|
|||||||||||
|
|
 |
|||||||||
В мае 1917 года английское правительство уже писало о невозможности предоставить царской семье убежище как «прогермански» настроенной. Вопрос об отказе Великобритании дать убежище семье Николая II до настоящего времени один из самых сложных. До сих пор у историков идут споры по поводу возможного исхода событий в том случае, если бы Англия не изменила своего решения. Временное правительство возложило вопросы, связанные с царской семьей, на А. Керенского, который и занимался этим делом до самого Октябрьского переворота. В своей книге «Убийство царской семьи» Н.А. Соколов пишет, что встреча Керенского с Николаем II состоялась в середине (конце) апреля 1917 года, когда он прибыл к арестованному царю в Царское Село, поговорил с ним и стал относиться к членам царской семьи не как к кровопийцам, а как к людям, попавшим в беду. К августу 1917 года у Временного правительства возникли значительные сложности в содержании царской семьи под боком у неспокойного революционного Петрограда. Тобольск же был тихим, спокойным местом, и А. Керенский, отправляя туда царя, в сущности, хотел его там укрыть. Керенский писал: «Было решено (в секретном заседании) изыскать для переселения царской семьи какое-либо другое место, и все разрешение этого вопроса было поручено мне. Я стал выяснять эту возможность. Предполагал я увезти их куда-нибудь в центр России, останавливаясь на имениях Михаила Александровича и Николая Михайловича. Выяснилась абсолютная невозможность сделать это. Просто немыслим был самый факт перевоза царя в эти места через рабоче-крестьянскую Россию. Немыслимо было увезти их и на юг. Там уже проживали некоторые из великих князей и Мария Федоровна, и по этому поводу там уже шли недоразумения. В конце концов, я остановился на Тобольске. Отдаленность Тобольска и его особое географическое положение, ввиду его отдаленности от центра, не позволяло думать, что там возможны будут какие-либо стихийные эксцессы. Я, кроме того, знал, что там удобный губернаторский дом. На нем я и остановился. Первоначально, как я припоминаю, я посылал в Тобольск комиссию, в которую, кажется, входили Вершинин и Макаров, выяснить обстановку в Тобольске. Они привезли хорошие сведения». «Судьба царской семьи – это, может быть, единственное, в чем Временное правительство действовало вполне логично. Отсюда и Тобольск – подальше от центра, в глушь, по мере возможности, в избавление, хотя бы и временное. Тень царской семьи стояла не только «угрызением совести», она стояла личной угрозой для всех участников Февраля – эту угрозу нужно было убрать подальше. В этом были единодушны все – от генералов до социалистов. И именно поэтому никто не позаботился о царской семье – ни в Царском, ни в Тобольске». Альфред Мирек в своей книге «Император Николай II и судьба Православной России» называет намерения Керенского лицемерными. И в книге О.В. Черновой «Верные. О тех, кто не предал Царственных мучеников» мы находим подтверждение этой точки зрения: «…просматривается еще одна причина ссылки царской семьи именно в Сибирь. Признаться в ней постеснялись и князь Г.Е. Львов, и А. Керенский, но она просвечивает сквозь словесные хитросплетения их мемуаров. Заговорщики не смогли преодолеть искус использовать шанс: низвести Помазанника Божьего, того, «выше которого из всех живущих на земле нет» (о. Афанасий Беляев), до уровня обычного преступника. А для преступников Сибирь – традиционное место заслуженного наказания. С помощью этой мысли, которая настойчиво внедрялась в сознание народа, они надеялись оправдать как саму ссылку, так и свержение царя, обосновать которые законным путем было невозможно».
Место переезда царя из Царского Села тщательно скрывалось от него до последнего момента. Семья Николая II ничего не подозревала о поездке в Тобольск и была уверена, что их всех отвезут в Крым, и там в своем дворце они смогут спокойно жить. Но когда было приказано взять теплую одежду и запас продовольствия на пять суток, стало понятно, что путь лежит в Сибирь. Временным правительством были командированы доставить царскую семью в Тобольск два лица: член Государственной думы
Вершинин и помощник комиссара по Министерству двора Макаров. Керенский вместе с указанными лицами отправил сопровождать семью еще прапорщика Ефимова.
