Православные монашеские общины середины 1930-х – начала 1980-х гг. в городах Тюмени и Тавде
Неизвестная страница истории храма Всех святых города Тюмени

(Окончание. Начало в №8 (238) и №9 (239) за 2017 год)

Часть 2. Тавда. 1948 – 2017

Тюменские сестры, за исключением послушницы Веры Пономаревой и ее крестной, старенькой монахини Манаиссы, уехали в Тавду примерно в 1948 году.

Историческая справка. Статус города рабочий поселок Тавда получил 20 июля 1937 г. По Всесоюзной переписи 17 января 1939 г., в городе Тавде было зарегистрировано 25,2 тыс. жителей.

Тавдинский район, как и многие другие места на территории Сибири, был одним из островов «архипелага ГУЛАГа». Первые лагеря образовались там в 1936 году. Тавдинский исправительно-трудовой лагерь существовал с апреля 1941-го по август 1945 года.

Фрагмент карты ГУЛАГа в Западной Сибири Управление Тавдинлага дислоцировалось в самой Тавде. В лагере содержалось около 12 тыс. заключенных, занятых на строительстве промышленных предприятий: Тавдинского комбината по выработке дельта-древесины, гидролизного завода и артиллерийского завода № 8. Руками заключенных осуществлялось переоборудование свердловского Дормашзавода, изготавливались автомобильные газогенераторные установки. Политзаключенные обслуживали спецстроительство № 3, строительство цеха пищевых дрожжей, выполняли подсобные сельскохозяйственные работы, а также работы по сплаву древесины.

В Тавде осела часть выселенных с Поволжья немцев. Драматичной была и судьба русских харбинцев, вывезенных в Тавдинский лагерь в 1945 году из Китая и работавших на лесоповале в Тигене. О жестоком прошлом сегодня напоминают следы таежных землянок и старые дороги-лежневки, по которым вывозили лес, заготовленный заключенными.

Тюменские монахини поселились в деревянном домике против старого здания военкомата по улице Кооперативной (ныне улица 9 Мая). Дом этот благословила матери Августе одна тавдинская старушка. Здесь и стали жить прибывшие сестры: Августа, Евфимия, Ирина, Анна и Меримея. В домике было чисто и уютно. Те же коечки с самодельными стегаными одеялами, тряпичные половички. В пристрое обустроили летнюю кухоньку. Местные женщины, державшие коровок, приносили сестрам сметану и молоко. Софья Михайловна несколько раз приезжала к матушкам в Тавду в начале 1950-х гг. Иногда с братом Сергеем или с сестрой Катей, иногда с мамой Натальей Игнатьевной. От Тюмени надо было добираться на маленьком автобусе, ходившем раз в день с автовокзала. Ехали не меньше пяти часов по тряской ухабистой дороге. Иногда приходилось сворачивать на лесную просеку. Не то что сейчас: пара часов по ровному шоссе – и ты на месте! Позднее приспособились добираться до Свердловска поездом, а там через Туринск на автобусе.

Автобусы у старого здания тюменского автовокзала. До 1967 г. городской автовокзал находился на месте нынешнего ЦУМа В домике на Кооперативной совершались ежедневные богослужения. Учитывая серьезное соседство (военкомат!), соблюдали особые меры предосторожности. В уголке лежал неприметный серый камень, которым нужно было постучать ровно три раза. По условному стуку знали, что это свои.

Кроме того, сестры ходили к исповеди и Причастию к священнику отцу Василию, жившему со своей семьей неподалеку. Служил отец Василий у себя дома. В самой Тавде церкви не было. Ближайший храм во имя святого праведного Прокопия Устюжского, Христа ради юродивого, находился в селе Кошуки.

С посещением отца Василия у Софьи Михайловны связан такой случай: «Примерно в 1951 году – сколько же это мне было лет? ну да, лет семнадцать – гостила я у сестер в Тавде, и мы должны были идти к отцу Василию на праздничную службу. Мать Анфия мне говорит: «Ты, Софьюшка, рано не вставай, подходи ко Причастию. Вот тебе беленький платочек и кофта с длинным рукавом». Проснулась я, повязала платочек, взяла кофту и направилась к отцу Василию. Только прошла два дома, откуда ни возьмись – напал на меня петух. Летит, крыльями машет и на меня наскакивает, да как-то боком! Как могу, кофтой матушкиной отбиваюсь. Еле добежала. Матушка мне после службы и говорит: «Сонюшка, дорогая, а ведь это дьявол тебя не пускал! Ты хоть крестилась?» – «Какой там, матушка, все из головы вылетело, только кофтой вашей отбивалась!» – «Надо было перекреститься и сказать: «Всякое дыхание да хвалит Господа!»»

