№10 2024 г.         

Женя «Ворон»: история спасения

Евгений, позывной «Ворон»

Священник из Кургана иерей Михаил Шушарин отправился на специальную военную операцию по зову души. Поехал на Донбасс добровольцем, потому что понимал: воинам на фронте нужна духовная поддержка. Отправился в составе добровольческого казачьего батальона. Много пришлось увидеть, пережить.

– Познакомился я с Евгением на полигоне в Ростовской области, – рассказывает отец Михаил. – Нам, необстрелянным добровольцам, он рассказывал, как на фронте ставил мины, делал растяжки. Он «второход». Побывал уже за ленточкой. Там, на полигоне, инструктор по саперке открывал рот, слушая его рассказы. Он такие подробности нам выдавал, что ни в одном учебнике не найдешь. Как из гранаты «эфки» сделать заряд, как РПГ переделать в мину и в растяжку поставить. Не скрывал он и своих первых впечатлений о войне. Я живо представлял себе все, мотая на ус. Имя его Женя, но он предпочитал позывной «Ворон».

Когда мы зашли за ленточку, нас отправили на самый передок под Белогоровку. Первые три дня пытались понять, где находимся и что вокруг происходит. Рации орут. Система войсковой связи постоянно вещает: «птичка – десять», «молния – девяносто», «девяносто – левее», «левее – триста»! Я сижу и тупо отвечаю: «Все спокойно. Ситуация без изменений». Потом выяснилось, что рация работает на весь фронт, мы слышали общевойсковую связь.

Вдруг началось и в нашей стороне. «Свисть!» – прилет – разрыв! Показалось, что колотят прямо по нам. Снаряды летели через наши головы. Стрелял танк ВСУ, стреляли минометы. Из Золотаревки по Белогоровке лупили. Сейчас понимаю, что наши ребята обнаружили себя передвижениями. Противники эту активность заметили и сразу взяли на прицел.

Больше всех досталось первой роте. По их кусту ударила артиллерия, туда налетели дроны. Командира роты с позывным «Ворон» накрыло. По рации с соседнего участка передают: «У нас раненые, трехсотые! Все на эвакуацию!» Слышу ответ с нашей стороны: «Брелок, восемнадцать. Выехал!» Я сразу понял, что ехать надо через восемнадцатую точку. Это рядом с нами. В голове запустились часики: «Тик-так». Господи, помилуй! По системе радиосвязи набираю первый куст. Отвечают.

Говорю: «Еду на восемнадцать». «Принято!» Дальше вызываю Брелка по рации: «Ты где?» «Я еду, буду через десять минут». В разговор вмешиваются Казань и Алый, которые вещают с позиций первой роты. Пытаюсь уточнить, что у них там случилось? Они кричат: «Ворон трехсотый! По нам стреляют комики! Тут их много!» Брелок подгоняет УАЗ-буханку, с ним санинструктор Мура. Я сажусь в машину, чтобы показать дорогу к точке эвакуации. Над нами кружилась целая стая дронов, хотели нас «разобрать». Говорю Брелку, чтобы включил РЭБ – устройство радиоэлектронной борьбы с дронами. Пока ехали, по рации нам сообщили, что на точке уже никого нет, некого эвакуировать. Оказывается, раненых забрали ЛНРовцы.

Ворона вывезли на квадроцикле. Советую: «Догнать можно по объездной дороге!» Как потом выяснилось, дорогу выбрали правильно. Квадроцикл с находившимся в прицепе Вороном догнали быстро и раненого забрали. ЛНРовцы показали нам руки крестнакрест. Типа безнадежный. В прицепе его бы растрясло, и помощь, такую, как оказала наш санинструктор Мура, он бы не получил. Санинструктор осмотрела раны, вколола еще один обезбол, наркотики и разговаривала с раненым.

Мы погнали как бешеные. Наша буханка летела по ухабам, едва не ломая рессоры. Я сидел и молился. Привезли Ворона в Лисичанск. Передали в больницу. Врачи еще похвалили Алого за то, что он оторванную ногу правильно перетянул. Так с Божьей помощью Евгений был спасен.

