№10-11 2021 г.         

Надеяться и просить Бога о милости ко всем своим сродникам

Бригада Тюменского мотоциклетного завода. 1943 г. Кочнева (Язова) Лидия – в среднем ряду справа

7 июля 2021 года в программе «Светлый час» состоялась беседа с настоятелем храма преподобного Серафима Саровского г. Тюмени иереем Владимиром Язовым. Ведущий – председатель издательскоинформационного отдела Тобольской митрополии протоиерей Григорий Мансуров.

(О кончание. Начало в выпуске «Сибирской православной газеты» за июль-август 2021 г.)

Отец Григорий: Добрый день, уважаемые радиослушатели! Мы продолжаем разговор, который начали с отцом Владимиром Язовым, настоятелем казачьего храма во имя преподобного Серафима Саровского г. Тюмени. Отец Владимир рассказывал очень интересные истории из своей жизни, о своем роде – как его предки вышли с Азова, жили на Урале, и так получилось, что остановились в Сибири.

Отец Владимир, расскажите о школьном периоде. Вы учились в Советском Союзе, рассказывали, что крестик у вас был зашит во внутреннем кармане пиджака. Вы также были пионером, но в комсомол уже не вступили. Я тоже был пионером полтора года до тех пор, пока не отменили пионерскую организацию.

Для меня непонятно, по каким причинам ее тогда закрыли. Помню, что сначала в пионеры принимали отличников, хорошистов, потом троечников. Все хотели вступить, это считалось почетным. Помню, как-то гуляли с одним из друзей, и он стал посмеиваться над пионерами. Меня это так возмутило, что вот – еще совсем недавно он хотел в нее, пионерскую организацию, вступить. А я никогда не хотел туда вступать и вообще с подозрением к ней относился. Не хотел вступать, потому что чувствовал какое-то с той стороны нагнетание по отношению к вере. Вступление в комсомол уже подразумевало нечто большее.

Отец Владимир: Отец Григорий, все проще. Это внутренняя упертость. Заставляют, а я не хочу. Это же добровольная организация, а мы верили в справедливость. Если организация добровольная, как можно заставить? На меня несколько лет в двух школах напором давили с рассказом о том, что никуда не смогу поступить после школы, ни в какое учебное заведение, не будучи комсомольцем. Я сказал, что поступлю, опять показал свою упертость. И я все-таки поступил в вуз, и никто меня не спросил, комсомолец я или нет. Видимо, был огромный поток и все были комсомольцами. Возможно, если бы спросили, то были бы какие-то последствия. В институт я поступал в 1978 году, в 1983-м окончил.

Мама была верующей и такое же воспитание дала сыновьям. И в то же время ее фронтовая бригада мотоциклетного завода Тюмени была занесена в почетную городскую книгу горкома ВЛКСМ. Это была первая запись.

Мы жили и работали параллельно с этими организациями и не отрицали их. Как библейские евреи вышли из Египта и взяли оттуда сокровища, мы тоже брали у них что-то доброе. Недавно я перечитывал обязанности юного пионера. Там написаны добрые дела: помогать друзьям, быть честным, чтить старших. Все лучшее взято от Православия. Люди и в советское время искали истину и находили ее. Все это вместе могло уживаться.

Отец Григорий: Куда вы поступали и на кого выучились?

Отец Владимир: Тюменский индустриальный институт: машиностроительный факультет, тогда он назывался механический. Инженер-механик: технология машиностроения, металлорежущие станки и инструменты. Как сдал экзамен по сопромату, женился [сопромат – сопротивление материалов, учебный предмет – ред.]. У студентов была такая установка – не жениться, пока не сдашь сопромат. Такой сложный предмет, что пока не сдал, жениться не думай. Это как у нас в семинарии самым сложным был русский язык: пока не сдал русский, не считаешься семинаристом. Каждый знает, как нам давался русский язык.

Отец Григорий: Был строгий преподаватель, и кого-то отчисляли.

Отец Владимир: Женился я на втором курсе. Мне было 19 лет.

Отец Григорий: В какие годы тогда женились? Сейчас по-разному.

Отец Владимир: По-разному было и тогда.

Отец Григорий: Не говорили, почему так рано? Где жить будете?