Еще матушка Анфия так меня учила: «Когда идешь к начальству, помолись: «Помяни, Господи, царя Давида, смиренство и кротость его», – и сердце у начальника смягчится». Что матушкой было заложено – это уже навсегда…».

Сестры вселили в Софью Михайловну православную веру. Беспокоились, чтобы она не оставляла молитву: «Хоть «Богородицу» читай перед сном…». Мать Анфия сильно переживала, что Соня ходит без креста. В те годы крест носить открыто было нельзя, и вот что она придумала. Купила Соне медальончик и вставила туда крестик. Тот чуть-чуть не влезал, пришлось немного обточить края. Медальончик этот со вставленным крестом Софья Михайловна бережно хранит до сих пор.

Дольше всего прожили в Тавде монахини Анфия и Меримея. Болящая Ирина вскоре скончалась. Потом не стало матери Евфимии, но та все же пожила подольше, занималась стряпней. Всегда что-нибудь да испечет Соне на дорожку.

Впоследствии и мать Августа по неизвестной причине продала домик на Кооперативной и уехала к сестрам в Омск. Тюменские монахини близко общались с Анастасией Константиновной Смирновой (монахиней Пелагеей) (1902-1984), проживавшей по улице Лермонтова, 105. В безбожные годы там также ежедневно совершались богослужения.

Службу вела монахиня Пелагея. К ней приходили окрестные жители – монашествующие и миряне. Сама мать Пелагея была выслана из челябинской области и в течение десяти лет отбывала ссылку в Иркутске. Вместе с ней и другими сестрами в иркутской ссылке находился р.Б. Артемий (Колядин Артем Егорович, 1900-1976). После своего освобождения он прибыл в Тавду и вызвал туда сестер по истечении срока их ссылки. В Тавде можно было приобрести домик, а в паспортном столе работал человек, который мог посодействовать с пропиской.

В начале 1950-х гг. дом матушки Пелагеи был еще совсем новым. Даже туалет был устроен в сенках. чистота царила необыкновенная. Софья Михайловна вспоминает, что на Лермонтова росла необыкновенно крупная малина. Когда Соня там гостила, она спала у окошка, прямо под которым росли малиновые кусты, и удивлялась, почему это сестры не собирают такие крупные и спелые ягоды.

Мать Пелагея жила вместе с сестрой Евсевией (Голубева Ксения Васильевна, 1901 г.р.). Софья Михайловна хорошо запомнила мать Евсевию, когда та приходила к тюменским матушкам на Кооперативную. Евсевия была доброй и очень веселой. Детей всегда смешила и щекотала. Потом она тяжело заболела, и ее парализовало. Матушка Пелагея за ней ухаживала. Болезнь мать Евсевия переносила безропотно, попрежнему оставаясь такой же жизнерадостной. По возможности, старалась никому не причинять хлопот. Соскальзывала с постели и бочком ползла до туалета. Когда мать Евсевия умерла, строгая и суровая Пелагея плакала и причитала, что еще ходила бы да ходила за ней, такой она была замечательной. Сама святость и доброта.

Мать Пелагею Софья Михайловна запомнила кареглазой, красивой, со свежим, чистым лицом. Была она большой шутницей и очень скорой на ногу. Никогда не сидела на месте. Пенсию не получала, но без еды сестры не оставались. Выручал большой огород. Кроме того, когда люди приходили в дом на службу, то что-нибудь несли с собой на помин души. Народ шел постоянно, двери не закрывались. Самовар ставили несчетное число раз.

Постепенно силы стали мать Пелагею покидать. Половину огорода пришлось отдать людям, которые помогали ей со вскапыванием и посадкой. Под старость у Пелагеи во рту остался один зубок, на что та шутила, что ей довольно и одного: «Язык, слава Богу, не выпадает!» В Тавде было много других монашествующих сестер. Жили они уединенно, и к ним также приходили на молитву окрестные жители. Сохранились фотографии некоторых из них: монахини Анны, монахини Нимфодоры (крестной матери Пелагеи).

