№05 2017 г.         

О новых мучениках и исповедниках

Современное поколение православных христиан в большинстве своем не застало эпохи гонений. При чтении житий новомучеников и исповедников Российских они часто задают вопрос: а где же исповедание ими Христа во время страданий или на следствии?

Первое и самое важное их исповедание, что они, несмотря на многолетнее гонение, не только не оставили Церкви, но еще более уверились в ее истинности. Многие именно во время гонений приняли жребий апостольского служения, но это был их выбор. Лишение гражданских прав, непосильные денежные поборы, аресты, ссылки и лагеря, изъятие имущества – все формы такого рода притеснений претерпели практически все мученики и исповедники, и эти обстоятельства не заставили их изменить вере православной. Они арестованы именно за принадлежность к Церкви.

Теперь о самом следствии. Первое, что просил следователь на допросе, это рассказать свою биографию. Здесь мы читаем традиционный ответ: в таком-то году родился в семье служителя Церкви, в таком-то году поступил учиться в семинарию, женился или принял монашество, рукоположен, служил там-то или с такого-то года состоял членом церковного совета, церковным старостой. Что следует из таких показаний? А то, что арестован ярый церковник, который всю жизнь служит Церкви, а значит и враг государства, контрреволюционер, уже потому, что построил свою жизнь на основании иного мировоззрения, иной веры, враждебной вере безбожников. И первое обвинение – обвинение по имени, что арестован церковник (читай христианин), – уже доказано.

Нередко дела по обвинению верующих заканчиваются такой формулировкой следователя: «в деле не имеется достаточных сведений, указывающих на прямое участие обвиняемых в совершении преступления, приписываемого им по статье 58-10 Уголовного Кодекса. Настоящее дело дальнейшим следствием прекратить, но, принимая во внимание социальную опасность обвиняемых… дело направить в Особое Совещание при ОГПУ с ходатайством о применении такой-то меры наказания».

Сам допрос состоял из различных вопросов. Были чисто церковные: говорили ли проповеди, защищали ли храм от закрытия, выступали ли против политики власти в отношении религии, ходили ли по домам с молебнами. Встречаются, но редко, личные вопросы, ответы на которые служат подтверждением обвинения в том, что арестованный человек – христианин («ярый церковник»). <…>

Вопросы следователя об отношении к власти, о том, занимается ли сам человек или группа единомышленных ему людей антисоветской деятельностью, – вопросы не случайные при допросе. Задавая их, следствие стремилось доказать вину человека перед государством, оправдав тем самым жестокости, которые применялись по отношению к арестованным, а в совокупности – по отношению к самой Церкви. Мучителя и теперь, как и в древности, не интересует богословие, он разбирает сугубо политическое преступление. Но в том-то и подвиг мучеников, что за этими, на первый взгляд второстепенными, вопросами они прозревали вопросы существенные, их совесть никак не могла мириться и идти на компромиссы с обвинением, потому что это значило добровольно или принудительно признать ложь за правду.

А правда состояла в том, что нельзя по своему малодушию позорить свое служение, путая небесное с земным, нельзя прямо или косвенно оговорить Церковь Христову в контрреволюции, потому что это значит признать, что она есть институт политический и все, кто принадлежит Церкви, имеют определенную антигосударственную позицию, а потому достойны преследования. Человек по страху ли, под давлением, по уговору или еще как, мог подписать лжесвидетельство против себя или ближних. Человек не мог знать, что будет дальше и с ним самим, и с теми, кого он оговорил. Но это незнание налагает тем большую ответственность на того, кто говорит или подписывает что-либо на следствии. <…>

Любой добросовестный исследователь увидит, что документы следствия вполне отражают позицию человека, которая и изучается комиссией по канонизации святых, поскольку сам человек выразил согласие с этой позицией, подписав ее. И если человек подписал ложь, т.е. стал лжесвидетелем на себя или ближнего, может ли он именоваться мучеником? Что в его подвиге может быть предложено тогда для подражания?

Отношение к лжесвидетельству у современного человека стало самым легкомысленным. Но ведь об этом мы должны судить по слову Божию, а не по человеческим рассуждениям. Девятая заповедь Моисеева закона повелевает: не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего (Исх. 20, 16; Втор. 5, 20). Что молот и меч и острая стрела, то человек, произносящий ложное свидетельство против ближнего своего, говорит Премудрый (Притч. 25, 18). Свидетель может сделать максимум зла, какое только способен принести человек ближнему своим словом. <…>

Страх перед орудиями пыток, перед зверями, или костром, или мечом, да и сами пытки были испытанием веры человека. Человечество прожило много веков, нет теперь костров и зверей, но страх перед заключением и связанными с ним мучениями, страх перед смертью, страх за судьбу родных и за свою жизнь у человека остался таким же. И в этой глубине человеческого страдания, осуждаемого несправедливо по суду людскому, только сердце сокрушенное и смиренное получало венец мученический – высочайшую награду ученику Христову, потому что воспринимало случившееся как наказание за свои собственные грехи. Как нужно было умереть для мира, чтобы уже ничего не оставалось притягательным в нем?

Протоиерей Максим Максимов,
член Синодальной комиссии
по канонизации святых