Отец Владимир: Может быть, и говорили. Все эти проблемы мы с супругой, будущей матушкой, решали. Я был студент второго курса, к тому же еще учился в училище искусств на заочном. Была двойная нагрузка.

Отец Григорий: А зачем? Как это совмещалось? С одной стороны – техническая специальность, а тут совсем другая сфера?

Отец Владимир: Считался с детства музыкантом. Поэтому поступил; правда, не окончил. Нужно было кормить молодую семью и очень много работать. Рождались девчонки во время учебы. У нас с супругой было семь работ одновременно. Так как я учился на дневном отделении института, там было такое понятие, как свободное посещение: пишешь прошение декану на свободное посещение занятий в связи с семейными обстоятельствами. Я мог приходить, мог не приходить. В основном были молодежные студенческие работы. Где-то пожарным дежурил, дворником работал, стружку у станков убирал. Супруга техничкой работа. И у нас был хороший достаток. Помню, купили мотоцикл с коляской. Потом у нас даже родители стали деньги занимать.

Отец Григорий: Это очень показательный пример. Сейчас же любят поговорить – мол, «дайте нам работу», «я же не могу работать на двух работах», «я же студент, а как мы будем жить, а где мы будем жить», «нет, сначала нужно выучиться, защитить диплом». Потом – «нужно квартиру, машину», «дайте нам квартиру в ипотеку», «без своего жилья мы жить отказываемся вместе, потом можно жениться». Но разве ты в старости кому-то нужен?

Отец Владимир: К сожалению, так. А ведь с милой и в шалаше рай. Сначала мы жили у бабушки. У нее был небольшой домик в заречном микрорайоне. Мы немного покочевали по чужим квартирам, и както быстро, с Божией помощью, я получил свое жилье, уже когда начал работать на производстве.

Отец Григорий: Быстро, но года два-три все равно пришлось пожить без квартиры и работать на семи работах?

Отец Владимир: Да. Где-то увольнялись, куда-то вновь устраивались. Учась в училище искусств заочно, я с одной работы уходил на сессию – тоже финансовая поддержка: на сессию ухожу, значит пока не работаю, но зарплата сохранялась. Если сказать современными словами – крутились. Помню, что блокнот был весь исписан какими-то мероприятиями, куда надо было ехать. Я еще в ДОСААФ учился, получал права. Была какая-то общественная работа в институте. Вот такая плотная активная жизнь получалась.

Отец Григорий: Отвлечемся немного от вашей биографии. Вы говорите, купили мотоцикл. Мы обсуждали перед передачей, что в Тюмени во время войны был мотоциклетный завод. Давайте расскажем об этом.

Отец Владимир: К сожалению, мало кто из тюменцев знает, что был такой завод, где выпускались тюменские мотоциклы с коляской. В конце 1942 года в Тюмень был эвакуирован мотоциклетный завод из Таганрога. Пришло около девяноста вагонов с мотоциклами, запчастями, станками, чертежами. Думали, где разместить, в итоге разместили на Тюменском пивоваренном заводе за рекой. Завод за полтора года работы выпустил более шестисот мотоциклов с коляской. На некоторых вариантах был установлен пулемет. В Тюмени был разработан даже мотоциклвездеход. Он напоминал современный «Урал». Передачи переключались на бензобаке, был такой рычаг. Рычаг тормоза переднего колеса и сцепления были направлены в обратную сторону от колеса. Мы снабжали КНР, которая тоже тогда воевала с Японией. Снабжали мотоциклами воинские части Советской армии. Были не просто советские, а тюменские мотоциклы!

Самое интересное – кто работал на этом заводе? Шла война, мужчин не было. Работали ребятишки с двенадцати по семнадцать лет, в том числе и моя мама Лидия Кочнева принимала участие, после того как окончила семилетку за рекой – тогда это было неполное среднее образование. Окончив фабрично-заводскую школу, выучилась на токаря, ей тогда было четырнадцать лет. Вот эти подростки и строили цеха. Работали в холоде, так как электроэнергии не хватало. Крыша была, станки стояли, но было очень холодно, поэтому собирались всегда вокруг печки-буржуйки, как мама рассказывала. Где брали дрова? – шли на реку Туру. Там когда-то были сплавы, изо льда торчали бревна, доски. Они эти доски пилили и носили в цех, ими и топили. Роста не хватало, чтобы на станке работать. Клали несколько поддонов – постамент для каждого подростка. Там был и детский цех. Дети двенадцати лет точили «неответственные детали»: гайки, болтики, изготовляли шпонки. Самой старшей было пятнадцать лет, считалась комсоргом.

