№03 2018 г.         

Два букета из маков

Людям не нравится думать о прошлом. Намного проще сесть и помечтать о будущем и настоящем. А люди не правы! Прошлое, великое и загадочное, – это таинственная кладовая и неиссякаемый источник. Моя история – не о настоящем и не о будущем. Это забытая история из прошлого, которую один доктор, присутствовавший на хирургической конференции 1947 г., рассказал своему внуку – тоже доктору. Хотя о жизни архиепископа Луки написано очень много, ни в одной книге я не нашла этого эпизода.

1

Митька открыл глаза и подумал, что будет очень счастливый день. Он вообще два последних года просыпался счастливый – с мыслью, что война закончилась! Но сегодня день намечался совсем особенный: предстояла необычная и радостная встреча.

Прекрасное майское утро сияло за окном, солнце уже приподнялось над горизонтом. Воздух, напоенный ароматом белой акации, окутывал все живое, а внизу шумело море. Митя спрыгнул с кровати, подбежал к зеркалу, со вздохом поковырял веснушки, пригладил рыжеватые вихры.

– Ой, время поджимает! – посмотрев на часы, Митя выскочил из дома и рванул по улице вверх – только рубаха развевалась. Через четыре дома улочка заканчивалась, и дальше начиналось царство маков – весь горный склон пылал удивительным алым цветом. – Чем больше, тем лучше, – думал Митя, собирая маки. Он стоял среди множества ярких цветов, над головой синело безоблачное небо. Но красоту он не замечал – в голове крутились мысли только о маках.

За большими камнями в пятнах лишайника выше по склону послышался знакомый голос. Митька навострил уши и узнал церковный мотив, который его бабушка напевала, делая важные дела: «Стопы моя направи по словеси Твоему…».

Из всей большой семьи войну пережили только Митька и Степанида Никандровна – старый да малый, так вдвоем и держались друг за друга. Бабушка очень гордилась, что внук у нее – студент-медик.

– Хм, бабушка, наверно, собирает маки для церкви. Ну да, для чего же еще? – поразмышляв, Митя схватил охапку цветов, не помещавшуюся в одной руке, прижал к груди и помчался на вокзал. Под горку бежать было замечательно!

Еще издалека Митька увидел, что четверо друзей топчутся около вокзальных часов. – Ты где столько нарвал? – спросил Васька. – Над нами весь склон цветет! Видишь, даже не помещаются в одной руке. Это еще повезло, что я не проспал! Вчера очень поздно лег, – зевнув, ответил Митька.

– Это что же ты ночью делал? – спросил Ванька.

– Да решил перечитать перед сном выписанные отрывки из «Очерков гнойной хирургии». Слушай, так жалко, что книгу давали только на пять дней!

– Мне тоже не хватило тогда времени, – кивнул Васька, – гениальная вещь! Одного я понять не могу – как такой замечательный хирург может быть священником? Несовместимые какие-то вещи. Ученый, лауреат Сталинской премии, который так много сделал для нашей страны! Все уважают и почитают – как он может верить в Бога? Твоя бабушка точно не ошиблась? Это точно о нем она рассказывала?

– Еще в том году, – ответил Митька, – и сомнений нет никаких – один и тот же человек! Бабушка у меня всю жизнь в церковь ходит, и переубеждать ее бесполезно. Моя агитация не работает.

– Наверное, он исключение из правил. У меня тоже в голове не укладывается: в институте на хирургической кафедре нам такого точно не рассказывали. И вы видели: кое-кто тоже встречает нашего гостя. Как это она сподобилась? – с усмешкой ответил Гришка.

– Ты про кого? – спросил Сашка.

– Да про Жабу Кондратьевну, кого же еще?

– Ты уверен, не перепутал ни с кем? – нахмурился Митька.

– Ага, ее-то фигуру да нос – да не узнать! – с укоризной ответил Гришка.

Он был абсолютно прав. За столбом переминалась с ноги на ногу полная женщина лет сорока. Замдекана Мария Кондратьевна была искренне нелюбима студентами-медиками за бесконечные и бессмысленные разборы всяких мелких недоразумений на комсомольских собраниях и многочасовые не менее бессмысленные лекции о курсе партии. Время летело, и поезд, в котором ехал тот, кого так ждали мальчишки, должен был показаться с минуты на минуту.

