№2 2025 г.         

Из книги К. Г. Капкова «Единение судеб. Последний царь и духовник»

Заключенное духовенство на крыльце бывшего Спасо-Преображенского собора. Фото 1925 г.

Дорогие читатели! Мы продолжаем выборочную публикацию текста книги К. Г. Капкова «Единение судеб. Последний царь и духовник» (начало в номере 8, 9, 10, 11, 12 2024 года и номере 1 за 2025 год). Книга рассказывает о тобольском кафедральном протоиерее Владимире Александровиче Хлынове, который служил императору Николаю II в его заключении, принял, возможно, последнюю исповедь государя и прошел путем новомученичества, чем смог сродниться с венценосным исповедником.

…15 марта 1923 года обновленческий архиепископ Тобольский Михаил просил разрешения на проведение организационного собрания духовенства и мирян, принадлежащих к «Живой церкви». В данном случае ответ от советских инстанций был положительным. Собрание состоялось уже 27 марта. В его повестку был включен вопрос о рассмотрении «реакционной деятельности бывшего Епархиального совета и отношении Церкви к его членам».

Начались прещения. 2 апреля кафедральному протоиерею тобольского Успенского собора Григорию Тутолмину решением архиепископа Михаила Николаева на основании «полномочий, данных ему Сибирским Областным Церковным Управлением» и с единогласного одобрения собрания группы «Живая церковь» было определено до 14 апреля «подать прошение о перемещении в какой-либо сельский приход с подпиской не позволять себе ни публичных, ни частных, ни тайных выступлений и выпадов против церковно-обновленческого движения». В тот же день аналогичное требование с теми же формулировками было выставлено протоиерею Владимиру Хлынову, с той только разницей, что «отцу Хлынову подлежит подать прошение о перемещении к градо-Тобольской Спасской церкви». Не ясно, написал ли он подобное заявление, но отец Владимир стал настоятелем названной церкви, оставаясь на «тихоновских позициях». 22 июня 1923 года батюшка в качестве председателя приходского совета Спасской церкви подавал прошение в Тобольский уездный исполком о разрешении проведения приходского собрания (которое было разрешено провести 1 июля).

Оставшись без православного архиерея, отец Владимир Хлынов искал контактов с центральной церковной властью. Судя по документам советских инстанций, он смог связаться с Патриархом Тихоном, освобожденным из заключения 27 июня 1923 года.

1 августа 1923 года в Москве Патриарх Тихон в сослужении с другими архиереями хиротонисал настоятеля тобольского Знаменского монастыря Иоанна (Братолюбова) во епископа Березовского, викария Тобольской епархии, должного взять бразды правления в Тобольске. И в тот же день 1 августа отец Владимир демонстративно отказался сослужить с обновленцами, широко оповестив об этом тобольскую паству. Вероятно, он знал о хиротонии заранее, и эта весть в его руках стала весомым аргументом в пользу подчинения колеблющихся Патриаршей Церкви.

Обновленческий архиерей был в ярости и тут же выпустил свое обращение: «Православные Христиане! С великой болью сердца сообщаем Вам, что прот. В. Хлынов, несмотря на то, что мы не причинили ему никакого вреда лично, а также ничем не навредили и не изменили веры Христовой православной, с дерзостью, ради формализма и буквоедства прервал с нами каноническое общение, не считая нас православными, и отказался с 1-го августа сего года служить с нами Божественную литургию, производя в городе и церкви Тобольской смуту и пагубный раскол на радость врагам св. православия. Скорбя о таком преступном деянии со стороны прот. Хлынова, мы, милостию Искупившего нас Господа Христа, архиепископ Тобольский на основании 31-го апостольского правила… [далее долго перечисляются различные церковные каноны и соборные постановления о послушании епископу] прот. Хлынов отрешается от должности настоятеля градо-Тобольск[ой]. Спасской церкви, запрещается в священнослужении в пределах Тобольской Епархии, доколе не покается и не примирится. В виду сего нашего определения все священнодействия и требы, которые возможно будут совершены прот. Хлыновым отныне считаются не действительными и лишенными силы и значения таинств и священнодействий Православной Церкви. К протоиерею же Хлынову и его единомышленникам отечески обращаем наш зов: во имя мира церковного, ради любви Христовой да оставит он пагубное своеволие и разделение, но примирившись вместе с нами да принесет св. жертву Евхаристии Христа Бога нашего. Смиренный Михаил, архиепископ Тобольский».