Моя мама работала в подростковом цехе фронтовой бригады Николая Величко. Эта бригада завоевала первое место по соревнованию среди тюменских бригад. В Тюмень тогда было много заводов эвакуировано. Сохранилась почетная грамота моей маме, которую я нашел в музейном архиве. Она награждалась за норму выработки на токарном станке. Она точила поршни мотоциклам. Норма выработки 408 %. Я думал, это очень большая норма. Но потом обнаружил, что до 1100 % вырабатывали эти девчонки-подростки.

Отец Григорий: Допустим, за день надо было сделать две детали, а они делали двадцать две.

Отец Владимир: Да, не сто деталей, а тысячу сто. Причем в старых газетах – «Тюменской правде», «Трудовом набате» и других за военные годы – об этом было написано, так что это не описка. Вот такие были стахановцы! Работали по двенадцать часов без выходных. Еще и кормили свои семьи какой-то небольшой зарплатой. Работа не заканчивалась двенадцатью часами. Ходили в подшефный военный госпиталь.

У подростков была подшефная палата: они туда носили подарки, пели там, рассказывали стихи. И что самое интересное – сдавали кровь, были донорами после такой многочасовой работы.

Потом, в 1943 году, когда враг уже отступил от центральной части Советского Союза, завод переехал в город Горький. Из Тюмени выехал состав из шестидесяти вагонов, и все эти ребятишки поехали в Горький. Вообще с этим заводом туда поехало около шестисот тюменцев. И до сих пор горьковчане помнят тюменцев. В Горьком (теперь Нижний Новгород) есть такая достопримечательность – лестница Чкалова. Она поднимается от Волги к памятнику Чкалову. Эта лестница была построена в 1943 году тюменцами – этими ребятишками в том числе. Они там также восстановили детскую железную дорогу. То есть такой вклад в этот город внесли тюменские девчата. Потом работники завода несколько раз собирались в 60-х годах. Маму приглашали в Горький для вручения наград. Вот тебе орден, вот медаль – приезжай! Но все как-то не получалось туда поехать. Зачем ехать? Только ради медали? Горьковчане сами в Тюмень приезжали, собирались в помещениях редакции газеты «Тюменская правда». Были и статьи на эту тему. У меня есть их фамилии, портреты, кем они потом стали. То есть – все для фронта, все для победы!

Кочневы Лидия, Анна, Иван. 1948 г.

Мама, будучи подростком, работала на заводе. Моя тетя Анна Кочнева, мамина сестра, – майор, она дошла до Берлина. Она пишет, что прошла через Прибалтику, Румынию, Болгарию. Ее «миссия» в Берлине закончилась, если я не ошибаюсь, в 1948 году. Она принимала участие в спортивных мероприятиях, генерал-лейтенант Литвинов ее награждал. Была в оккупационных войсках.

Отец Григорий: Она майором была уже во время войны?

Отец Владимир: После войны. Вся грудь была в орденах, медалях. Умерла в 2006 году в Херсоне. Вышла замуж за фронтовика, Валентина Ивановича Ратаря. Он работал некоторое время в Тюмени и на Севере, специалист по нефтепроводам. Потом они переехали в Харьков, в Херсон, там остались. В семье Кочневых детей было четверо. Брат мамы, Сергей Кочнев, погиб в Сталинграде. Его фамилия, имя, отчество есть на тюменской стене памяти по улице Мельникайте, на территории мемориального комплекса. Погиб от ранения в живот. Молодой парень, 1921 года рождения. Несколько лет назад я побывал в Волгограде с казаками. На Мамаевом кургане стоит храм, в котором мне удалось послужить, помочь батюшке. Я помолился там, в том числе и о погибшем дяде.

Лидия Язова с сыном Владимиром. 1963 г

Еще один дядя, Венедикт Кочнев, был совсем молодой. Он был убит в 1946 году в Тюмени. Будучи юношей, учился в торфолесном техникуме, будущем лесотехническом. Был на практике в одном из тюменских сел и вышел с друзьями посмотреть, как село справляет Троицу. Там пьянка, стрельба, и вот дробина прилетает 16-летнему парню и поражает его в сонную артерию. Никто ничего не понял: стоял, упал. Так пресекся род Кочневых.