Отъезд царской семьи был назначен на час ночи, а выехали около шести часов утра. Переезд в Тобольск чем-то походил на военную операцию. Подготовили два состава, в них разместились 45 приближенных царской семьи, 330 солдат и 6 офицеров. Все солдаты отличились в боях, среди них было много георгиевских кавалеров. Эту военную силу возглавил полковник Кобылинский. Вся операция проходила под контролем А. Керенского, который лично разработал инструкцию из 16 пунктов и присутствовал при отправлении поездов. Глава Временного правительства разрешил Николаю II попрощаться с братом Михаилом. Поезд вышел ранним утром 1 (14) августа. До последнего момента железнодорожники угрожали сорвать поездку. Правительство опасалось нападений на состав в пути, поэтому ехали в обстановке строжайшей секретности. Останавливались для пополнения запасов угля и воды только на маленьких станциях. Окна в «секретном вагоне» были зашторены. Иногда поезда останавливались в чистом поле. Пассажиры могли выходить из поезда, прогуливаться, собирать цветы. Екатеринбург проехали на рассвете. Тут же из Екатеринбурга во ВЦИК пошла телеграмма, что, по слухам, поезда едут в Новониколаевск, а оттуда через Харбин за границу. Чтобы такого не случилось, из Екатеринбурга на всякий случай разослали телеграммы в Красноярск, Новониколаевск и Иркутск. Царская семья в это время спала мирным сном и не ведала, что ждет ее в Екатеринбурге. 4 (17) августа поздно вечером оба поезда с интервалом в 30 минут благополучно доехали до Тюмени. Поезда остановились неподалеку от пристани, там все пересели на пароход «Русь» – небольшой, но удобный. Пароход с таким говорящим названием сыграл в последние месяцы жизни царской семьи важную роль. 36 часов плавания подарили им иллюзию свободы и отдыха. Весь путь по Туре и Тоболу царская семья находилась на палубе. Подплыв к Тобольску, услышали колокольный звон и увидели массу народа на пристани. До Тобольска дошел слух о том, что приезжает царь, и население не могло отказать себе в удовольствии увидеть столь больших персон. Николай II раньше бывал в Тобольске.
Он узнал собор, монастырь, порядок домов
на горе. 10 (23) июля 1891 года он, молодой тогда цесаревич, возвращался в столицу после путешествия вокруг Европы и Азии
на пароходе «Николай».
Для царской семьи был отведен дом бывшего тобольского губернатора Н.А. Ордовского-Танаевского. Но в доме, пафосно названном «Дом Свободы», еще шел ремонт, и все оставались жить на пароходе. В дом перебрались лишь через неделю 13 (26) августа. Он стоял в центре города, был обнесен трехметровым забором, перед домом располагался сквер, а за ним – церковь. Перед тем как семье вселиться в новое пристанище, в 12 часов дня священник окропил все комнаты святой водой, и начался тобольский период жизни бывшего царя.
Дом был очень старый, построен в 1778 году, после большого пожара, когда выгорел почти весь город, и тогда же купец и откупщик Куклин возвел для себя большой каменный дом. В 1817 году купец разорился, дом за долги взяли в казну. С этого времени там проживали сначала генерал-губернаторы Западной Сибири, а после того как центр перевели в Омск – тобольские губернаторы и вот теперь опальный царь. Через улицу, в доме купца Корнилова, разместилась свита. На верхнем этаже – генерал Татищев, Екатерина Адольфовна Шнейдер, графиня Генрикова, мистер Гиббс, князь Долгоруков, доктор Деревенко с семьей и три горничные. Внизу доктор Боткин, комиссары и офицеры. В подвальном этаже помещалась прислуга и 8 человек стрелковой охраны. «Первое время, приблизительно полтора месяца, было едва ли не лучшим в заключении царской семьи. Власть была в руках полковника Кобылинского, местным властям он не подчинялся. Посланцев же центра не существовало. Жизнь сразу вошла в спокойное, ровное русло. В 8 часов 45 минут подавался утренний чай. Государь пил его в своем кабинете всегда с Ольгой Николаевной, остальные дети – в столовой. После чая до 11 часов государь занимался у себя: читал или писал свои дневники. Затем он шел на воздух и занимался физическим трудом. Обыкновенно он пилил дрова. Дети, кроме Ольги Николаевны, до завтрака, с часовым перерывом, занимались уроками. В час был завтрак. Затем государь и княжны шли на воздух. К ним приходил несколько позднее и наследник Алексей, обычно отдыхавший после завтрака по требованию врачей.
