№4 2014 г.         

Юный подвижник

…Одним из отличительных признаков великого народа служит его способность подниматься на ноги после падения. Как бы ни было тяжко его унижение, но пробьет урочный час, он соберет свои растерянные нравственные силы и воплотит их в одном великом человеке или в нескольких великих людях, которые и выведут его на покинутую им временно прямую историческую дорогу.

(В.О. Ключевский. «Значение преподобного Сергия для русского народа и государства»)

Как пишет историк Ключевский, есть имена, которые «утратили хронологическое значение, выступили из границ времени, когда жили их носители… потому что дело, сделанное таким человеком, по своему значению далеко выходило за пределы своего века». Так и лик преподобного Сергия через все века освещал путь многим людям, блуждающим по лабиринтам лукавого века сего, выводя их к свету Православной веры, помогая им обрести смысл и великое предназначение их земной жизни в вечной цепи судеб Божиих, часто непостижимых для ума человека. Чтобы лучше увидеть свет этого великого светильника благочестия Святой Руси, нужно отойти немного назад – то есть вернуться в историческую эпоху преподобного, охватить умом все бедствия того смутного времени.

Положение Руси в начале XIV века

Деятельность Сергия началась и развернулась в те годы, когда Русь, раздробленная на множество разрозненных удельных княжеств, изнывала под тяжким татаро-монгольским ярмом. Память о сжигаемых и разоряемых русских землях, уводимых в плен, убиваемых и мучимых русских людях, разоряемых святынях была еще жива в умах простого народа. По замечанию историка Ключевского, «в русских нервах еще до боли живо было впечатление ужаса, произведенного этим всенародным бедствием и постоянно подновлявшегося многократными местными нашествиями татар… Что еще хуже, ужасом отцов, переживших бурю, заражались дети, родившиеся после нее. Мать пугала неспокойного ребенка лихим татарином; услышав это злое слово, взрослые растерянно бросались бежать, сами не зная куда».

О том, чтобы сбросить с себя ненавистное татарское иго, никто не смел и подумать. Князья то и дело ходили в Орду – на поклон грозным тогда ханам монгольским или для того, чтобы судиться и тягаться между собой. Русь страдала от своеволия грубых и гордых татарских чиновников (баскаков), которые разъезжали по всем городам и творили произвол: жгли, грабили, разоряли храмы Божии, а людей убивали или уводили в плен. Умножились всякие проходимцы и разбойники, как говорили в древности, «лихие люди».

Возвышение Москвы. Переселение в Радонеж

Да, тяжело было Русской земле в те скорбные времена; трудно, невозможно было одолеть сильного врага поодиночке.

Первыми осознали опасность разрозненности русской земли и деградации русского самосознания русские первосвятители. Действуя и словом убеждения, и силою духовной власти, они призывали князей к миру и братолюбию, необходимому для спасения Руси, ободряли их дух надеждой на грядущее свержение татарского ига. Такими примирителями явились святители московские Петр и Алексий. В это время стал возвеличиваться небольшой городок – Москва, бывшее село Кучково. Московский князь Иван Данилович Калита стал настойчиво приводить в исполнение намеченную еще его отцом мысль объединения Русской земли и присоединял одно за другим соседние княжества к Московскому. При содействии Орды он сначала отбил у соперников великокняжеский престол во Владимире, а затем перенес его в Москву, сделавшись верховным правителем Руси. Тогда же и русский митрополит, живший во Владимире, стал жить в Москве, придав этому городку значение церковной столицы Русской земли. Москва мало-помалу возвышалась, московские князья приобретали все большую независимость как от соседей-князей, так и от самой Орды.