Родоначальник – мой дед Григорий Евлампиевич Кочнев, который был верующим. Помню, он всегда на коленях возле икон молился. Читал утренние и вечерние молитвы, водил меня в храм причащаться. Он был призван на Первую мировую войну, затем служил писарем у Колчака. Почерк у него очень красивый. Каким-то чудом его не тронули в советское время. Хотя приходили, спрашивали: «Служил у Колчака?» – «Нет». Вот как-то поверили, и он остался жив. Потом он пошел на фронт, уже шла Великая Отечественная война. После взятия Кенигсберга вернулся домой. Умер в Тюмени в 1971 году. Все участвовали в защите Родины: и по отцовской, и по материнской линии. Отец Григорий: Как вы стали священником? Работали бы дальше, занимались бы своими делами! Сколько у вас было детей на тот момент, когда вы задумались над тем, чтобы стать священнослужителем?

Отец Владимир: Уже было пятеро детей. Квартира в Тюмени, но нам все хотелось в сельскую местность – так мы мечтали с супругой. Был юбилейный 1988 год – тысячелетие Крещения Руси, и в газете опубликовали призыв молодежи ехать на село, давали льготы, жилье. Так мы попали в Нижнетавдинский район, в совхоз «Дорожник», где я провел четверть жизни. Там мне предложили должность заведующего мастерскими, что было близко моей специальности: хотя и не технология машиностроения, но – станки, инструменты, детали. Потом назначили главным инженером совхоза. Так как было стремление к краеведению, я стал интересоваться историей поселка Красный Яр, церковью, которая там была.

В 90-е годы распоясались всякие сектанты. В Тюмени появились кришнаиты, Белое братство, а я, с православными корнями, им ничего не мог ответить. А они Библию цитировали, и стало «обидно за державу». Я прочитал Евангелие и был этим прочтением поражен, нашел ответы на многие вопросы, которые накопились за жизнь.

На одном из семейных праздников кто-то из гостей предложил съездить на исповедь в Знаменский собор Тюмени. Пообещали друг другу, что завтра поедем. Таким образом мы попали в собор. Поехали туда и исповедались. Так произошел переворот в жизни. А венчаны мы были с супругой еще в советское время, будучи студентами.

Отец Григорий: Опасно – могли же выгнать из института?

Отец Владимир: А как могут выгнать? Мы же законопослушные граждане, а вероисповедание – дело добровольное. Это был, кажется, 1983-й год. Венчал нас отец Иаков. Мало что помню с венчания, жаль, что фотографий не осталось. Почему не фотографировали? Может быть, было запрещено тогда в церкви.

Отец Григорий: Вы тайно венчались?

Отец Владимир: Не было особо никакой тайны. Мы просто не всем об этом говорили.

Отец Григорий: Вы, наверное, были молодые и неопытные (смеется).

Отец Владимир: Мы маму послушали. Она сказала, что надо венчаться. Надо – значит надо. А у меня же супруга некрещеная – значит надо ее покрестить.

Отец Григорий: Могли же сообщить в институт: что это у вас происходит?

Отец Владимир: Как-то не боялись. Видимо, казачья кровь, немножко авантюрная.

Отец Григорий: И правильно, так и должно быть.

Отец Владимир: Отец Артем Петрович Язов, фронтовик, такой же был: всегда на острие каких-то событий. Писал какие-то письма, с кем-то встречался, добивался справедливости. Всегда с активной жизненной позицией, неравнодушный.

Отец Григорий: Ну да, если с пулей под сердцем всю жизнь прожил! Хорошо. Вы повенчались, сходили на исповедь, причастились.

Отец Владимир: Я уже как-то не помню. Да, до венчания тоже были исповедь и Причастие… А дальше работа в совхозе. Потом мы решили организовать свое фермерское хозяйство на семейной основе.

Тогда меня и заинтересовала история красноярской церкви. В генеральном плане строительства поселка Красный Яр в 1988 году уже было запланировано ее строительство.

Потом началась перестройка, разрушение экономики, и совхоз пришел в упадок. Я задал вопрос руководству: хотели же строить церковь? Сказали, что сейчас не до церкви. Руководство – объединение «Запсибдорстрой» с центром в Нижневартовске. Руководителем был, помню, Каспаров, в Тюмени был его заместитель Виталий Майданов, который занимался строительством поселка и был за церковь.