Борьба за Тобольскую епархию разгорелась с новой силой. 4 августа 1923 года протоиерей Владимир Хлынов вновь подал прошение в Тобольский уездный исполком о разрешении проведения еще одного приходского собрания Спасской церкви, и в тот же день архиепископ Михаил рапортовал о ситуации в епархии своему начальству в обновленческий Сибирский церковный совет.

В конце концов в сентябре-октябре 1923 года архиепископ Михаил Николаев потерял управление епархией, а отец Владимир Хлынов был арестован. Чаша терпения советских властей переполнилась. В совершенно секретном докладе начальника Тюменского окружного отделения ГПУ Вальтера Мартыновича Ванда (Вальдшмидта) в партийные инстанции от 28 октября 1923 года говорилось: «В августе месяце сего года в гор. Тобольске и его уезде объединилось до 14 церковных приходов и через протоиерея Хлынова, активного тихоновца, вошли в связь с освобожденным Патриархом Тихоном и последний им по их просьбе выслал своего епископа, бывшего настоятеля Тюменского монастыря Иоанна Братолюбова. <…> Тобольский протоиерей Хлынов бывшим ГО [городским отделом] ГПУ арестован за нарушение порядка, при перенесении иконы в гор. Тобольск, и антисоветскую деятельность и предполагается к высылке из пределов Тюменской губернии». Как видим, повод был выбран формальный («несоблюдение порядка»), как и практиковали чекисты.

В том же докладе Вальтер Ванд сообщал партийному руководству: «Необходимо констатировать факт, что растерявшееся в начале начавшегося раскола церкви реакционное духовенство в настоящее время начинает оправляться от удара и с освобождением Тихона – крепнуть. <…> Прогрессивное [обновленческое] духовенство <…> довольно заметно теряет почву под ногами, <…> не может сдержать позиции, занятой за первый год церковного раскола».

В этом была немалая заслуга протоиерея Владимира Хлынова, но позиция «активного тихоновца» обошлась ему заключением в Соловецкий лагерь особого назначения. Согласно письму отца Владимира в Политический Красный Крест, батюшка был осужден «постановлением Комиссии при НКВД от 14 декабря в 1923 года к ссылке в Соловецкий концлагерь на два года».

В 1920-х годах на Соловецком архипелаге складывалась будущая система ГУЛАГа. Там, где монахи учились свободе и любви, коммунисты устроили зверский концлагерь. Соловки – кошмарная фантасмагория Страны Советов. Здесь сочетались театральные вечера и обливания заключенных водой на морозе – заморозка заживо; художественная самодеятельность и скидывание с горы по высокой лестнице в 300 ступеней узника, привязанного к бревну, – вниз скатывалось уже совершенно изуродованное тело; издание научных журналов по истории и привязка заключенного к пню на болоте, где комары выпивали у него всю кровь.

Соловецкий лагерь после пожара. 1923 г.

Условия содержания: ярусность нар, наличие постельного белья и рабочей одежды, продолжительность работы в течение суток, состав и калорийность суточного пайка – на Соловках были аналогичны печально известному концлагерю Освенцим или еще хуже. Отец Владимир попал в кошмар, где человеческое достоинство унижалось беспредельно, а из здоровых людей в скором времени делали инвалидов. При этом неустанно повторяя о необходимости арестантам измениться в лучшую сторону: быть честными, трудолюбивыми, бескорыстными – всю ложь «морального кодекса» строителя коммунизма. Одно из наименований дьявола – «обезьяна Бога». Такой «обезьяной христианства», подменой, болезненным суррогатом православной веры явилась и коммунистическая идеология, обещавшая освободить и возвысить человека и, лишив свободы духа, втоптавшая его в грязь.

