|
Высшее духовенство Петрограда не хотело видеть своим митрополитом священномученика Вениамина (Казанского),
но подавляющее большинство приходов, рабочих и городской бедноты назвали его имя.
Уже после февральской революции 1917 г.,
когда епископы стали не назначаться сверху,
а избираться на епархиальных съездах клира
и мирян, при огромной поддержке всего верующего Петрограда на столичную кафедру
был избран новый митрополит Вениамин (Казанский).
Сразу после избрания владыка Вениамин
заявил: «Я стою за свободную Церковь. Она
должна быть чужда политики, ибо в прошлом
много от нее пострадала. И теперь накладывать новые путы на Церковь было бы большой
ошибкой. Самая главная задача сейчас – это
устроить и наладить нашу приходскую жизнь».
Многие помнили, как, уже став епископом,
владыка Вениамин, невзирая на время суток,
в простой рясе без всяких архиерейских отличий, отправлялся в бедный район крестить
ребенка, напутствовать умиравшего, причащать больного, как создавал в Петербурге в
начале 1900-х гг. общества трезвости, какие
проповеди о милосердии к ближнему он умел
произносить. Люди звали его не «Ваше преосвященство», даже не «владыка», а – «наш
батюшка Вениамин». Почему же при общем
охлаждении к вере, скепсисе в отношении
епископов – недоступных, далеких от народа,
богатых, епископа Вениамина любили?
Еще приехав из Петрозаводска в Петербург и став студентом академии, Василий
Казанский ощутил, что нужен именно среди
самых беззащитных. Никто в городе беднотой не интересовался. Денег с них никаких,
сами темные, некультурные, в умственном
отношении неинтересные. Куда им – Евангелие понимать! А Василий Казанский (так
звали владыку до монашества) с первого
курса принимает самое деятельное участие
в работе Общества распространения религиозно-нравственного просвещения в духе
Православной Церкви (ОРРНП).
На втором курсе студент Василий Казанский ведет беседы в ночлежном доме в память
императора Александра II (на мужской половине). С понедельника по среду здесь читалось
и объяснялось Евангелие. Каким был он проповедником? Митрополит Евлогий (Георгиевский), знавший его позднее, уже иеромонахом, инспектором Холмской семинарии, описывает
его так: «Это был молоденький, скромный,
кроткий, улыбающийся монах, а дело повел
крепкой рукой и достиг добрых результатов».
Студент Казанский с октября 1894 по
апрель 1895 г. проводил с бездомными беседы, сопоставляя евангельский рассказ с
реалиями современной жизни. Для владыки
Христос не когда-то там, 2000 лет назад, ходил и говорил народу, а сегодня обращался к
людям, страдающим от бедности, презрения,
да и от своих грехов – пьянства, воровства,
зависти. Врач, который пришел помочь не
праведникам, а грешникам.
О характере бесед вспоминал его товарищ
по работе в ночлежном доме П. Дав: «Некоторые проповедники-студенты уже после
двух-трех попыток повлиять на слушателей
бросают дело, отчаиваясь в успехе. Значительная часть посетителей ночлежных домов
– люди, нетвердые в нравственном отношении.
Заинтересовать их беседою и повлиять на них
очень трудно. Очень многие из них наотрез
отказываются слушать беседы. Мало того, они
стараются отвлечь и других от бесед и подчинить их своему влиянию. Но, наряду с ними
и притом значительное большинство, люди –
еще не испорченные, честные работники, но
вследствие разного рода несчастий дошедшие
до крайней бедности. Последние сохранили
еще твердую веру и стремление к добру,
"жить по-Божьему", а потому с радостью принимают предлагаемое им слово Божие. Для
них-то беседы и необходимы; слышимое ими
слово утешения и увещания поддерживает их
дух среди тяжелых обстоятельств».
Осенью 1895 г. Василий был пострижен
в монашество и рукоположен в иеродиакона,
а в мае следующего года в иеромонаха.
Беседы в ночлежном доме продолжались.
Теперь иеромонах Вениамин мог не только
рассказывать бездомным о Христе, но и совершать богослужения и исповедовать.
Сохранилось описание начала цикла бесед
1896 г. в «Санкт-Петербургском духовном
вестнике». В 7 часов вечера 1 октября все
ночлежники собрались в столовую, где инспектор Санкт-Петербургской духовной семинарии
иеромонах Сергий (Тихомиров) отслужил
молебен. При этом пели все вместе. Затем
первую беседу предложил о. Вениамин.
Иеромонах Вениамин проводил беседы не
только в петербургских ночлежных домах, но
и на приходах и на заводах, в фабричных
школах. Вроде, говорил то же, что и другие
священники в проповедях в церкви, но его
тихое слово действовало. В этих встречах с
простыми людьми, в ответах на их вопросы
было положено начало пастырского пути будущего священномученика, было положено и
его понимание того, как переносить скорби.