Но было уже не до того. А так как старая деревянная церковь, 1914 года постройки, сохранилась, но была уже полуразрушена (она находилась в руинообразном виде), я и предложил ее воссоздать. На такую много затрат не надо. Таким образом я стал старостой церкви.

Раз я стал старостой – начал интересоваться богословием, стал как можно больше читать. Благочинным тогда был игумен Тихон (Бобов), он сейчас епископ Ишимский и Аромашевский. Он мне предложил поступить на заочное отделение духовного училища. Тогда было экспериментальное заочное отделение.

Отец Григорий: Это значит, уже был 1997 год, потому что училище открылось в этом году.

Отец Владимир: Может быть, 1998 год? У меня как раз в тот год сын Александр родился. Как же казаку не родиться? Ждали же! Пять девочек, шестой сын. Я начал учиться, а потом отец Тихон говорит, что владыка уже не благословляет работу заочного отделения в училище – давай иди в семинарию. Это, конечно, серьезное дело. Когда поступал в училище, по своей ретивости думал: чему меня там научат? Я уже ученый, начитался святых отцов, все знаю, а там же детей учат! Но понял, что это не так. Когда стал ходить на занятия, понял, что ничего-то я не знаю. Посоветовались с супругой насчет семинарии. Ну, поступлю – поступлю, не поступлю – не поступлю. Тогда был конкурс, и поступить было не просто.

Отец Григорий: Я поступал в 1996 году, нас было 120 человек, и на очное отделение приняли только 60. Половину отсеяли, сейчас этого нет.

Отец Владимир: Была большая география учащихся. Учился Казахстан, Екатеринбург, Пермь, Омск, весь Дальний Восток; заочники приезжали с Сахалина. Поэтому поступить было не так-то просто.

Отец Григорий: Что ждало вас в семинарии?

Отец Владимир: Что было в начале? Завтра ехать на вступительные экзамены. А сегодня подхожу к своей собственной, крестьянского хозяйства, трансформаторной подстанции, нарушаю все правила техники безопасности, и меня бьет током. Я лечу несколько метров назад, вспоминается вся жизнь. Левая рука полностью обожжена. Сейчас даже трудно сказать, какая рука болела, потому что исцелился чудесным образом. Лечу и думаю: завтра же ехать! Всю ночь не спал, рука опущена в тарелку с куриными яйцами, желтки, белки. Боль сильная!

Отец Григорий: Это такая технология? Отец Владимир: Ну да. Если ожог, то есть такое народное средство.

Отец Григорий: Врачи, наверное, чтонибудь скажут по этому поводу. Там прямо ожог? Коснулись двух фаз?

Отец Владимир: Вся кисть была обожжена. Подстанция – 10 тысяч вольт подходит и 380 на выходе. Я открыл дверцу, а в это время сварщик варил. Смотрю, какая-то дуга возникла. Первое дело – тушить. Хватаю лопух и давай тушить. Меня через этот лопух и отбросило назад. Ночь промучился, а утром за рулем ехать. Думаю, какой-то знак от Бога. Может, не надо ехать, что все это не мое дело. Либо, наоборот, какое-то искушение перед добрым делом. И тот сварщик, который варил, говорит, что отвезет меня завтра в Тобольск. Вот таким образом поездка не сорвалась.

Приезжаю я забинтованный, как в «Бриллиантовой руке». Там будущий епископ Максим принимает экзамены, спрашивает, что с рукой. Говорю, что так и так – «бандитская пуля». Пока сдавал экзамены, постоянно подходил к мощам святителя Иоанна Тобольского. За время вступительных экзаменов рука полностью зажила. Вот такое чудо случилось. Я не просил исцеления руки, а подходил и просто рукой касался раки с мощами и просил святителя Иоанна, чтобы помог экзамены сдать. И поступил, и рука зажила, буквально никакого следа не осталось. Теперь я понимаю, когда говорят про когонибудь, что обожженный, где-то там горел, его вытащили – очень им соболезнуешь в этом. У меня-то только кисть руки пострадала.

Пятилетнее обучение я прошел экстерном за четыре года: зачем тянуть? Тогда была возможность: сдал сессию, сдавай следующую. Так я через курс перескочил и в 2004 году окончил обучение в семинарии. Но это еще не значило, что я стану священником.