От 4 до 5 часов дня государь преподавал наследнику историю. В 5 часов подавался чай. После чая государь проводил обычно время у себя в кабинете. Дети до 8 часов занимались уроками. В 8 часов подавался обед. После обеда семья собиралась вместе. В 11 часов снова подавался чай, затем все расходились». «Александра Федоровна чаще всего выходила на балкон с вязаньем или шитьем. Усевшись в кресле, она принималась за работу. Она лишь временами любовалась видом города, которого никогда бы не увидала, если бы не «судьба». Реже всех появлялся на балконе Николай Александрович. С того дня, как только были привезены кругляки и дана поперечная пила, он большую часть дня проводил за распилкой кругляков на дрова. Это было одно из любимых его времяпрепровождений. Приходилось поражаться его физической выносливости и даже силе. Обыкновенными его сотрудниками в этой работе были княжны, Алексей, граф Татищев, князь Долгоруков, но все они быстро уставали и сменялись один за другим, тогда как Николай II продолжал действовать. То же самое наблюдалось и во время игры в городки: все быстро уставали, тогда как он оставался неутомимым. Вообще физически бывший царь был очень здоров, любил движение. Иногда он целыми часами ходил по двору один или в сопровождении своих дочерей».
По вечерам в большой гостиной писали письма, слушали музыку, вели интересные беседы – князь Долгоруков, генерал Татищев, доктора и воспитатели цесаревича были умными, много повидавшими на своем веку людьми. Государыня и дочери шили, часто читали вслух, преимущественно классиков. Но когда в город прибыл В.С. Панкратов, который яростно выступал на митингах против царя, то режим семьи стал больше арестантским. Их перевели на солдатский паек, запретили запирать комнаты, вокруг дома установили высокий забор. Одним из самых больших лишений для царя было полное отсутствие всех новостей. Письма доходили с огромным опозданием. Император с большой тревогой следил за развивающимися в России событиями, он видел, что страна стремительно идет к своей погибели. В первые месяцы после Октябрьского
переворота власть большевиков была еще
очень слаба, а Временное правительство
арестовали. Вся охрана царя уже расслабилась, и появился благоприятный момент для
спасения царской семьи. Но попыткам спасти государя помешали два агента – Борис
Соловьев и Карл Ярошинский. Соловьев в
январе 1918 года прибыл в Тобольск с крупной суммой денег от Ярошинского и был тайно принят царицей, убедив ее, что спасение
близко. Но вместо того чтобы сделать реальные шаги по спасению, он запрещает офицерским отрядам что-либо предпринимать.
Таким образом он протянул несколько месяцев, и благоприятное время для спасения
было потеряно. Затем Б. Соловьев просто
сдал царскую семью в руки профессиональных убийц, но продолжал наблюдать за ней
вплоть до самой отправки в Екатеринбург.
В начале марта 1918 года в Тобольск
из Омска прибыл комиссар Запсибсовдепа
В.Д. Дуцман. Вслед за ним появился красногвардейский отряд омичей во главе с большевиком Демьяновым, назначенным чрезвычайным комиссаром Тобольска и Тобольского уезда, и у царской семьи была отнята последняя надежда на побег.
