21 февраля 2017 г. преставился ко Господу архимандрит Кирилл
(Павлов), старец, известный всему православному миру. Предлагаем
вниманию читателей воспоминания о встречах с отцом Кириллом
известной православной писательницы Олеси Николаевой.
Впервые я попала к отцу Кириллу вскоре после моего крещения, когда у меня появился духовник – лаврский иеромонах, и
я стала к нему ездить на исповеди и беседы. Он-то и послал меня исповедоваться за
всю жизнь к старцу, а кроме того – разрешить некоторые недоуменные вопросы, на
которые сам он тогда не рискнул давать ответ. Он проводил меня в предбанник кельи,
где отец Кирилл принимал страждущий народ, и я в трепете пристроилась на скамеечке, ожидая своей очереди и вслушиваясь в
слова Псалтири, которую читала паломница.
Наконец подошла моя очередь, и я вошла к старцу. И вот – взгляд любви, поле
любви, энергии любви, радость любви, мучение любви... Я заплакала... И так было
потом всегда, когда я видела отца Кирилла, – у меня непроизвольно появлялись слезы, они текли и текли необъяснимо – и от
покаяния, и от ликования, и от
нежности, и от ощущения полноты жизни, от того, что «приблизилось Царство Небесное».
Ловила ли я взглядом отца Кирилла в алтаре храма Преображения Господня в Переделкино, приходила ли к нему на
исповедь, стояла ли у одра болезни – всегда со мной происходил этот эмоциональный и
духовный переворот, катарсис.
Тогда, в первый раз, я ему
поисповедовалась, но потом
вдруг он сам стал задавать мне
вопросы о том, что я и грехом-то не считала и удивлялась, как это он во мне увидел?
Но на мое решение «пожертвовать» он вдруг
как-то заволновался, даже всплеснул, если
не замахал, руками и, улыбнувшись, отрицательно покачал головой: «Нет, нет, не надо
от этого отказываться, зачем? Вы еще будете писать!» И перекрестил.
Забегая вперед, надо сказать, он всегда
потом спрашивал о том, что я пишу, сам настаивал, чтобы я обязательно писала «во славу Божию, в защиту Церкви», благословлял...
Мы с моим мужем и детьми тогда часто,
очень часто ездили в Троице-Сергиеву Лавру. Это, несмотря на мрачные для Церкви
брежневские времена, был, как теперь мне
кажется, период ее расцвета. Там были старцы, там были старые монахи, прошедшие лагеря и испытания, там были молодые крепкие духовники, ставшие впоследствии архиереями и наместниками монастырей.
Мы исповедовались нашему духовнику, но
в исключительных случаях советовались и с
отцом Кириллом. У него было удивительное
свойство – он никогда ничего не навязывал
человеку, не давал указаний, но в беседе
мягко подводил к тому, что пришедший вдруг
сам проговаривал как вариант тот выход из
положения, на который его и благословлял
старец. Иногда мы привозили к нему страждущих людей, и он помогал им.
Один раз привезли к нему молодую женщину, у которой родился ребенок, больной
церебральным параличом. Отец Кирилл выслушал ее и... дал денег. Много. Она вышла
от него в некотором недоумении: должно
быть, она ожидала, что ее ребенок тут же,
по молитвам старца, встанет и пойдет. Или
что старец ей скажет что-то такое из области чудесного, изречет пророчество... И она
как-то смущалась. Но буквально на следующий день врач сказал, что ее ребенку нужен длительный курс массажа. И выяснилось, что стоимость этих сеансов точно совпадает с той суммой, которую подарил ей
отец Кирилл.
Или мы возили к нему также молодую женщину с больным мальчиком лет пяти. Его
недуг заключался в том, что он
не говорил. Смотрел большими
глазами и молчал. Отец Кирилл
принял их, помолился, и вскоре
мальчик не только заговорил,
но и стал проявлять какие-то
особые способности. Сейчас
он преуспевающий бизнесмен,
у него есть свои дети, и вряд
ли он вспоминает о своем детском недуге.