Отец Григорий: При этом вы продолжали работать?

Крестьянское хозяйство Язова. 1998 г.

Отец Владимир: Да, было крестьянское хозяйство, уже была построена церковь.

Отец Григорий: Экономически это было эффективно? Хозяйство жило, люди получали зарплату? Или все было очень сложно?

Отец Владимир: Первые годы все было хорошо. Были льготы, даже помогла инфляция. Вроде бы, плохое дело. Пришлось брать кредиты, а инфляция их просто съедала – получается, возвращать мизер. Еще будучи главным инженером, приобрел связи во всех колхозах, в управлении сельского хозяйства Нижнетавдинского района. Это все помогло: знал директоров, главных инженеров, мне все помогали. Взял кредит, что-то купил, что-то мне досталось как пай – при выходе из совхоза по прошлому законодательству мне причитался пай. Я взял землю сто гектаров и некоторую технику в совхозе, остальное купил. В хозяйстве был самосвал ГАЗ-53, несколько тракторов, за некоторой техникой даже в Омск ездил. Оттуда привез плуг, картофелесажалку, еще какието сельхозмашины. Туда повез бульдозер. Бартер. Мне тут помогло объединение «Запсибдорстрой», в котором я проработал несколько лет.

Трудно было. На земле не разбогатеешь. Но семья кормилась, и дом был благоустроен, были автомобили, ушли от долгов, и наемные рабочие зарплату получали. Одновременно я был приходским старостой. Шло строительство храма, организовывал службы.

Отец Григорий: Вы окончили семинарию, а как потом проходило рукоположение в диаконы у заочников? Я знаю, как у очников. Кто-то должен рекомендовать?

Отец Владимир: Иеромонах Макарий (Лошкарев) тогда был руководителем заочного отделения. Мне он говорил, что только – не рвись сам. Если тебя куда-то поведет Господь – иди. Я полностью был с этим согласен. Как я могу рваться? Я же не за священством пошел, а за знаниями, а уж там как получится. Так постепенно Господь привел.

в 2003 году в нашем храме в поселке Красный Яр побывал владыка Димитрий. Была служба, он меня сразу благословил на подрясник и скуфью. Я уже учился на последнем курсе семинарии.

Не помню, кто мне сказал – по-моему, отец Зосима, – мол, почему я не рукополагаюсь? Я у него бывал несколько раз по церковным вопросам. У нас произошла трагедия в Красном Яре – сгорел новый храм, жулики подожгли. Отец Зосима меня снабжал иконами, чтобы там все восстановить. Потом тюменский благочинный, отец Сергий Швалев, мне сказал, чтобы я готовился к рукоположению.

Село Красный Яр. Первая литургия в деревянном храме прп. Александра Ошевенского. 3 мая 1999 г.

Сначала я окормлялся в храме Трех святителей Тюмени у отца Сергия Кистина. Потом отец Сергий Швалев предложил служить в Знаменском соборе. Там пономарил. Супруга тоже не сразу готова была стать матушкой. Много думала, молилась.

Не без искушений все это прошло. Уже были готовы документы, меня направили, и в итоге – не рукоположили. Отец Зосима отклонил. Сказал, что мне пока рано. Все удивились. Но через год все-таки диаконская хиротония состоялась, и меня сразу отправили служить в Знаменский собор.

Отец Григорий: Долго в Знаменском служили?

Отец Владимир: Недолго, полгода. Потом меня перевели помощником наместника Свято-Троицкого монастыря по реставрации. Потом работал в службе заказчика епархии, занимался реставрацией Троицкого монастыря, церкви Петра и Павла, Знаменского собора, женского монастыря.

Отец Григорий: Когда рукополагали во священники, как это происходило? Отец Владимир: Сказали, пиши прошение (по-моему, отец Тихон, мой непосредственный начальник). Он, видимо, написал рекомендацию. После, став священником, я вернулся к отцу Тихону. Некоторое время было послушание в женском монастыре. Сказали пока только литургию служить, таинства не совершать. И тут – женский монастырь, мне непривычно: столько послушниц, монахинь, их нужно было всех исповедовать. Поэтому исповеди мои начались там.