Татарские опустошения прекратились, и наступила давно неиспытанная тишина в Русской земле…

Но нелегко было удельным князьям расставаться со своею свободою. Московский князь действовал властно, иногда ничем не стесняясь, ни пред чем не останавливаясь. Он распоряжался удельными княжествами, как ему хотелось, предписывая князьям свои законы в собственных их областях. Московские воеводы творили произвол, отбирая имущество у удельных князей, часто обрекая их семьи и подданных на нищенское существование. Не минули эти бедствия и славного некогда города Ростова. Вероятно, что коснулись они и Кирилла, как ближнего боярина князей Ростовских. Эти обстоятельства вынудили искать его более спокойного места. И вскоре такой случай представился. В двенадцати верстах от Троицкой Лавры по направлению к Москве было небольшое село Радонеж. В 1328 году, отправляясь в Орду, Великий князь Иоанн Данилович написал духовное завещание, в коем назначил «село Радонежское» в удел Великой княгине Елене «с малыми детьми». Вскоре после того село это перешло в полную собственность младшего сына Иоаннова, Андрея. Великий князь, по малолетству Андрея, поставил в Радонеже наместником Терентия Ртища, который, желая привлечь людей в этот почти не заселенный тогда край, объявил именем князя разные льготы переселенцам. Кирилл, узнав об этом, со всем своим семейством переехал в Радонеж и поселился близ церкви Рождества Христова.

Послушный сын праведных родителей

В это время возрастал отрок Варфоломей и стал уже юношей, когда старший брат его Стефан женился и принял от отца в Радонеже поместье. Младший из сыновей Кирилла, Петр, также избрал супружескую жизнь. Варфоломей же и в Радонеже продолжал свои подвиги, размышляя о суетности земных благ. Он стал просить у своих родителей благословения избрать путь иноческой жизни. Не раз он говорил отцу: «Отпусти меня, батюшка, с благословением, и я пойду в монастырь».

«Помедли, чадо, – отвечал ему на это отец, – сам видишь: мы стали стары и немощны; послужить нам некому: у братьев твоих немало заботы о своих семьях. Мы радуемся, что ты печешься, как угодить Господу Богу, – это дело хорошее, но верь, сын мой, твоя благая часть не отнимется у тебя, только послужи нам немного, пока Бог явит милость Свою над нами и возьмет нас отсюда; вот проводи нас в могилу, тогда уже никто не возбранит тебе исполнить свое заветное желание».

И благодатный юноша повиновался воле родительской, желая исполнить заповедь Божию; он прилагал все свое старание угодить им и упокоить их старость, чтобы заслужить себе их благословение и молитвы.

Через немного лет, чувствуя приближение своей кончины, и сами праведные Кирилл и Мария пожелали принять великий ангельский образ, и были пострижены в схиму, вероятно, с теми же именами, в Покровском монастыре села Хотьково (недалеко от нынешней Троице-Сергиевой Лавры). Незадолго до этого скончалась жена Анна у старшего брата Варфоломея, Стефана. Похоронив супругу в Хотькове монастыре, Стефан не пожелал уже возвратиться в мир; поручив детей своих брату Петру, он тут же, в Хотькове, и остался, чтобы принять монашество, вместе с тем послужить и своим немощным родителям. Около 1339 года праведные Кирилл и Мария отошли ко Господу. Мощи их и ныне покоятся под спудом в этом монастыре. Начало пустынных подвигов Отдав последний долг родителям, Варфоломей всерьез задумался о том, куда пойти. Теперь уже ничто не связывало его в осуществлении его давнего стремления к иноческой жизни. Он передал своему младшему брату Петру все, что осталось после родителей, и устремился к вожделенным для него подвигам духовным.

Первым делом Варфоломей отправился в Хотьков, который теперь был для него роднее Радонежа. Опытные в духовной жизни подвижники говорят, что в начале подвига душа обыкновенно горит неизъяснимою жаждою подвига, все кажется возможным, всякий труд – легким, всякое лишение – ничтожным. Благодать Божия, как любящая мать, хранит подвижника и дает ему ощущение неизъяснимой радости. Блаженны те, кто сохраняют это благодатное и непорочное состояние до конца. Они уже в самом начале, всецело предав себя Богу, приобретают бесстрастие. Таким был Варфоломей, который горел пламенной любовью к Богу и желанием исполнить Его волю.

