизни и начал
поститься по неделе и молить Бога о нем,
чтоб подал ему значительное имущество на
дело странноприимства.
Я провел в таком посте три недели и более, и столько изнемог от поста,
что едва был жив. Вот! вижу
некоего священнолепного, который пришел ко мне и сказал:
«Что с тобою, авва Даниил?» Я
отвечал ему: «Дано мною слово
пред Богом не вкусить хлеба,
доколе Бог не услышит молитвы
моей о Евлогии каменосечце и
не пошлет ему благословения,
чтоб он мог преизобиловать в
деле странноприимства». Он
сказал: «Напрасно! ему лучше
оставаться в том положении, в
котором он находится ныне».
Я сказал ему: «Нет, Господи,
подай ему, чтоб все прославили
Твое Святое имя». Он отвечал: «Говорю Я
тебе, что настоящее его положение хорошо
для него. Если же непременно хочешь, чтоб
Я подал ему: то согласишься ли взять на
себя ручательство о душе его, что он спасет
ее при умножении имения его? При таком
условии Я подам ему».
|
Я сказал: «Владыка! от руки моей взыми душу его». В то время как я говорил
это, увидел себя стоящим в храме Святого
Воскресения в Иерусалиме. Там увидел я
Священнолепного Отрока, Который сидел на
камне; Евлогий стоял на правой стороне Его.
Отрок приказал одному из предстоявших Ему
подозвать меня к Себе. Когда я приблизился,
Он сказал мне: «Ты ли, поручившийся за
Евлогия?» Предстоявшие сказали: «Точно
так, Владыко: он». Отрок сказал: «Взыщу с
тебя поручительство твое». Я сказал: «Взыщи, Владыко, с меня; только умножь имение
его». После этого я увидел, что некие два
начали влагать в недро Евлогию великое
множество золота, и чем более они влагали,
тем недра более вмещали. Проснувшись, я
понял, что я услышан, и прославил Бога. В
это время Евлогий, вышедши однажды на
обычную работу, ударил в камень и услышал,
что в камне была пустота; он повторил удар,
от которого образовалось небольшое отверстие; он ударил в третий раз, и открылась
значительная пустота, заполненная золотом.
Объятый ужасом, он сказал сам себе: «Что
мне делать? не знаю. Если возьму золото в
дом мой, услышит правитель, похитит клад
себе, а меня подвергнет напасти. Однако
возьму золото и сложу в таком месте, в
котором никто не узнает о нем».
Он купил волов будто бы для перевозки
камней, и ночью, с великою осторожностию,
перевез золото к себе в дом. Доброе дело
странноприимства, которое он доселе исполнял ежедневно, было оставлено им. Он
нанял корабль и прибыл в Константинополь.
Там царствовал тогда Иустин, дядя Иустинианов. Евлогий дал много золота царю и
вельможам его, получил сан епарха и купил
себе великолепные палаты, которые и доселе
называются египетскими. По прошествии
двух лет опять вижу во сне священнолепного
Отрока, виденного мною прежде, во Святом
храме Воскресения, и сказал я сам в себе:
«Где Евлогий?» По прошествии краткого
времени вижу, что Евлогия изгоняют от
лица Отрока, и некоторый ефиоп увлекает
его. Проснувшись, я сказал сам себе: «Увы
мне грешному! что сделал я? погубил душу
мою!» Пошел я в то селение, где прежде
жил Евлогий, как бы для продажи моего
рукоделия.
Пришедши в селение, я ожидал, что
придет Евлогий и по обычаю введет меня
в дом свой; но никто не пришел и не пригласил меня. Я встал и, увидев некоторую
старицу, просил ее принести мне немного
хлеба, потому что в тот день я еще не ел.
Она поспешно пошла и принесла мне хлеба и
вареной пищи, и, севши возле меня, начала
говорить мне духовные назидательные слова.
«Не полезно тебе, – говорила она, – выходить в мирские селения. Разве ты не знаешь,
что монашеская жизнь нуждается в удалении
от молвы?» И много другого полезного она
сказала мне. Я возразил ей: «Ведь я пришел
продать рукоделие мое». Она сказала на это:
«Хотя ты и пришел для продажи рукоделия;
но не должен был оставаться в селении до
такой глубокой ночи». Я отвечал: «Да, да!»