Потом мне был вопрос от владыки, где я хочу служить? «Не хотите ли в Нижней Тавде?» – «Да, я там все и всех знаю». Мне была очень близка Нижняя Тавда, там я участвовал во всех церковных мероприятиях как староста единственной церкви в Нижнетавдинском районе – красноярской.

Отец Григорий: А в Нижней Тавде на тот момент уже был храм?

Отец Владимир: Строился. Когда меня туда перевели, он как раз был достроен, но еще не освящен. Было некое подобие иконостаса из фанеры, несколько икон. Моя первая служба там была на Рождество Христово в 2007 году. Отец Александр Попов был тогда настоятелем в Нижней Тавде, но в новом храме он служил только самую первую литургию на святителя Спиридона Тримифунтского 25 декабря 2006 года. А вторую службу уже служил я.

Отец Григорий: Как вас встретила Нижняя Тавда? Вас все уже знали как старосту?

Отец Владимир: Глава района Зуфар Ахтариев, когда меня с кем-то знакомил, говорил, что вот – это наш нижнетавдинский батюшка, наш бывший инженер совхоза. Все время ставил на этом акцент.

Нижняя Тавда меня знала по огромному количеству мероприятий, которые мы проводили, живя в Красном Яре: мы ставили тогда различные рождественские концерты, защищали честь района на областных конкурсах. Я сотрудничал с местной газетой «Светлый путь». Чуть ли не в каждой газете была моя статья о Православии: вопросы-ответы, заметки о праздниках, объявления о службах. Все началось с Красного Яра. Там начались первые крещенские купания, и Тавда к нам ездила на автобусах. Поэтому меня, конечно, знали.

Когда приехал в Тавду первый раз в качестве настоятеля, то с прихожанами мы просто поздоровались. Нас встретил отец Александр, мы сели за трапезой. И неожиданно отец Александр говорит, что он уходит. То ли он думал, что все знают уже, но все работники храма удивились, куда он уходит? Он не предупредил, что приедет новый настоятель. Вот и все, с этого началось.

Отец Григорий: Нижнетавдинский район очень большой. Там было много мест, куда вы ездили, где были общины. Как вам кажется, насколько это важно? Там столько населенных пунктов, больше 70. Может, это слишком хлопотно, пусть все ездят в Тавду? Им же надо, пусть приезжают! Но вы старались приезжать к ним на место. Почему это важно, и какой в этом прок? Там ведь не послужишь литургию, не весь хор привезешь, красота не та.

Отец Владимир: Наверное, к этому подвигло краеведение. В каждое село я уже ехал с определенными знаниями. Я уже мог рассказать, что тут было когда-то, кто тут служил.

Отец Григорий: То есть вы, внешний человек, приезжаете и рассказываете им про их село?

Отец Владимир: Да. Готовились синодики, различные родословные. Они в ответ предлагали какие-то сохранившиеся иконы с бывших храмов. Тавдинский храм наполнился иконами со всего района. И каждая икона – это определенная удивительная история, поэтому там экскурсии можно было проводить часами. Население само подтягивалось, и меня подтягивали: приезжайте к нам, нам тут помещение дали, может быть, мы тут организуем приход.

Отец Григорий: То есть люди сами искали возможность, сами вас звали? Не то что вы приезжали по расписанию, что надо ехать?

Село Нижняя Тавда, Троицкий храм. 2012 г

Отец Владимир: Да. Они сами выходили с инициативой, и мы тоже выходили. Мы ставили поклонные кресты, где были церкви. Много их установили за годы моего служения, по благословению митрополита Тобольского и Тюменского Димитрия, даже сосчитать сейчас трудно. Все-таки это считается святыней в селе. Иногда с этого все и начиналось.

Отец Григорий: Отец Владимир! Сможем ли мы поговорить о трагедии, которая произошла в вашей семье? Вы уже не молодой человек, хотя возраст не имеет значения, когда происходит расставание с близкими людьми. Как вы пережили смерть матушки, и что вы можете сказать семьям, где происходит горе утраты, потери? Есть ли такие слова, которые можно сказать не на исповеди один на один, а здесь на радио? Нас слушают люди, и для них это может быть важно.