Режим первых недель в Тобольске был наиболее мягким за весь период заключения. Свита и прислуга свободно выходили в город, никакого стеснения никому не было, но царская семья, конечно, в праве передвижения была ограничена. «21 сентября, в день праздника Рождества Пресвятой Богородицы, узникам позволили первый раз отправиться в церковь. Впоследствии и это утешение крайне редко выпадало на их долю. В эти дни вставали очень рано и, собравшись на дворе, выходили через калитку в городской сад, который проходили между двух шпалер солдат. Затем в пустой церкви, едва освещенной несколькими свечами, мы присутствовали за ранней литургией, на которую строго запрещено было пускать народ. Мне часто приходилось, идя в церковь или на обратном пути, видеть, как люди при проходе императора крестились и падали на колени». Да и вообще жители Тобольска все время выказывали столь горячую привязанность, столь глубокую преданность царской семье, что для того чтобы воспрепятствовать народу, проходя мимо дома, сняв шапку, креститься, часто требовалось вмешательство караульных постов. Через докторов и полковника Кобылинского люди передавали конфеты, сахар, торты и копченые рыбы для царских узников. Сестры Иоанно-Введенского монастыря, исполнявшие обязанности певчих во время домашнего богослужения, ухитрялись доставлять узникам духовные книги, передавая их через прислугу, чем доставляли им большое утешение. Эти девушки-певчие говорили, что они считали для себя великим счастьем быть в покоях и видеть великих страстотерпцев, и всякий раз ощущали непонятное для них трепетное сердечное благоговение, а пели с необыкновенным подъемом духа и воодушевлением: «Мы без слез умилительного сожаления, – говорили они, – не могли смотреть на этих царственных страдальцев. Поем церковные песнопения, а у самих слезы льются из очей». Нельзя не отметить той великой любви насельниц женского монастыря, которую
они оказывали в трудные минуты государю
и его семье. Монастырь присылал все, что
мог: молоко, яйца, масло и другие припасы.
«Дары небес», – называла их императрица.
К мысли о возрождении царской власти приходили уже и крестьяне, и рабочие, и даже члены либеральной интеллигенции. Монархические настроения начинали расти и в Белом движении. То есть царь и все члены династии Романовых были живым знаменем для всех антибольшевистских сил, своим существованием они создавали угрозу новой власти. Поэтому Ленин и все большевики решили не оставлять «белым» знамя, которым они бы везде размахивали. Казнь царя и его семьи становилась необходимостью. Именно поэтому большевистское правительство торопилось в осуществлении своих кровавых планов, но полностью завися от немцев, начало сложную, поистине сатанинскую игру, главная миссия в которой была возложена на комиссара Яковлева.
Яковлев прибыл в Тобольск 22 апреля 1918 года и начал убеждать государя ехать в Москву (на самом деле царя увозили в Екатеринбург). Император не поверил ему и долго отказывался уезжать. Но, наконец, Яковлев уговорил его. В ночь на 26 апреля государь, государыня, великая княжна Мария Николаевна, доктор Боткин, князь Долгоруков, а также служащие А. Демидова, И. Седнев, Т.И. Чемодуров выехали в Екатеринбург. Повозки были крестьянские, кошевы без сидений, единственный крытый возок выискали для государыни. В Тобольске еще оставались три царские дочери и сын. У Алексея после коклюша долго длилось сильное кровотечение. Дети выехали в Екатеринбург только 20 мая в 11 часов дня, их сопровождали свита, служащие и 13 слуг. Царскую чету поселили в доме инженера Ипатьева в Екатеринбурге. С отъездом из Тобольска начался последний, самый тяжелый этап в мученическом подвиге царской семьи.
Восемь месяцев заключения семьи Романовых в «Доме Свободы» оказались самым спокойным периодом во время гонений. Одному из 50 каменных (на то время) домов Тобольска выпало стать предпоследним пристанищем для семьи Романовых.
Дарья Лысова, воскресная школа |
|||||||||||
![Перейти в раздел [Документы]](../images/doclogov.gif)
|
Сибирская Православная газета 2024 г.