Потом спросил я ее: «Скажи мне, мать, нет
ли в этом селении кого-либо, боящегося Бога
и принимающего странных?» Она, вздохнув,
сказала мне: «О, отец и владыка! имели
мы здесь каменосечца, очень милостивого
к странным.
Но Бог, видя добродетель его, излил на
него щедроты свои: слышим о нем, что он
теперь в Константинополе, и сделался знатным человеком». Услышав это, я сказал сам
себе: «Я сделал это убийство». Немедленно
пошел я в Александрию, сел в корабль и
прибыл в Константинополь. Там я стал расспрашивать, где египетские палаты и как
мне найти их. Рассказали мне это, я пошел
и сел у ворот дома Евлогиева, ожидая выхода вельможи. Вижу: вышел он с великою
гордостию; я воззвал к нему: «Помилуй меня,
имею нечто сказать тебе!» Он не только не
захотел взглянуть на меня, но и приказал
рабам своим бить меня. Я поспешно перешел на другое место, мимо которого должно
было идти ему, и опять воззвал к нему. Он
опять приказал бить меня больше прежнего.
Таким образом я провел четыре недели
пред вратами дома его, обуреваемый снегом
и дождем, и не мог побеседовать с ним.
Изнемогши, я ушел оттуда, повергся пред
образом Господа нашего Иисуса Христа
и молился со слезами, говоря: «Господи,
разреши меня от поруки за этого человека!
иначе я оставлю монашество и пойду в мир».
Когда я говорил это мыслию, вздремнулось
мне, и, вот, слышу необыкновенное смятение и голос: «Идет Царица!» Пред Нею шли
полки – тысячи тысяч и тьмы тем народа.
Я воззвал к Ней: «Помилуй меня, Владычица!» Она остановилась и сказала: «Чего
ты хочешь?» Я отвечал: «Я поручился за
Евлогия епарха: повели, чтоб я был уволен
от этой поруки». Она сказала: «Я не вхожу
в это дело: удовлетвори, как хочешь, своему
поручительству».
Проснувшись, я сказал себе: «Если мне придется и умереть, не отступлю от врат
Евлогия, пока не улучу возможности побеседовать с ним». Опять пошел я ко вратам
его, и, когда он хотел выйти, я опять воззвал к нему. Тогда подбежал ко мне один
из рабов его и нанес мне столько ударов,
что сокрушил все тело мое. Пришедши в совершенное недоумение и уныние, я сказал
себе: «Возвращусь в Скит, и если угодно
Богу, то Он судьбами Своими, ведомыми Ему
единому, спасет Евлогия». Я пошел искать и
нашел корабль, которому должно было плыть
в Александрию. Вошел я в этот корабль и от
скорби упал, как мертвый. В этом положении
я задремал, и вижу себя в храме Святого
Воскресения, вижу опять священнолепного
Отрока, Который сидел на камне честного
гроба. Отрок воззрел на меня гневно: от
этого как бы окаменело сердце мое, и я не
мог отворить уст моих. И сказал мне Отрок:
«Что же ты не действуешь по поручительству
твоему?» Он повелел двум из предстоявших
Ему повесить меня, и били они меня довольно, приговаривая: «Не начинай дела,
превышающего твои меры, не препирайся с
Богом, не стужай Божеству».
От страха я не мог отворить уст моих.
Когда я еще висел, услышался голос: «Царица идет!» Увидев Ее, я несколько ободрился
и сказал Ей тихим голосом: «Владычица
мира, помилуй меня». Она спросила, как и
в первый раз: «Чего ты хочешь?» Я сказал:
«Я повешен здесь за поручительство мое
за Евлогия». Она сказала мне: «Я умолю
за тебя». И видел я, что Она подошла
к Отроку и начала целовать ноги
Его. Отрок сказал мне: «Впредь не
будешь ли делать этого?» «Не буду,
Владыко! – отвечал я. – Молился я
о Евлогии, желая лучшего. Владыко!