Еще одним человеком, который связывал нас с отцом Кириллом, был
монах Леонид. Убогий, как он сам называл
себя. Когда-то они вместе с отцом Кириллом подвизались в знаменитой Глинской Пустыне, которую в оный час (в хрущевские
времена) разогнали, и он скитался, бесприютный и беспомощный. Потом Господь дал
ему и кров, и послушницу – старушку рабу
Божию инокиню Пелагею. Но отца Кирилла
он очень почитал еще со времен Пустыни,
а в последний период своей жизни считал
своим духовным отцом.
Мы с ним познакомились на отпевании
старца Серафима Тяпочкина и с тех пор часто виделись. Одна половина тела (правая)
была у него парализована, и он попросил
меня взять благословение у отца Кирилла,
чтобы записывать его исповеди, поскольку
сам он был очень ограничен в передвижении и далеко не всегда мог добраться до
Лавры. Отец Кирилл меня благословил, и я
стала регулярно приезжать к отцу Леониду
(он жил в Москве, несколько остановок от
Электрозаводской) и записывала то, что он
мне диктовал. Конечно, я не могу даже теперь разгласить то, в чем исповедовался убогий монах, но свидетельствую, что это был
человек святой жизни. Порой я исписывала по две ученические тетради, вспоминая
метафору об исповеди праведников: в луче
света видна каждая пылинка, а в темноте
и кучи грязи не разглядишь, а потом везла
их отцу Кириллу. Отец Кирилл читал разрешительную молитву и рвал их, не читая. А
отец Леонид просил меня рассказать старцу о своем навязчивом помысле, нашептывающем, будто бы тот выбрасывает тетрадки, так и не открыв их. Мне казалось, что я
живу среди святых, которые видят друг друга духовным зрением.
Отец Леонид очень интересовался духовными книгами. «Книжечки», как он называл их, юродствуя. «У тебя есть духовные
книжечки за новомучеников?» – спрашивал
он у каждого, кто посещал его с просьбами о наставлениях и молитвах. И вот попалась ему изданная за границей книга
иеромонаха Серафима Роуза «Знамения последних времен». Очень она ему пришлась
по душе, и он решил ее распространять (на
это тоже брали благословение отца Кирилла). Отец Леонид заказал перепечатку этой
книги чуть ли не в двадцати экземплярах
и раздавал их своим непросвещенным знакомцам. Но в какой-то момент ему захотелось помолиться об иеромонахе Серафиме.
Надо было только выяснить, о здравии его
поминать или об упокоении. Никто вокруг не
знал, жив он или умер. И тогда отец Леонид решил сам отправиться в Лавру к отцу
Кириллу и спросить его об этом.
Мой муж отец Владимир привез его прямо к вечернему богослужению, и отец Леонид вошел в алтарь, где молился отец Кирилл. Приступил к нему с этим вопросом.
И отец Кирилл (по рассказам отца Леонида) возвел очи горе, что-то там увидел внутренним зрением и вздохнул: «Упокой, Господи, раба Твоего иеромонаха Серафима».
Поразительно, но потом выяснилось, что
иеромонах Серафим умер чуть ли не накануне этого дня...
Я обращалась к отцу Кириллу в исключительных случаях. У меня болела душа за
мою маму: она очень болела, практически
умирала, и я боялась, что она так и умрет
некрещеная. Но отец Кирилл тогда твердо
сказал, что она покрестится, проживет еще
много лет и станет верующей. Так и произошло,
несмотря на то, что тогда это казалось невозможным: из больницы ее выписали по причине того, что не хотели «портить статистику по покойникам».
Потом заболел мой муж – отец Владимир. У него обнаружили злокачественную
опухоль и должны были положить на операцию. Было очень страшно. И мы попросили
келейницу отца Кирилла – Наташу (теперь
она монахиня Евфимия), чтобы она сообщила об этом старцу. И вдруг она звонит и
говорит, что они с отцом Кириллом приедут
к нам домой навестить отца Владимира перед операцией!