2

– Молитвами святых отец наших… помилуй нас, аминь, – прочитав утренние молитвы, тот, кого так ждали у вокзальных часов, пошел заварить себе чаю. Вагон раскачивался, а он боялся полностью опираться на левую ногу – в последнее время прогрессировала профессиональная венозная недостаточность, и снова появились давящие боли за грудиной. Ссылки и пытки никому здоровья не добавили.

«Сейчас нет времени думать о здоровье. В этом городке вот уже три года нет своего священника – тот, кто был, убит в сорок третьем при бомбежке. Конечно, иногда служит батюшка, живущий в пятидесяти километрах отсюда… последняя литургия была три месяца назад. Надо собраться и отслужить – время до конференции есть!» В дверь купе заглянула проводница.

– Товарищ с 21 места, через десять минут ваша станция.

– Хорошо, спасибо за предупреждение, – отозвался пассажир.

Поезд пыхтел, колеса стучали по рельсам, и вот в окнах появились невысокие домики, увитые розами. Заросли роз и плюща скрывали не восстановленные после бомбежек развалины, и городок казался уютным и веселым.

Взявшись за поручни, пожилой человек начал спускаться по неудобной лесенке, и вдруг кто-то подхватил его за руки. Оказавшись на земле, он огляделся – и с изумлением увидел перед собой огромный букет алых маков.

– Дорогой Валентин Феликсович, это вам за «Очерки гнойной хирургии!» – перебивая друг друга, разом заговорили ребята.

– Эта книга великолепна. Но, к сожалению, она была у нас одна на весь факультет, – тараторил Гришка.

– Нам на пять дней каждому давали ее! Знаете, мы брали и по очереди изучали, выписывая самые важные и интересные моменты, – восхищенно добавлял свое Митька.

– Мы мечтаем, чтобы эта книга лежала у каждого хирурга на столе, – вклинился Сашка.

Валентин Феликсович, у которого смешалось в голове все происходящее, лишь смог ответить:

– Спасибо за хорошие слова и за маки. Я буду рад, если книга поможет вам в дальнейшей работе. Но, ребята, я очень тороплюсь – до конференции всего три часа осталось. Подскажите, где тут у вас находится церковь?

– Церковь на горе, вы сейчас выйдете на главную улицу, повернете направо и увидите купола – ее сложно не заметить, – сказали ребята.

Валентин Феликсович заторопился – правой рукой перехватил поудобнее саквояж, левой прижал к себе огромный букет: маки очень мешали идти, дорогу под ногами было почти не видно.

– Ну вот, я же вам говорил, – восторженно улыбаясь, произнес Митька. Высокий человек в длинном черном одеянии с трудом шел в гору. Букет в руках пламенел, несколько огненных лепестков при неловком движении закружились в воздухе и упали на булыжную мостовую. Вот и храм – Валентин Феликсович бочком зашел в калитку, обернулся – и засмеялся. На крыльце стояли милые старушки в белых платочках с точно таким же огромным пламенным букетом!

«Да, видимо сегодняшний день запомнится мне особенно… радостными огненноалыми маками», – подумал Валентин Феликсович.

– Владыка Лука, мы вас так ждали, так ждали! Примите от нас эти цветы и благословите, – сказала маленькая сухонькая старушка с букетом.

Валентин Феликсович благословил счастливых прихожан, отдал кому-то саквояж, перекрестился, с трудом прижал к груди охапку цветов и зашел в храм. Попросил вазу и поставил цветы к иконе Божьей Матери «Казанской».

3

– Товарищи студенты, вы что, до сих пор не можете выучить слова товарища Ленина? Каждый советский человек знает: «Религия – это опиум для народа». Как вы объясните свои встречи с попами, которые беззастенчиво оболванивают трудовой народ? Просто уму непостижимо! Будущие врачи должны мыслить прогрессивно и современно, помогать процветанию нашей страны, а вы, вы… – декан задыхался от возмущения.

– Товарищ Уваров, вы поймите нас правильно! Мы же не просто с попами разговаривали. Мы встречали советского хирурга Валентина Феликсовича Войно-Ясенецкого, – сказал Митька.

– Ааа, ну теперь все ясно. А зачем вы мне голову пудрите, уважаемая Мария Кондратьевна?

