Протоиерей Валентин Бирюков
|
Обет друзей
Много страшного пришлось повидать в
войну – видел, как во время бомбежки дома
летели по воздуху, как пуховые подушки. А
мы молодые – нам всем жить хотелось. И
вот мы, шестеро друзей из артиллерийского
расчета (все крещеные, у всех крестики на
груди), решили: давайте, ребятки, будем жить
с Богом.
Все из разных областей: я из Сибири, Михаил Михеев – из Минска, Леонтий
Львов – с Украины, из города Львова, Михаил Королев и Константин Востриков – из
Петрограда, Кузьма Першин – из Мордовии.
Все мы договорились, чтобы во всю войну
никакого хульного слова не произносить,
никакой раздражительности не проявлять,
никакой обиды друг другу не причинять. Где
бы мы ни были – всегда молились. Бежим к
пушке, крестимся: – Господи, помоги! Господи, помилуй! – кричали как могли. А вокруг
снаряды летят, и самолеты прямо над нами
летят – истребители немецкие. Только слышим:
вжжж! – не успели стрельнуть, он и пролетел.
Слава Богу – Господь помиловал. Я не боялся
крестик носить, думаю: буду защищать Родину
с крестом, и даже если будут меня судить за
то, что я богомолец, – пусть кто мне укор
сделает, что я обидел кого или кому плохо
сделал… Никто из нас никогда не лукавил. Мы
так любили каждого. Заболеет кто маленько,
простынет или еще что – и друзья отдают
ему свою долю спирта, 50 граммов, которую
давали на случай, если мороз ниже двадцати
восьми градусов. И тем, кто послабее, тоже
спирт отдавали – чтобы они пропарились
хорошенько. Чаще всего отдавали Леньке
Колоскову (которого позднее в наш расчет
прислали) – он слабенький был. – Ленька, пей!
– Ох, спасибо, ребята! – оживает он. И ведь
никто из нас не стал пьяницей после войны…
«Господь подсказал: убери солдат…»
Икон у нас не было, но у каждого, как я
уже сказал, под рубашкой крестик. И у каждого горячая молитва и слезы. И Господь нас
спасал в самых страшных ситуациях. Дважды
мне было предсказано, как бы прозвучало в
груди: сейчас вот сюда прилетит снаряд, убери
солдат, уходи. Так было, когда в 1943 году нас
перевели в Сестрорецк, в аккурат на Светлой
седмице. Друг другу шепотом «Христос воскресе!» сказали – и начали копать окопы. И
мне как бы голос слышится: «Убирай солдат,
отбегайте в дом, сейчас сюда снаряд прилетит». Я кричу что есть силы, как сумасшедший,
дергаю дядю Костю Вострикова (ему лет сорок,
а нам по двадцать было). – Что ты меня дергаешь? – кричит он. – Быстро беги отсюда! –
говорю. – Сейчас сюда снаряд прилетит…
И мы всем нарядом убежали в дом. Точно,
минуты не прошло, как снаряд прилетел, и
на том месте, где мы только что были, уже
воронка… Потом солдатики приходили ко мне
и со слезами благодарили. А благодарить надо
не меня – а Господа славить за такие добрые
дела. Ведь если бы не эти «подсказки» – и
я, и мои друзья давно бы уже были в земле.
Мы тогда поняли, что Господь за нас заступается. Сколько раз так спасал Господь от
верной гибели! Мы утопали в воде. Горели от
бомбы. Два раза машина нас придавливала.
Едешь – зима, темная ночь, надо переезжать
с выключенными фарами через озеро. А
тут снаряд летит! Перевернулись мы. Пушка
набок, машина набок, все мы под машиной –
не можем вылезти. Но ни один снаряд не
разорвался. А когда приехали в Восточную
Пруссию, какая же тут страшная была бойня!
Сплошной огонь. Летело все – ящики, люди!
Вокруг рвутся бомбы. Я упал и вижу: самолет
пикирует и бомба летит – прямо на меня. Я
только успел перекреститься: – Папа, мама!
Простите меня! Господи, прости меня! Знаю,
что сейчас буду как фарш. Не просто труп, а
фарш!.. А бомба разорвалась впереди пушки.
Я – живой. Мне только камнем по правой
ноге как дало – думал: все, ноги больше нет.
Глянул – нет, нога целая. А рядом лежит
огромный камень. Но все же среди всех этих
бед жив остался. Только осколок до сих пор
в позвоночнике.
«Такой радости в моей жизни
больше не было»
Победу мы встретили в Восточной Пруссии,
в городе Гумбиннен невдалеке от Кенигсберга.