Цель пришествия в Хотьков Варфоломея была та, чтобы взять с собой на подвиги пустынножительства брата Стефана. Оставаться в Хотькове у него не было намерения: его душа жаждала безмолвия пустыни; чем больше представляла труда одинокая жизнь пустынника, чем больше было в ней лишений, тем для него казалось лучше.

Стефан не вдруг решился на такой подвиг. Недавний мирянин, поступивший в монастырь не столько по влечению чистой любви к Богу, сколько потому, что его сердце, разбитое семейным горем, искало врачевания в тишине святой обители, он не думал принимать на себя подвига выше меры своей и желал проходить обычный путь жизни монашеской в стенах монастырских. Но, уступив неотступным просьбам любимого младшего брата, соглашается. Братья оставляют гостеприимную обитель и идут в самую глушь соседних лесов... В те времена было много земли, не принадлежавшей частным владельцам. Любой подвижник мог один или с товарищем свободно идти в лес, селиться на любом месте, строить себе хижину и вести уединенную жизнь. Если собиралась небольшая община – то строили церковь, испрашивали у местного князя права на владение землей, а у местного архиерея – разрешения на освящение церкви. Так и появлялись на Руси монастыри.

Но у Варфоломея даже в мысли не было собирать братию и строить обитель. Он желал уединенной, отшельнической жизни, чтобы навсегда затеряться в пустынных лесах вдали от людей.

Долго ходили братья по окрестным лесам, наконец, нашли одно место, удаленное не только от жилищ, но и от путей человеческих. Оно находилось верстах в десяти от Хотькова и представляло небольшую поляну, которая возвышалась над соседнею местностью в виде маковки, почему и названа Маковцем, или Маковицей. Темный, густой лес с непроходимыми дебрями окружал эту местность со всех сторон. Здесь можно было найти немного воды, хотя ходить за ней было неблизко. Но эти трудности не только не испугали, но, наоборот, обрадовали Варфоломея.

Братья горячо помолились на избранном месте пустынного жития, предавая самих себя в руки Божии и испрашивая Божие благословение на будущие подвиги на сем месте. Долго не раздумывая, они стали рубить лес. Малопомалу редела чаща лесная, открывая место, на котором впоследствии суждено было Богом процвести славной Троице-Сергиевой Лавре. Отшельники устроили себе сначала шалаш из древесных ветвей, а потом небольшую келейку и, наконец, подле кельи поставили и малую церковку. Когда церковь была готова к освящению, Варфоломей, не желая следовать своей воле, попросил Стефана придумать, во имя какого святого или церковного события освятить церковь. Тогда Стефан напомнил брату о знамениях, бывших еще до рождения Варфоломея, и слова священника, крестившего его, переданные ему его матерью: «Ты будешь учеником Пресвятыя Троицы».

«Итак, пусть церковь наша будет посвящена Пресвятому имени Живоначальной Троицы – это будет не наше рассуждение, а Божия воля, пусть же благословляется здесь имя Господне отныне и вовеки!». Тогда и Варфоломей открыл брату, что именно это желание было у него на душе, но он не смел его высказать. «Любезно мне слово твое, пусть эта церковь будет освящена во имя Пресвятыя Троицы».

Вскоре оба брата пошли в Москву, чтобы испросить благословение Митрополита Феогноста на освящение церкви. Святитель милостиво принял просителей и послал с ними священнослужителей, которые освятили деревянный храм во имя Пресвятой Троицы.

Так в простоте и смирении было положено основание будущей Свято-Троицкой Сергиевой Лавры. Это произошло в 1340 году, при Великом князе Симеоне Иоанновиче Гордом. Однако вскоре Стефан стал тяготиться суровым пустынным житием. В том месте не было никаких удобств мирской жизни. Никто не заходил к отшельникам, трудно было достать самое необходимое, на много верст вокруг не было не только сел или дворов, но и пути людского; кругом их убогой кельи и церковки – непроходимая чаща лесная с негостеприимными обитателями – дикими зверями... Не готовый к таким лишениям, Стефан не выдержал этих скорбей пустынных, стал унывать и, несмотря на просьбы младшего брата, оставил пустынное житие и ушел в Москву. Там он устроил себе келью в Богоявленском монастыре и стал подвизаться по мере своих сил. Впоследствии он был рукоположен в пресвитера митрополитом Феогностом и назначен игуменом монастыря. Несмотря на то, что старший брат оставил его, Варфоломей остался тверд и непоколебим в своем намерении. И Господь хранил его Своею благодатью среди пустыни, ограждал его Своими Ангелами на всех его путях.