Справка: Первый ночлежный дом в память императора Александра II был открыт
6 мая 1883 г. в наемном помещении близ
Александро-Невской лавры, по Шлиссельбургскому (ныне – Обуховской обороны) пр.,
4. Первоначально в нем размещалось 35
ночлежников и 15 ночлежниц, затем число
нар было увеличено соответственно до 50
и 20. 16 января 1894 г. он был переведен
в новое помещение, рассчитанное на 210
ночлежников и 42 ночлежницы, арендованное
у Александро-Невской лавры, на углу наб.
Невы и Монастырки, у Благовещенского
моста. В 1883-1893 гг. ежегодные расходы
по дому составляли от 900 до 1 670 руб.; за
этот период дом посетило 253 108 человек.
С 1894 по 1902 гг. дом в среднем посещало
около 90 000 человек в год. В 1900 г. прот.
П.И. Силин учредил при доме Братство трезвости во имя святителя Николая Чудотворца.
Дом прекратил существование в 1908 г.
«Отец Александр, мы же с вами
не в Гефсиманском саду»
Владыку Вениамина арестовали 29 мая
1922 г., вскоре после того как он запретил
в служении протоиерея Александра Введенского «за самочиние и учинение раскола».
Прот. Александр, надеясь уговорить владыку
отменить запрет, пришел к нему домой, для
усиления своих позиций прихватив коменданта Петрограда Бакаева.
Введенский подошел к святителю Вениамину под благословение, но митрополит
благословения ему не дал, сказав: «Отец
Александр, мы же с вами не в Гефсиманском
саду». Тогда Введенский начал угрожать: если
митрополит Вениамин не отменит обличающий
его указ, то владыку арестуют, обвинят в сопротивлении «изъятию церковных ценностей»
и казнят вместе с близкими ему людьми.
Не получив просимого, прот. Александр
написал в «Ленинградскую правду» письмо,
где обвинил близких к патриарху Тихону
архиереев в «сопротивлении изъятию церковных ценностей и контрреволюционном
заговоре против советской власти», что и
стало поводом для ареста. Это при том что
митрополит Вениамин благословил передать
для нуждающихся все ценности, не имеющие
богослужебного употребления, и призвал сделать все, чтобы не допустить при этом беспорядков, ругани, тем более кровопролития:
«Я своей архипастырской властью разрешаю общинам верующих жертвовать на
нужды голодающих и другие церковные ценности, но не касаясь святынь храма, к числу
которых относятся святые престолы и что на
них (священные сосуды, дарохранительницы,
кресты, евангелия, вместилища святых мощей
и особо чтимые иконы). К пожертвованиям
призываю приступить немедленно и сдать
таковые не позже 9/22 апреля в места,
указанные представителями гражданской
власти. Жертвуемым предметам должна
быть составлена точная опись на месте при
участии гражданских властей.
Но если гражданская власть, ввиду
огромных размеров народного бедствия, сочтет необходимым приступить к изъятию и
прочих церковных ценностей, в том числе
и святынь, я и тогда убедительно призываю
пастырей и паству отнестись по-христиански к
происходящему в наших храмах изъятию… Со
стороны верующих совершенно недопустимо
проявление насилия в той или другой форме.
Ни в храме, ни около него не уместны резкие
выражения, раздраженные злобные выкрики
против отдельных лиц или национальностей
или т. п., так как все это оскорбляет святость храма и порочит церковных людей, от
которых, по апостолу, должны быть удалены
всякое раздражение, и ярость, и гнев, и крик,
и злоречие со всякою злобою (Еф. 4, 31).
При изъятии церковных ценностей, как и
во всяком церковном деле, не может иметь
место проявление каких-либо политических
тенденций. Церковь по существу своему вне
политики и должна быть чужда ей. "Царство
Мое не от мира сего", – заявил Спаситель
Пилату. Этим курсом, вне политики, я вел
корабль Петроградской Церкви и веду и идти
им настойчиво приглашаю всех пастырей.
Всякого рода политические волнения, могущие
возникнуть около храмов по поводу изъятия
ценностей, как было, например, около храма
на Сенной, никакого отношения к Церкви не
имеют, тем более к духовенству. Проводим
изымаемые из наших храмов церковные ценности с молитвенным пожеланием, чтобы они
достигли своей цели и помогли голодающим.
Всегда любовно-внимательные к слову
вашего архипастыря, и на этот раз послушайте его, дорогие мои. Сохраните доброе
христианское настроение в переживаемом
нами тяжелом испытании. Не давайте никакого повода к тому, чтобы капля какая-нибудь
чьей бы то ни было человеческой крови была
пролита около храма, где приносится Бескровная Жертва. Перестаньте волноваться.
Успокойтесь. Предайте себя в волю Божию.
Спокойно, мирно, прощая всем вся, встретьте
Светлое Христово Воскресение. Тогда скорбь
ваша в радость претворится, и никто никогда
не отымет этой радости у вас (Ин. 16, 20-22)».