Воин Евгений после ранения

Моя командировка на фронт закончилась через три месяца. Меня мучил вопрос, как сложилась дальнейшая судьба Евгения. Сразу после возращения домой я связался с Вороном по телефону. Мы вспоминали и обсуждали случившееся, как это бывает у фронтовиков. Что-то уточняли, выясняли обстоятельства. Евгений поведал свою версию случившегося.

– Мы с Алым повели на позицию новичка.

Все шло хорошо, но на обратном пути, на подходе к зеленке, вдруг налетел беспилотник, который начал сбрасывать гранаты. Я не смог от него убежать, он оказался быстрее, и взрывом мне поразило обе ноги, – рассказывал мой фронтовой товарищ. Слова звучали отрывисто, голос был приглушен от волнения, вызванного воспоминанием. – Алый отпугнул «птичку» несколькими очередями из автомата. Одну ногу себе я перетянул жгутом, второго жгута, к сожалению, с собой не было. Потом подбежал Алый и помог перетянуть вторую ногу. Меня подхватили и бегом потащили к ближайшему окопу, так как начался сильный обстрел.

Женя сделал небольшую паузу, как для затяжки сигаретой, а затем продолжил: – Из окопа я увидел еще одну «птичку» и от отчаяния выпустил в нее весь магазин. Не знаю, попал ли я в беспилотник, но он отлетел. Парням удалось меня закинуть на носилки. Тут мы услышали еще один «прилет» и закричали, чтобы все бежали врассыпную. Начался конкретный обстрел, одним из снарядов мне оторвало ногу. Благо что Алый оказался рядом и начал перетягивать жгутом то, что осталось.

Тут я заметил еще одну «птицу» со сбросами. Я закричал и буквально через пару секунд вниз полетела граната РГД. Она упала недалеко от моей головы, засыпав лицо землей. Я начал протирать глаза, насколько мог. Парни отшугнули эту «птицу» и сумели затащить меня в блиндаж. Там мне вкололи обезбол и бегом потащили дальше. На подходе к армейским позициям выбежал парнишка с позывным «Казань». Спросил меня, мол, как ты, Ворон? Я что-то промычал сквозь зубы в ответ.

После паузы он продолжил:

– Меня погрузили на прицеп квадроцикла, и с этого момента началось самое тяжелое – транспортировка. Было очень больно, моментами перехватывало дыхание. Не помню, как меня с квадроцикла в УАЗ-буханку перегрузили. И большую часть дороги в буханке тоже не помню. Помню, только как уже с Мурой, нашим санинструктором, поздоровался, держась за борт. Было очень плохо, сильная слабость, складывалось ощущение, что я прямо за край жизни держался. Потом помню, что в лисичанском госпитале меня расспрашивали, как меня зовут, какой позывной, подразделение, личный номер. Было очень тяжело отвечать на их вопросы. Только потом осознал, что так они просто не позволяли мне отключиться. Помню, как я просил их погрузить меня в наркоз, потому что было очень плохо и тяжело дышать. После рентгена, наконец, дали наркоз, и я очнулся, только когда меня заносили в вертолет. Потом была переброска на борт самолета и перелет в Санкт-Петербург.

Я слушал Евгения с волнением. Телефон в моей ладони заметно потеплел, ухо вспотело. Фронтовое братство – это как кровное родство, замешано на крови. Такое невозможно забыть. Сейчас Ворон (Женя, Евгений) долечивается в госпитале в Санкт-Петербурге. С фотографий он улыбается, словно и не было этой страшной гонки из-под обстрела, боли и страха. Лишь костыль да пустая штанина брюк выдают его тяжелое ранение. Он заново учится ходить и жить. Он стал любить жизнь еще сильнее и радоваться тому, что остался жив. А мне радостно оттого, что с Божьей помощью удалось спасти человека.

Иерей Михаил ШУШАРИН,
г. Курган