Тавдинских сестер окормлял иеромонах Антоний (Бычковский), отбывший 22-летнюю ссылку. Его другом и ближайшим помощником был р.Б. Артемий. Скончался отец Антоний в глубокой старости, в возрасте почти ста лет, в Симферополе, куда поехал навестить сына. На Тавдинском кладбище покоится его мать, монахиня Зоя.

В пристрое дома по улице Лермонтова, 1, проживал возвратившийся из десятилетней ссылки иерей Петр Анисимович Голиков (1880-1971). В Тавде отец Петр трудился чернорабочим, но при этом совершал все церковные Таинства. В 1957 г. он венчал своих прихожан Бориса и Анну Козловых. Анна Алексеевна Козлова бережно хранила фотографии отца Петра и впоследствии передала их в дар Тавдинскому городскому музею.

Помощником отца Петра состоял Семен Луппович Брюшков (1887-1971), происходивший из деревни Липовка Ирбитского района. К середине 1970-х гг. из состава тюменских сестер в Тавде остались лишь мать Анфия и мать Меримея.

Матушка Меримея жила в небольшом пристрое со старушкой, которая, по благословению священника, ее дохаживала. Сама старушка, по словам Софьи Михайловны, была «из бывших». Жаловалась на советскую власть. Когда-то ей принадлежал весь дом, потом его отобрали. С Меримеюшкой они ютились в одной комнатке и кухне. Хозяйка показывала Софье Михайловне семейный альбом, запечатлевший осколки дореволюционной жизни: изысканно одетые господа, женщины в кружевах…

За своей подопечной хозяйка ходила старательно. Сама она тоже сильно болела. Софья Михайловна вспоминает, что Меримеюшка сидела на кроватке словно ангел. В белом платочке, чистенькая, светленькая. Когда мать Анфия привела к ней Соню с мамой, то Меримеюшка маму не признала, а вот Соню узнала сразу: «Так это Софьюшка, что ли? Какая стала большая! Вот, Сонюшка, а я все сижу да сижу… Глазоньки не видят, ноженьки не ходят – одно со мной мучение».

Сама мать Анфия жила у монахини Марфы на Сенной. Старый домик не сохранился. Сейчас на этом месте только заросший пустырь за покосившимся забором. Из воспоминаний Софьи Михайловны: «Марфа посадила нас обедать. Угощала постным супом и очень вкусным хлебом. Матушка Анфия тоже попросила себе кусочек, и Марфа в сердцах бросила ей хлеб прямо через стол. Я сидела и глотала слезы: «За что, Господи? Почему Ты позволяешь таких людей обижать?»

Софья Михайловна стала просить Пелагею взять матушку Анфию к себе на Лермонтова, 105. В то время та жила вместе со своей старенькой крестной монахиней Нимфодорой. Домик был небольшой, но место найти было можно. Однако оказалось, что мать Пелагея и сама уже матушке Анфии предлагала к ней переехать, но та по своему смирению отказалась: «Я уж буду у Марфочки. Она хорошая…».

Постепенно мать Анфия становилась все более беспомощной, и за ней нужен был постоянный уход. Сама Марфа тоже болела. В конце концов, матушку Анфию удалось пристроить к одной доброй старушке. Там она и почила. Кстати, в Тавде у нее жила родная сестра, которой матушка, будучи в Тюмени, всегда старалась помочь – посылала в Тавду свои немудреные сбережения и посылочки для племянников. Но когда мать Анфия привела к сестре Софью Михайловну с мамой, то дочь сестры даже не пустила ее на порог. Не нужна была родне старая монахиня… В последний раз Софья Михайловна видела мать Анфию около 1975 года, а в начале 1984-го получила от Пелагеи телеграмму о том, что матушка плоха. Вскоре пришло известие о ее кончине. Больше из Тавды Софья Михайловна писем не получала. Вслед за матушкой Анфией отошла ко Господу и сама Пелагея. Софья Михайловна очень скорбела о том, что не смогла проводить любимую матушку в последний путь. Но тогда это было невозможно: незадолго до этого она сама перенесла тяжелую операцию.

Для Софьи Михайловны мать Анфия остается самым родным и близким человеком, и она вспоминает о ней с необыкновенной теплотой и нежностью:

«Как же матушка радовалась, когда мы приезжали в Тавду! Обнимет меня, прижмет к себе: «Софьюшка, радость моя!». Не знает, куда посадить, чем угостить. С дороги сразу положит, сорок раз подойдет, одеялом накроет: «Тепло ли тебе? Не дует ли?»

