225 лет со дня рождения А. С. Пушкина
Я одарю тебя молитвами души <…>,
Молитвами любви, смирения и мира.
А. С. Пушкин
Начало пути и подготовка
Поэтический гений Александра Сергеевича Пушкина (1799–1837) был явлен миру
как истинное чудо. «Наш поэт представляет
собою нечто почти даже чудесное, неслыханное и невиданное до него нигде и ни у
кого», «ни в каком поэте целого мира такого
явления не повторилось», – справедливо
утверждал христианский писатель-пророк
Ф. М. Достоевский.
Сам Пушкин воспринимал ниспосланный
ему талант не только как дар, но и как
задание свыше – нести человечеству проповедь Божественной истины:
И Бога глас ко мне воззвал:
«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей».
Стихи словно объяты Божественным
пламенем горения духовного. Сердце поэта-пророка – это «угль, пылающий огнем», в
согласии с апостольским призывом: «Духом
пламенейте; Господу служите» (Рим. 12:11).
Неслучайно «Пророк» явился духовным
ядром пушкинского творчества как служения пророческого, вместившего «в себе
идею всечеловеческого единения, братской
любви».
«Велик и свят был жребий твой!..» –
восклицал о Пушкине Ф. И. Тютчев. Он же
выразил задушевную мысль, излившуюся из
самого сердца России:
Тебя ж, как первую любовь,
России сердце не забудет!..
Последующие поколения русских писателей и читателей, «благоговея богомольно
перед святыней красоты» (если говорить
пушкинскими же стихами), в надежде вдохновения и творческого озарения припадали
к родникам литературного наследия поэта.
Неразделимый с Родиной проникновенный
лирик С. А. Есенин писал, что Пушкин
«русской стал судьбой». Поразительный есенинский образ соединил величайшего поэта
России с главным христианским таинством:
А я стою, как пред Причастьем,
И говорю в ответ тебе:
Я умер бы сейчас от счастья,
Сподобленный такой судьбе.
В торжественном венке, сплетенном
«дивному гению», сверкает множество
драгоценных жемчужин – художественно-поэтических образов, восторженных слов
признательности, изумления, восхищения,
благодарности. И в то же время – скорби
о ранней трагической гибели великого Поэта России, разделившего участь других
убиенных русских поэтов-пророков. При
этом в каждой любящей Пушкина душе
утешительным упованием отзываются строки
его заповеди о жизни вечной:
Нет, весь я не умру – душа в заветной лире
Мой прах переживет и тленья убежит.
Как послушание Богу сформулировал поэт
программу своего творчества: «Веленью
Божию, о муза, будь послушна…» Покорный
«веленью Божию», создавал Пушкин нетленные типы и образы своих чудесных сказок,
поэм, повестей, «маленьких трагедий», драмы «Борис Годунов», романа в стихах «Евгений Онегин», всей своей многогранной,
сверкающей алмазной россыпью лирики:
пейзажной, любовной, элегической, анакреонтической, патриотической, вольнолюбивой, философской, религиозно-мистической,
молитвенной… И «тут целое основание,
тут нечто незыблемое и неразрушимое.
Тут соприкосновение с родиной, с родным
народом, с его святынею», «свидетельство
того мощного духа народной жизни, который
может выделять из себя образы такой неоспоримой правды».
Ниспосланная величайшему русскому
поэту «та особая характернейшая и не
встречаемая кроме него нигде и ни у кого
черта художественного гения – способность
всемирной отзывчивости», способность
«любить человечество и носить в себе
всеединящую душу» сотворила это дивное
чудо пушкинского творчества. Во всякой
человеческой душе, прикоснувшейся к нему,
находит оно свой благодатный отклик. Вот
почему каждый с полным основанием может сказать: «Мой Пушкин». Вчитываясь в
него, важно сердцем найти самое для себя
сокровенное, что выбирает душа.
Мой Пушкин – это прежде всего великий
«духовный труженик», томимый «духовной
жаждою», стремящийся «сердцем возлетать
во области заочны»:
Дабы скорей узреть – оставя те места,
Спасенья верный путь и тесные врата.
Это пламенеющий духом, рожденный
«для вдохновенья, для звуков сладких и
молитв» поэт-молитвенник:
Молитеся – да взыдет к Небесам
Усердная молитва православных,
«пробудясь, Господню волю сердцем он
уразумел», и это дало возможность создать
настоящие духовные сокровища русской
литературы.
Таковы «Отцы пустынники и жены
непорочны…» – не просто поэтическое
переложение великопостной молитвы преподобного Ефрема Сирина, но подлинное
молитвотворчество. Всем сердцем обращаясь ко Господу, с покаянным смирением
испрашивает поэт благодатных душеспасительных даров:
Но дай мне зреть мои, о, Боже, прегрешенья,
Да брат мой от меня не примет осужденья,
И дух смирения, терпения, любви
И целомудрия мне в сердце оживи…
Поэт прямо говорил о действии Божьего
Промысла в своей судьбе:
Но здесь меня таинственным щитом
Святое Провиденье осенило,
Поэзия как Ангел утешитель
Спасла меня, и я воскрес душой…
За два года до гибели у Пушкина сложились удивительные, таинственные стихи:
Чудный сон мне Бог послал –
С длинной белой бородою
В белой ризе предо мною
Старец некий предстоял
И меня благословлял.
Он сказал мне: «Будь покоен,
Скоро, скоро удостоен
Будешь Царствия Небес.
Скоро странствию земному
Твоему придет конец.
Уж готовит ангел смерти
Для тебя святой венец...
Загадочное видение из иного мира отзывается в замирающей душе отрадой, благой вестью: «сон отрадный, благовещный».
Но лирический герой, сознавая земность
падшей человеческой природы, искаженной
первородным грехом, не может в то же время не испытать смущенного замешательства,
разноречивых чувств:
Сердце жадное не смеет
И поверить и не верить.
Ах, ужели в самом деле
Близок я к моей кончине?
И страшуся и надеюсь,
Казни вечныя страшуся,
Милосердия надеюсь:
Успокой меня, Творец…
Все в Божьей власти и Божьей воле.
Отходивший ко Господу Александр Сергеевич Пушкин, по свидетельству В. И. Даля,
внятно произнес: «Ну подымай же меня,
пойдем, да выше, выше, ну пойдем». Душа
его начала восхождение…
«Да будет воля Твоя», – это прошение
ежедневно повторяют христиане в молитве
Господней «Отче наш…», испрашивая того,
что душеполезно, спасительно, богоугодно,
неподвластно человеческому уму. Отказом
от самоволия и покорным приятием воли
Божией завершает Пушкин свое стихотворение – в полном созвучии с молитвой
Господней:
Но Твоя да будет воля,
Не моя…
Поэт осознал и прочувствовал это
«своим глубоко прозорливым и гениальным
умом и чисто русским сердцем». И он же,
по мысли Достоевского, «дал и великую
надежду, <…> что русское общество может
быть излечено, может вновь обновиться и
воскреснуть». Пушкинское творчество, как и
вся русская классическая литература, подобно православному Символу Веры, проникнута христианским пасхальным упованием
на воскресение «мертвых душ»: «Чаю воскресения мертвых и жизни будущаго века».
Алла НОВИКОВА-СТРОГАНОВА,
доктор филологических наук,
профессор, историк литературы
|