Отец Кирилл жил уже не в Лавре, а в
Переделкино, он был болен, но еще мог ходить, и вот они с Натальей приехали к нам.
Это было такое великое утешение, такая радость! И мама моя, которую он вымолил за много лет до этого, была
с нами, цела и невредима.
У меня есть фотография, как
отец Кирилл сидит рядом с отцом
Владимиром на диване, на лицах
их улыбки, перед ними угощения, а
напротив (этого на фотографии нет)
– моя мама, мы с инокиней Натальей и Михаил, выпускник Московской духовной академии. Его отец
Кирилл попросил попеть ему казацкие песни, которые очень любил. И
мы сидели и разговаривали, и слушали песни, и отец Кирилл был с нами, и я
словно въяве вижу эту живую картину. Быть
может, это и есть одно из главных сокровищ жизни.
А через несколько дней отцу Владимиру сделали тяжелейшую операцию, которая
длилась шесть часов, и он очнулся в реанимации, а потом стал приходить в себя, выздоравливать и славить Бога.
Обращалась я к старцу и по менее драматичным и значительным поводам. Иногда
это были творческие проблемы. Браться ли
мне за перевод с французского богословской
книги католика, перешедшего в Православие,
«Преподобный Максим Исповедник – посредник между Востоком и Западом»?
Нет ли духовной недоброкачественности
в том, что у меня в романе главные персонажи, монахи, не «житийные», а отличающиеся живостью ума и характера, и я порой, следуя логике романа, не останавливаюсь перед описанием их искушений и духовных немощей?
И еще вопрос. В связи с тем, что меня
стали печатать церковные и даже монастырские издательства, не поменять ли мне мое
имя Олеся (данное мне родителями по литературному произведению Куприна) на крещальное Ольга, а родительскую фамилию Николаева – на фамилию моего мужа, Вигилянская? И каждый раз отец Кирилл выслушивал мои вопросы с большим вниманием и
личным соучастием и живо откликался: книгу француза – переводить: «Это будет вам
полезно!»; роман дописывать, причем писать, «как Бог на душу положит»; имя – не
менять, махнул даже рукой, словно отметая
связанные с этим хлопоты как излишнюю суету: «Оставайтесь как есть!»
И каждый раз после посещения отца Кирилла наступало просветление, освобождение, радость!
Была у меня такая тупиковая ситуация,
связанная с житейскими проблемами: мы
(мой муж, трое детей и я) жили очень тесно, в одной квартире с моими родителями
и многодетной семьей моего брата. Начинались какие-то междоусобные конфликты, работать дома было практически невозможно
и негде, разве что ночью на общей кухне,
и это перерастало уже в экзистенциальную
драму. И отец Кирилл сказал мне: «Вас Господь любит – он дает вам Свои скорби! Ему
было «негде главу преклонить»! Радуйтесь!».
И я действительно обрадовалась.
Из уст отца Кирилла слышались и пророчества. Часто, когда ему задавали вопрос о
том, как достойно устроить свою жизнь, он
благословлял покупать деревенский дом с
печкой, колодцем и кусочком земли, словно
подталкивая к мысли о том, что придут такие времена, когда только там можно будет
и обогреться, и прокормиться.
Как-то раз, когда мой муж не только не
был еще священником, но даже и не мечтал,
и не помышлял об этом, он предсказал его
дальнейший путь. Было так: мой муж приехал в Лавру и исповедовался отцу Кириллу в
алтаре, возле самого жертвенника встав на
колени. Поднимаясь с колен, он покачнулся
и дотронулся до жертвенника. Отец Кирилл
сокрушенно покачал головой и заметил: «Что
же вы делаете? Вы же пока еще не священник!» Эти слова врезались в память и оказались предзнаменованием.