Лежу в летнюю жару у окошка, так она отыщет гденибудь марлю и окошко затянет: не дай Бог, чтобы в дом кто-нибудь залетел да меня укусил! Родная мама так за мной не ходила!

Когда я вышла замуж и уехала, мать Анфия раз приезжала в Тюмень навестить Веру Ивановну из Знаменского собора и заходила к маме. Я ее потом расспрашивала: «Ну, как там у нас побыла матушка Анфия?» – «Да что, посидела немножко, яичко съела. Только про тебя и спрашивала. Нет, говорит, моей Софьюшки!» С матушкой я чувствовала себя совершенно свободно. Никогда не стеснялась, была у нее как у себя дома. Да это и был для меня родной дом. С матушкой можно было разговаривать на любые темы. Я ничего ей про себя не утаивала. Она меня выслушает и всегда что-нибудь подскажет. Ни от кого я не видела столько любви и тепла. А подарков сколько я от нее получила! Раз валеночки она мне подарила. А уж на именины всегда что-нибудь да припасет: платочек там, варежки теплые, носочки…

Какой же она была человек! Никогда в жизни я больше таких людей не встречала. Сколько на свете живу, нет ни одного дня, чтобы я ее не вспомнила. Станет плохо, поговорю с матушкой – и сразу полегчает. Она до сих пор меня от многого удерживает…».

Все годы, прошедшие со времени кончины матери Анфии, Софья Михайловна рвалась в Тавду на родную могилку.

Случайно она узнала, что к тавдинским сестрам ездит отец Михаил Курочкин. После кончины местных батюшек в Тавде был нужен священник, чтобы сестры могли у него поисповедоваться и причаститься. Однажды находившаяся в Тавде жительница Тюмени порекомендовала им отца Михаила Курочкина. Было это примерно в начале 1980-х годов, когда он служил в Тюмени настоятелем Всехсвятской церкви. С тех пор отец Михаил стал регулярно ездить в Тавду в сопровождении своей помощницы, ныне здравствующей Марии Васильевны. При встрече она подтвердила этот факт. Мария Васильевна служит регентом в тюменском храме Михаила Архангела.

Отец Михаил обещал Софье Михайловне взять ее с собой в Тавду и даже сказал, что некоторые сестры из старого окружения ее до сих пор помнят. Софья Михайловна совсем было уже с ним собралась, однако 1 мая 2015 г. ее догнала весть о гибели отца Михаила в автокатастрофе…

Но все же этот день настал, и 27 июня 2017 г. долгожданная поездка состоялась! Мчимся в Тавду. За рулем наш добрый дружок Наташа Липаева, так же, как и мы, «ушибленная» православным краеведением. Мы с Софьей Михайловной расположились на заднем сидении. Диктофон работает на полную катушку. Софья Михайловна перебирает в памяти события прошлого. Переживает, что после стольких лет никого, наверное, не осталось. что и говорить: тридцать пять лет – срок немалый. Хорошо еще, что сохранились старые тавдинские адреса. Может, уцелели старые дома? А могилок на кладбище, скорее всего, не найти…

Вот и Тавда. Приземистый, но по площади обширный городок. Леса, который помнит Софья Михайловна, нет и в помине. Первым делом едем на Лермонтова, 105. Софья Михайловна пристально смотрит на дом: «не такой…».

Конечно, не такой – обшит новым материалом. В доме реконструкция, ремонт. Неподалеку трудится хозяин – высокий плотный мужчина. Недоверчиво на нас смотрит, кто такие? Лепечем что-то про старые времена, про каких-то монахинь. Софья Михайловна пытается узнать про Анастасию Константиновну Смирнову (монахиню Пелагею). Оказывается, в доме действительно живет Анастасия, но, по словам хозяина, ей уже девяносто лет, и она ничего не слышит и ни с кем не разговаривает.

Постепенно он смягчается и даже дает телефон жены, та на работе. Софья Михайловна дозванивается, и оказывается, что она даже может что-то нам рассказать. После телефонного разговора нас допускают во двор. Встречаемся с 90-летней Анастасией. «Не та…» – разочарованно тянет Софья Михайловна. – «Но лицо знакомое. Да-да, я ее точно видела, только она тогда была молодой». Анастасия действительно совсем плохо слышит, но улыбается и даже пытается нам помочь. Где-то в книгах у нее заложена маленькая карточка отца Михаила Курочкина. Других фотографий нет.