я согрешил: прости меня, и повели
разрешить». Он сказал мне: «Иди в
келлию твою, и уже не заботься о
Евлогии, которого Я возвращу к его
прежнему добродетельному жительству способом, Мне известным». Я
проснулся неизреченно радостным,
избавившись от такого поручительства
и благодарил Бога и Пресвятую Владычицу Богоматерь. По прошествии
трех месяцев дошел до меня слух,
что царь Иустин умер, что вместо его
воцарился новый царь, который поднял гонение на вельмож умершего царя, на ипатов
и диксикратов и на моего Евлогия епарха.
Монастырь в Египте
|
Двое из этих вельмож были убиты, имение
их разграблено, равно как и богатство Евлогия, сам же он бежал из Константинополя
ночью: потому что царь велел искать его, и
убить там, где найдут. Евлогий, переменив
одежду на себе, облекшись в такую, какую
он носил прежде, в дни убожества своего,
возвратился на прежнее место жительства
своего. Стеклись к нему поселяне, желая
видеть его, и говорили ему: «Мы слышали
о тебе, что ты сделался вельможею». Он
отвечал: «Если бы я возведен был в сан
вельможи, то вы бы не увидели меня здесь.
Вы слышали о ком-либо другом, а я ходил
для поклонения к святым местам». Опомнившись от упоения суетою мира, Евлогий
говорил сам себе: «Смиренный Евлогий!
встань, примись за твои орудия, и поди на
работу. Здесь не Константинополь! иначе,
пожалуй, снимут с тебя голову». Он взял
орудия ремесла своего, пришел к камню,
в котором прежде нашел имение, полагая,
что вторично найдет подобное. Ударял он
в камень до самого полудня, и не нашел
ничего. Вспомнились тогда ему обилие яств
и наслаждений, которые он имел, живя в
палатах, в обольщении и гордости мира сего.
При этом опять говорил он себе: «Встань,
работай: здесь – Египет».
Мало-помалу святой Отрок и святая
Владычица наша привели его в прежнее
благочестивое устроение. Праведный Бог не
забыл прежнего добродетельного жительства
его. По прошествии нескольких лет я пошел
опять в это селение.
При наступлении вечера Евлогий пригласил меня в дом свой по прежнему обычаю
своему. Едва я увидел его, как вздохнул
из глубины сердца, прослезился и сказал:
«Яко возвеличишася дела Твоя, Господи,
вся премудростию сотворил еси» (Пс.103:24).
Кто Бог Велий, яко Бог наш, воздвизаяй от
земли нища и от гноища возносяй убога»
(Пс.76:14,112:7). Владыко, Господи! чудеса
Твои и судьбы Твои кто может исповедать?
Я, грешник, начал уже погибать; едва не
вселилась во ад душа моя!..» Евлогий взял
воду и умыл ноги мои по обычаю; предложил
и трапезу. По окончании ужина я спросил у
него: «Как поживаешь, брат?» Он отвечал
мне: «Молись за меня, отец: потому что я –
человек грешный, и у меня нет никакого
имущества». Я сказал ему на это: «О, если
бы ты не имел и того, которое имел!» – «Почему так, авва и владыка? – возразил он.
Разве я чем-нибудь соблазнил тебя?» Тогда
поведал я ему все случившееся, и мы плакали вместе. Потом он сказал мне: «Молись
о мне, чтоб я исправился хотя отныне». И
сказал я ему: «Истинно говорю тебе, брат:
не ожидай получить имение большее того,
которое имеешь; будешь получать по одной
золотой монете на день». – Это даровал ему
Бог на дневное содержание.
Вот, чадо, я сказал тебе, как знаю его,
а ты не пересказывай этого никому».
Ученик сохранил в тайне событие до
смерти святого старца. Должно удивляться
человеколюбивому смотрению о нас Бога!
В короткое время Бог вознес Евлогия на
такую высоту и опять смирил его к душевной пользе его. Помолимся и мы, чтоб нам
даровано было смириться в страхе Господа нашего Иисуса Христа, чтоб получить
милость на страшном суде Его молитвами
Пресвятой Богородицы и Приснодевы Марии
и всех святых.
По материалам сайта Азбука.ру
|