Отец Владимир: Как мне позволяет время, я занимаюсь жизнеописанием моих близких людей, предков, родителей. Как раз последнее, что мне нужно сделать, – это жизнеописание моей супруги Людмилы Юрьевны Язовой. Пять лет назад она почила, и каждый раз всплывают воспоминания. Жизнь у нее была интересная. Ее предки тоже воевали в Великую Отечественную войну. Губернатор Якушев Владимир Владимирович ее наградил медалью материнства в 2010 году.

Нас называли «нитка с иголкой». Мы всегда были вместе, она старалась меня поддержать в любой инициативе, брала груз ответственности церковной жизни, занималась воскресной школой, шила, вышивала. Была трудолюбивой. Очень любила цветы, клумбы, вазоны с растениями. Наш храм был самым красивым местом в районе.

…Трудно было бы пережить, если бы не дети. Шесть детей, десять внуков. Уже одиннадцатый на подходе. Помогает вера в Бога и в промысел Божий. Матушка жива душой и нуждается в поддержке. Всегда ктото уходит первым. Редко так бывает, как у святых Петра и Февронии: в одном гробе, в один день, в одном монастыре. Чаще бывает не так. Второй остается, чтобы позаботиться о том, кто ушел. Эта ответственность лежит на мне, и все, что в моих силах, я стараюсь делать. Живет память, живет молитвенная связь с ней. Часто она мне снится.

Отец Григорий: Когда снятся близкие, они ли снятся? Надо ли этим снам доверять? Есть точка зрения, что не нужно принимать эти сны. С другой стороны, иногда Господь в снах посылает какие-то знамения. Как вам подсказывает ваш опыт?

Отец Владимир: Эти мои сны нейтральны. Нет в них каких-то пророческих сведений или сообщений. Святые отцы предупреждают, что снам не нужно доверять – что мы и стараемся делать, – иначе они могут нас привести к беде или соблазну.

Вся наша с ней жизнь – это тоже чудо. А пострадала она оттого, что сгорел храм в 2003 году в Красном Яре. Когда подожгли храм, я в это время был в тобольской семинарии. И тут мне передают, что звонила жена и сказала, что у нас беда в Красном Яре. Сотовых тогда почти не было, поэтому звонила на городской телефон регентской школы. Я перезвонил, она рассказала. Я попытался успокоить ее.

Храм строили в течение шести лет. Мы всей семьей ездили валить лес, строгали, красили. Было сделано очень много, поэтому, конечно, беда. Когда она подошла к горящему храму, то увидела, что труд нескольких лет был напрасным. На ее глазах плавились только что установленные колокола, привезенные с Каменск-Уральска. Она говорила, что колокола как будто плакали – капали, и такой звон тихий от этого раздавался. Она потеряла сознание тогда.

Потом у нее подскочил сахар, постепенно дошло до комы. Диабет, тридцать с лишним процентов сахара в крови. От этого пошли прочие болезни. Ударило по одному, второму и третьему, ударило по печени. Так постепенно шло умирание. Мы к этому готовились, для нас это не было неожиданным. Но даже при такой тяжелой болезни она всегда была в центре событий. Занималась на приходе цветами на клумбах, иногда, загибаясь от боли, выполняла какие-то церковные и домашние послушания. Очень любила природу, лес, рыбалку: дочь охотоведа.

Полюбила тюменский приход, на котором пробыла всего год. Некоторые прихожане говорили, что просто счастливы, что пересеклись в жизни с таким человеком. Она могла дать прихожанам добрый совет. Причем иногда со мной не соглашалась и оказывалась права. Я даже удивлялся ее внутренней интуиции. Хотя не видел особо, чтобы она каким-то чтением занималась. Все быстро схватывала, любое дело доводила до конца. Что-то ухватит – и сразу становилась первоклассным специалистом в этом деле. Например, шахматы, нарды: кто бы с ней ни играл, всегда проигрывал, каким бы чемпионом себя ни считал. Очень любила медицину. Могла поставить правильный диагноз, посоветовать лекарство, как первоклассный врач. Смотришь – раз, и человек выздоравливает.

Отец Григорий: Очень интересно было с вами поговорить, отец Владимир! Мы узнали о вашем роде и предках, услышали связанные с судьбой ваших родственников интересные факты, коснулись нашего сибирского краеведения и вашего личного жизненного пути, в котором были свои радости и скорби.

Спаси Господи, отец Владимир, что были сегодня c нами в студии!

Подготовила Наталья ЛИПАЕВА,
г. Тюмень