Как раз ночевали в большом доме – первый
раз в доме за всю войну! Печи натопили. Все
легли: тепло, уютно. А потом кто-то взял и
закрыл трубу. Ладно, я у самой двери лег –
запоздал, так как часовых к пушке ставил.
Смотрю: кого-то тащат, дверь открыли. Угорели
все, а мне ничего. Но, слава Богу, все живы.
Ну а когда Победу объявили – тут мы от радости поплакали. Вот тут мы радовались! Этой
радости не забудешь никогда! Такой радости
в моей жизни никогда больше не было. Мы
встали на колени, молились. Как мы молились,
как Бога благодарили! Обнялись, слезы текут
ручьем. Глянули друг на дружку: – Ленька!
Взятие Кениксберга советскими войсками в 1945 г.
|
Мы живые! – Мишка! Мы живые! Ой! И снова
плачем от счастья. Потом пошли на речку отдохнуть – там в логу речушка небольшая была,
Писса. Нашли там стог сена, развалились на
нем, греемся под солнцем. Купаться было
холодно, но мы все равно в воду полезли –
фронтовую грязь хоть как-нибудь смыть. Мыла
не было – так мы ножами соскабливали с
себя грязь вместе с насекомыми… А потом
давай письма родным писать – солдатские
треугольники, всего несколько слов: мама, я
здоров! И папке написал. Он тогда работал в
Новосибирске, в войсках НКВД, прорабом по
строительству – в войну его мобилизовали.
Он жилые дома строил. И он отдал Родине
все, несмотря на то что считался «врагом
советской власти». И сейчас, когда другой
враг угрожает Родине – враг, пытающийся
растоптать ее душу, – разве мы не обязаны
защищать Россию, не щадя жизни?..
«Русская Мадонна»
Об этом потрясающем случае помнят все
в Жировицах, где в Успенском монастыре в
Белоруссии служит мой сын Петр. Когда в
Великую Отечественную войну немцы стояли
в монастыре, в одном из храмов держали
оружие, взрывчатку, автоматы, пулеметы. Заведующий этим складом был поражен, когда
увидел, как появилась Женщина, одетая как
монахиня, и сказала по-немецки: – Уходите
отсюда, иначе вам будет плохо… Он хотел
Ее схватить – ничего не получилось. Она в
церковь зашла – и он зашел за Ней. Поразился, что Ее нет нигде. Видел, слышал, что
зашла в храм, – а нет Ее. Не по себе ему
стало, перепугался даже. Доложил своему
командиру, а тот говорит: – Это партизаны,
они такие ловкие! Если еще раз появится –
взять! Дал ему двоих солдат. Они ждали-ждали и увидели, как Она вышла снова, опять
те же слова говорит заведующему воинским
складом: – Уходите отсюда, иначе вам будет
плохо… И уходит обратно в церковь. Немцы хотели Ее взять – но не смогли даже
сдвинуться с места, будто примагниченные.
Когда Она скрылась за дверями храма – они
бросились за Ней, но снова не нашли. Завскладом опять доложил своему командиру,
тот еще двоих солдат дал и сказал: – Если
появится, то стрелять по ногам, только не
убивать – мы Ее допросим. Ловкачи такие!
И когда они в третий раз встретили Ее,
то начали стрелять по ногам. Пули бьют
по ногам, по мантии, а Она как шла, так
и идет, и крови нигде не видно ни капли.
Человек бы не выдержал таких автоматных
очередей – сразу бы свалился. Тогда они
оробели. Доложили командиру, а тот говорит: – Русская Мадонна… Так они называли
Царицу Небесную. Поняли, Кто велел им покинуть оскверненный храм в Ее монастыре.
Жировицкий Свято-Успенский женский монастырь
|
Пришлось немцам убирать из храма склад
с оружием. Матерь Божия защитила Своим
предстательством Успенский монастырь и
от бомбежки. Когда наши самолеты бросали
бомбы на немецкие части, расположившиеся
в монастыре, бомбы падали, но ни одна не
взорвалась на территории. И потом, когда
прогнали фашистов и в монастыре расположились русские солдаты, немецкий летчик,
дважды бомбивший эту территорию, видел,
что бомбы упали точно, взорвались же везде – кроме монастырской территории. Когда
война кончилась, этот летчик приезжал в
монастырь, чтобы понять, что это за территория такая, что за место, которое он дважды
бомбил – и ни разу бомба не взорвалась.
А место это благодатное. Оно намоленное,
вот Господь и не допустил, чтоб был разрушен
остров веры. А если бы мы все верующие
были – вся наша матушка Россия, Украина
и Белоруссия, – то никакая бы бомба нас
не взяла, никакая! И «бомбы» с духовной
заразой тоже бы вреда не причинили.
|