Жалко было тех, кто спрашивал благословения отца Кирилла, получал его и – действовал вопреки... Случалось и такое. Близкий мне человек задавал вопрос, делать ли
операцию или само пройдет. Отец Кирилл
заволновался, сказал твердо: делать. А тот
испугался: ну старец – он же не врач, он же
в медицине не понимает, к тому же зима,
лучше дождаться теплой поры, успеется потом, и так далее. Но – «не успелось».
Девушку одну прекрасную отец Кирилл
очень просил (!), чтобы она не выходила замуж за того, за кого в тот момент хотела...
Она плакала. Старец утешал, но был тверд:
нет, нет! Она все-таки сделала по-своему – и
молодой муж оказался наркоманом со стажем. Все это обернулось бедой и страданием.
А были и другие случаи. У матери забрали в армию сына и отправили в Афганистан. Она молилась за него день и ночь,
слезы лила, к отцу Кириллу приехала в Лавру, просила святых молитв. Он сказал, что
будет молиться, что ее сын вернется живой, целый-невредимый, только пускай после этого приедет к нему и поблагодарит Господа. Сын действительно вернулся домой,
что само по себе было чудом: все его товарищи по оружию полегли, а он один из
пекла вырвался. Мать выслушал, согласился,
что Господь его спас. К отцу Кириллу собирался поехать в Лавру, да как-то жизнь его
закрутила-завертела: хлопоты, суета, заработки. Все никак не мог выбрать для этого время.
А работал он таксистом. И вот как-то
раз мне по просьбе моей мамы надо было
старинную чудотворную икону перевезти из
дома на дачу. Машины у меня тогда не было,
и поэтому я, завернув икону в рушник, вышла с ней на улицу и стала ловить такси. И
тут останавливается этот таксист (потом он
сам говорил: «Сам не знаю, почему я вас
повез, у меня уже рабочий день кончился, я
в парк ехал»), соглашается ехать через всю
Москву да через пробки в Переделкино, и
пока мы едем, он, увидев, что у меня под
рушником икона, рассказывает мне эту историю: мол, и у меня мать молится и старцев
знает. Короче говоря, когда мы подъезжаем к даче, выясняется, что старец, который
звал его к себе после Афганистана, – это
отец Кирилл. А мне известно, что отец Кирилл как раз в это время принимает верующих в Переделкино, в крестильне храма
Преображения Господня.
– Ну вот, теперь-то наконец вы к нему и
попадете! – сказала я ему. – Вот для этого,
оказывается, вы меня и повезли через весь
город на дачу, несмотря на то, что это вам
по здравому рассуждению было ни к чему.
И таксист этот, высадив меня, помчался
под горку по направлению к храму.
Но происходили и более прикровенные
вещи, связанные с отцом Кириллом. Выпадали трудные и искусительные времена, сгущались на духовном горизонте тучи – и отец
Кирилл помогал их разогнать. Бывали духовные нападения, козни... Он молился, и все
рассеивалось.
Как-то раз я приехала к нему в Лавру в
период полного физического истощения – переработала, запостилась, впала в лютую бессонницу: множество вопросов, проблем, тупиковых ситуаций... Отец Кирилл выслушал
меня, вздохнул сочувственно: «Вам нужен
покой!» Я вышла от него, мучительно соображая, где его взять-то, кто даст мне этот
покой в моих обстоятельствах? Зашла в Троицкий храм, а там иерей как раз закончил
акафист и читал Евангелие.
Я остановилась и услышала: «Приидите
ко Мне вси труждающиеся и обремененные
и Аз упокою вы. Возьмите иго Мое на себе,
и научитеся от Мене: ибо Аз кроток есмь и
смирен сердцем; и обрящете покой душам
вашим». И это слово «покой» он как-то так
потянул, словно вдохнул его в меня. «Кроток и смирен сердцем».
Во блаженном успении вечный покой подай, Господи, новопреставленному архимандриту Кириллу и сотвори ему вечную память!
Олеся НИКОЛАЕВА,
Православие.ру
|