«Я отвергаю все предъявленные
мне обвинения»
Сохранились протоколы допроса владыки
Вениамина на судебном заседании. Обновленческий епископ Введенский, организатор
коллективного обвинительного письма в
«Ленинградской правде», был вызван на суд
как свидетель, но не явился «по болезни».
Из судебного протокола («Дело» митрополита Вениамина. М.: Студия «ТРИТЭ» –
«Российский Архив», 1991):
«"Подсудимый гражданин Казанский", –
вызывает его председатель. Бывший митрополит Вениамин поднимается со своего места
и размеренным шагом, не спеша, опираясь
одной рукой на посох, а другую приложив к
груди, выходит на средину зала. На лице его
нет признаков ни волнения, ни смущения. Он
скуп в движениях, скуп в словах, не говорит
ничего лишнего, отвечает по существу».
Митрополит Вениамин виновным себя не
признал. Обращаясь к трибуналу, произнес:
«В первый раз я был на суде народном
пять лет тому назад, когда в 1917 году происходили выборы митрополита Петроградского. Тогдашнее Временное правительство и высшее петроградское духовенство меня
выбирать не хотели. Но приходские собрания
и рабочие на заводах назвали мое имя. Я
был вопреки своему собственному желанию
избран подавляющим большинством голосов
в митрополиты Петроградские.
Почему это произошло? Конечно, не
потому что я имел какие-либо большие достоинства, а только потому, что меня хорошо
знал простой петроградский народ, так как я
в течение 23 лет перед этим учил и проповедовал в церкви на окраине Петрограда. И
вот пять лет я в сане митрополита работал
для народа и на глазах народа и служил ему,
нес в народные массы только успокоение и
мир, а не ссору и вражду.
Я был всегда лоялен по отношению к
гражданской власти и никогда не занимался
никакой политикой. Я все время работал при
советской власти, причем всюду, куда я ни
являлся, куда ни приезжал, вначале власть
меня встречала подозрительно, но, когда
узнавала, отношения резко менялись. Представители власти убеждались, что я не враг
народа, не враг народной власти…
Вдруг неожиданно я оказался в глазах
власти врагом народа и опасным контрреволюционером. Я, конечно, отвергаю все предъявленные мне обвинения и еще раз торжественно заявляю (ведь, быть может, я говорю
в последний раз в своей жизни), что политика
мне совершенно чужда, я старался по мере
сил быть только пастырем душ человеческих…
Я не знаю, что вы мне объявите в вашем
приговоре, жизнь или смерть, но что бы вы
в нем ни провозгласили, я с одинаковым
благоговением обращу свои очи горе, возложу на себя крестное знамение (святитель
при этом широко перекрестился) и скажу:
"Слава Тебе, Господи Боже, за все"».
В ночь с 12 на 13 августа того же года
митрополит Вениамин, вместе с архимандритом Сергием (Шеиным), мирянами Юрием
Новицким и Иваном Ковшаровым, был расстрелян на окраине Петрограда.
Письмо петроградскому священству
А накануне расстрела владыка Вениамин
пишет письмо петроградскому духовенству,
которое приводит в своей книге «Божьи
люди» митрополит Вениамин (Федченков).
Вот его содержание:
«Трудно, тяжело страдать, но по мере
наших страданий избыточествует и утешение
от Бога. Трудно переступать этот рубикон и
всецело предаваться воле Божией. Когда это
совершается, тогда человек избыточествует
утешением, не чувствует самых тяжелых
страданий среди внутреннего покоя, он
и других влечет на страдания, чтобы они
переняли то состояние, в котором находится
счастливый страдалец…
Теперь, кажется, пришлось пережить
почти все: тюрьму, суд, общественное заплевание, обречение и требование смерти
под якобы народные аплодисменты, людскую
неблагодарность, продажность, непостоянство
и т. п. Страдания достигли своего апогея,
но увеличилось и утешение. Я радостен и
спокоен, как и всегда. Христос – наша жизнь,
свет, покой. С Ним всегда и везде хорошо.
За судьбу Церкви Божией я не боюсь.
Веры – надо больше; больше ее надо иметь
нам, пастырям. Забыть свою самонадеянность, ум, ученость и дать место благодати
Божией… Не люди спасают Церковь, а Христос! Нам ли, христианам, да еще иереям,
не проявить мужества, даже до смерти, если
есть хоть сколько-нибудь веры во Христа, в
жизнь будущего века!»
Арсений ЗАГУЛЯЕВ / Милосердие.ру.
По материалам: БОВКАЛО А.А., ГАЛКИН А.К.
Студенческие годы св. митрополита
Вениамина в Санкт-Петербургской
духовной академии
// Христианское чтение. 1997
|
![Перейти в раздел [Документы]](../images/doclogov.gif)