Смиренный инок

«Рассуждение в новоначальных есть истинное познание своего устроения душевного», – говорит преподобный Иоанн Лествичник. В испытании самого себя обнаружилось это духовное дарование и в юном Варфоломее. Как ни горячо желал он облечься в ангельский образ, однако не спешил исполнением своего сердечного желания. Он почитал неосновательным делом связать себя обетами монашества прежде, нежели приучит себя к строгому исполнению всех уставов монашеской жизни, ко всем трудам и подвигам не телесного только, но и внутреннего, духовного делания. Только тогда, когда он достаточно испытал себя во всем этом, он стал усердно просить Господа, чтобы удостоил его столь давно желанного ангельского образа.

Близ Радонежа жил смиренный старецигумен по имени Митрофан. Молодой подвижник попросил Митрофана прийти к нему в пустыню, чтобы тот пожил у него немного и преподал ему духовное наставление. Старец согласился. Варфоломей встретил игумена как дорогого гостя и пользовался от него некоторое время духовным утешением и советом. По прошествии нескольких дней Варфоломей стал просить старца о своем заветном желании – чтобы тот постриг его в иноческий образ. Старец игумен не стал противоречить его благочестивому желанию – взяв из своего монастыря все, что необходимо для пострижения, и двух иноков, старец возвратился к Варфоломею. 7 октября 1342 года, в день памяти мучеников Сергия и Вакха, в малой пустынной церковке Варфоломей был пострижен в иноческий образ с именем Сергий. Окончив обряд пострижения, Митрофан совершил Божественную литургию и приобщил нового инока Святых Христовых Таин. Постриженник исполнился благодати Святаго Духа. И тотчас же в церкви разлилось неизреченное благоухание, как об этом свидетельствовали впоследствии очевидцы.

Сергий стал первым постриженником своей обители. И как при его жизни, так и после не было подобного ему в силе духа и смирении. Много было у Сергия учеников, много подвизалось и после него в его обители добрых иноков, но никто не мог сравниться с ним, для всех и навсегда он остался образцом совершенства иноческого. Семь дней провел новопостриженный Сергий неисходно в своей церковке. Каждый день старец игумен совершал Божественную литургию и приобщал его Святых Христовых Таин. Во все это время Сергий ничего не вкушал, кроме просфоры и святой воды, пребывая в непрестанной молитве и псалмопении.

Когда настало время расстаться с духовным наставником, Сергий попросил старца дать ему наставление. Митрофан сказал ему: «Ты уже приучил себя ко всякому подвигу, мне остается только пожелать, чтобы Господь Сам вразумил тебя и привел в совершенную меру возраста духовного… Бог будет тебе прибежище и сила. Он поможет тебе устоять против козней вражеских».

В заключение своей беседы Митрофан предсказал Сергию, что на месте его пустынножительства распространит Господь обитель великую и именитую, из которой пронесется слава имени Божия далеко во все стороны. Благословив инока, старец покинул его. И остался Сергий один в своей излюбленной пустыне, без предшественника и сподвижника, без наставника и без помощника, с единым Богом вездесущим и никогда не оставляющим тех, которые для Него все оставили... Сергий явился мужем Богомудрым, как именует его святая Церковь; проходя путем древних святых отцов-пустынников, первоначальников жития монашеского, он, подобно им, приобретал мудрость не столько от людей, сколько от Бога, чтобы, обогатившись сим небесным сокровищем мудрости Божественной, умудрять потом и других во спасение.

Надежда Федоровна ПАРЕНКО,
психолог, г. Тюмень