В тот же день мы узнали, что глухая старушка – это инокиня Анастасия (юсупова), дочь покойной инокини Вассы и последняя из живых свидетелей старого монашеского окружения. Мать Анастасия постоянно пребывает в молитве и до сих пор трудится в огороде. Первоначальный облик дома на Лермонтова, 105, не сохранился, но со стороны двора осталось прежнее старое окошко. Неожиданная поддержка приходит от хозяина. Он советует ехать в местный храм. Оказывается, здешний приход ухаживает за монашескими захоронениями. И, главное, захоронения эти находятся в одном месте! Вдохновленные, мчимся к тавдинской церкви во имя святителя Николая чудотворца. Дальше действительно начинаются настоящие чудеса.

На столике рядом с церковной лавкой цепкий взгляд Наташи Липаевой углядел июньский выпуск духовно-просветительской газеты «Тавда православная» – издание Свято-Николаевского прихода Каменской епархии. На 6-й странице заметка: «Уборка на кладбище перед Троицкой родительской субботой»:

«Незадолго до дня поминовения усопших сестры милосердия (г. Тавда) потрудились на кладбище, где уже длительное время ухаживают за 30 могилами усопших, в том числе священников и монахинь.

Среди «подшефных» могил – место упокоения священника Петра Голикова, его помощника Семена Лупповича Брюшкова, монахинь Пелагеи и Евсевии. <…> К сожалению, многие данные на сегодняшний день утеряны…».

Погодите-погодите, такие данные есть! У Софьи Михайловны! Господи, неужели нам суждено найти могилы тюменских монахинь?!

Все разворачивается стремительно. Нас соединяют сначала с сестричеством, затем с сотрудником духовно-просветительского центра Надеждой Алексеевной, которая, по благословению настоятеля Свято-Никольского храма отца Сергия Циммера, с 2003 года ухаживает за монашескими захоронениями. Сначала опознали несколько могилок, теперь их уже около двадцати шести… В дни поминовения усопших отец Сергий регулярно служит на кладбище панихиды и литии. С каждым годом помолиться о упокоении священников и монашествующих сестер приходит все больше взрослых и детей.

Обращаясь к детям, отец Сергий сказал: «Сами за себя усопшие молиться уже не могут, но за нас могут. Усопшие молятся за нас, мы молимся за них – мы общаемся молитвенно. Вот почему так благодатно молиться за монашествующих, молиться за священников».

…И вот мы на кладбище поселка Еловка. Дорогу показывает Надежда Алексеевна чепелкина – сотрудник духовно-просветительского центра «Древо познания», где мы уже успели побывать в гостях. Узнали о работе центра, полюбовались экспонатами в запаснике Музея советского быта, а главное, открыли бесценную папку с материалами о священниках и монахинях из фондов Тавдинского городского музея. То, чего нам так не хватало! Но мы, со своей стороны, тоже можем поделиться воспоминаниями Софьи Михайловны. И история оживет. …Подходим к священническим и монашеским захоронениям. Волнуемся. Софья Михайловна растерянно озирается: «Где же тут моя матушка?»

Проходим могилу за могилой. Монахиня Пелагея, монахиня Евсевия, монахиня Меримея, священник Петр Голиков… монахиня Анфия.

Софья Михайловна опускается на колени. шепчет что-то сквозь слезы… А матушка радостно приветствует свою Софьюшку звонкими переливами лесной птахи, распевающей на все лады!

Эпилог. Сны «…Вижу, мужчины, высокие такие, в черных костюмах, хватают людей и бросают в огонь. Кругом все горит. Люди бегут, а за ними эти в черных костюмах. Я тоже со всеми бегу. Вот-вот и меня схватят… Вдруг вижу перед собой длинный деревянный барак. Дверь открыта. Забегаю. Там холодно. Передо мной длинный стол, покрытый скатертью и уставленный разными кушаньями. За столом сестры в монашеском одеянии, среди них мать Августа и мать Анфия. Я к ним. Посадили они меня, сами придвинулись друг к дружке и меня закрыли. Сквозь щелочку вижу, забегают эти в черных костюмах, ищут меня взглядом. Матушка Анфия мне шепчет: «Не бойся, мы тебя закрыли…».

Галина Викторовна КОРОТАЕВА,
г. Тюмень