– Что? Не понимаю… Это в каком таком смысле, товарищи? Я тоже пошла сегодня на вокзал с чистым сердцем встречать Валентина Феликсовича. Но он же не приехал! Из четвертого вагона вышел какой-то поп, которому эти оболтусы подарили цветы. Я же вам объясняла, товарищ декан!

– Я вас посылал Войно-Ясенецкого встречать, уважаемая Мария Кондратьевна. И почему же его встретили вместо вас ребята, хотя они не заместители декана?!

– Вы что, утверждаете, что Валентин Феликсович – священник?! Что за несуразица! Да что же это творится в нашей стране, как это понимать? – лицо у Марии Кондратьевны покрылось багровыми пятнами. – Выйдите все из моего кабинета, хватит отнимать время!

До конференции всего полтора часа! – возмутился декан. Выйдя, ребята оглянулись на Марию Кондратьевну. Цветом она была похожа на переспелый помидор, злоба охватывала ее все больше и больше.

– Так, вы на этот месяц отстранены от врачебной практики! Будете санитарить в городской больнице. Я вас научу родину любить! – кричала Мария Кондратьевна.

Она ушла, хлопнув дверью. В полном отчаянии ребята поплелись к месту проведения конференции. Казалось, даже майское утро померкло.

Впереди их ждало очень важное событие в истории отечественной медицины. Хирургическая конференция мая 1947 года была посвящена открытиям и достижениям медицины во время Великой Отечественной войны.

4

Отслужив литургию, Валентин Феликсович выскочил из храма. Если бы нога позволяла бежать, он бы побежал – до конференции оставалось пятнадцать минут. С горы хорошо был виден медицинский институт.

«Ну что, с Божьей помощью дойдем, лишь бы нога не подвела», – Валентин Феликсович только успел подумать о ноге, как услышал за спиной цоканье копыт.

– Батюшка, вам куда? – спросил старичок на телеге. С виду – совершенный Божий одуванчик, лет на десять-пятнадцать старше Валентина Феликсовича.

– До мединститута. Спаси вас Господи,

– поклонившись, как смог, сказал Валентин Феликсович и сел на край телеги. Несмотря на то, что лошадка двигалась быстрее человека, у входа Валентин Феликсович посмотрел на часы и понял, что опоздал на десять минут.

Места в актовом зале люди занимали заранее. Он заглянул в двери и обнаружил, что мероприятие идет полным ходом, первый докладчик уже выступает, зал полон людей, и все места заняты. Присмотрелся – и с радостью увидел посередине предпоследнего ряда единственное свободное место.

Митька стоял на галерке – и сверху ему было очень хорошо видно, как протискивался между рядами, прихрамывая, высокий человек в черном подряснике с длинными белоснежными волосами и пушистой бородой. На груди блестела икона в виде медальона. Войно-Ясенецкий очень старался пройти незаметно – но как его можно было не заметить? У Митьки сжалось сердце – он ничем не мог помочь…

И тут из президиума внезапно раздался хлопок в ладоши – председатель конференции обратился к докладчику.

– Коллега, прошу вас на минутку прерваться, – Вишневский поднял взгляд и громко сказал в зал: – Валентин Феликсович, ну куда вы там протискиваетесь? Просим вас пройти в президиум.

Войно-Ясенецкий развернулся и пошел по центральной дорожке, разделяющей половины конференц-зала на две части, прихрамывая на каждой ступеньке.

И тут случилось неожиданное. Весь зал встал. Аплодисменты раздавались отовсюду и не умолкали – потому что Валентина Феликсовича знали и безмерно уважали. Священнику и хирургу хлопали знаменитые и простые врачи, хлопали студенты… и даже Мария Кондратьевна, скрипя зубами, хлопала в ладоши, пока Валентин Феликсович не занял свое место в президиуме. Конференция продолжилась.

Наверное, из всех людей, находившихся в этом зале, самым счастливым был Митя. Эта удивительная картина торжества веры в годы господствующего атеизма на всю жизнь запомнилась ему. В старости, рассказывая об архиепископе Луке внукам и правнукам, Митя закрывал глаза и вспоминал – хромающую высокую фигуру с седой бородой… и облако алых маков.

Ольга ШЕСТАКОВА,
с. Упорово