В Соловецком концлагере протоиерей Владимир Хлынов пробыл в заключении чуть более двух лет: с декабря 1923-го по начало января 1926 года. В то время духовенство в лагере было сконцентрировано в 6-й, так называемой «сторожевой» роте I отделения.

Рота располагалась на территории бывшего монастыря и носила такое наименование, поскольку духовные лица выполняли порой некоторые важные для лагерников поручения начальства. Например, нередко священнослужители направлялись на выдачу посылок, что фактически гарантировало неприкосновенность передач, – разрешалась проблема воровства. Когда советская система еще не устоялась, она порой нуждалась в честных и порядочных работниках. При этом духовенство все равно постоянно подвергалось обструкции и унижениям со стороны управления лагерем и заключенных уголовников. С 1925 года 6-я рота практически полностью состояла из духовенства. Она располагалась в Святительском корпусе и больничных палатах, примыкавших к бывшей Филипповской церкви.

В середине 1920-х годов в Соловецком лагере отбывало наказание значительное количество представителей духовенства, в том числе епископата и настоятелей монастырей. Находившийся в лагере одновременно с протоиереем Владимиром Хлыновым священник Павел Чехранов оставил нам бесценную фотографию заключенных священнослужителей и церковных деятелей у крыльца СпасоПреображенского собора Соловецкого монастыря. Фото датировано сентябрем-октябрем 1925 года. Установлены имена 46 персон на фото: 39 священнослужителей и семи мирян.

На Соловках было составлено известное «Обращение православных епископов к правительству СССР», так называемое «Соловецкое послание», которое стало нелегально распространяться в Церкви с мая 1926 года.

В нем четко и ясно определялось, что Церковь «не может стать слугой государства». Это был очень важный для верующих голос иерархов из глубин ада. Хотя к маю 1926 года отец Владимир Хлынов был освобожден, возможно, он принимал участие в начальной стадии подготовки этого обращения.

Отца Владимира должны были освободить 14 декабря 1925 года, но батюшку задержали.

Тогда истосковавшаяся супруга подает прошение в организацию под названием «Помощь политическим заключенным». Кажется невозможным наличие в СССР подобной структуры, чей офис располагался в Москве рядом с приемной ОГПУ. Но власти терпели «Помощь политическим заключенным» для снятия напряжения, как клапан «выпуска пара» у сотен тысяч несчастных родственников осужденных. «Помощь политическим заключенным» действительно иногда помогала с получением информации. Все время существования организации ее возглавляла Екатерина Павловна Пешкова (1876–1965). К ней и обратилась супруга священника Мария Ивановна Хлынова:

«7 янв. 1926 г. Глубокоуважаемая Екатерина Павловна! Опять обращаюсь к Вам с просьбою. Пожалуйста, узнайте, почему мой муж В. А. Хлынов, вывезенный из Соловков в Кемь как краткосрочный, до сих пор не освобожден, хотя срок его заключения окончился 14 декабря, а теперь уже 7 янв.

Прошу Вашего ходатайства о скорейшем его освобождении. Он страдает лишнее время, а мое положение ужасное: третий год, как его взяли – живу без средств, а у меня шестеро детей – пожалуйста, посодействуйте. С уважение М. Хлынова. Адрес: Тобольск Б. Октябрьская, № 6».

На письме резолюция: «Запросить [нрзб. слово]. Е[катерина] П[ешкова]. 12/I.26». Заступничества «Помощи политическим заключенным» не потребовалось. В тот день, когда его супруга писала прошение, 7 января 1926 года, отец Владимир был освобожден.

К семье в Тобольск батюшка добрался в конце января 1926 года, надеясь на более или менее нормальную жизнь. Но теперь над священником решило поиздеваться местное ОГПУ. Это видно из следующего письма отца Владимира:

«В Политический Красный Крест. Дело, по которому я вынужден обратиться с просьбой к П[омощи] П[олитическим] Зак[люченным], состоит в следующем.

В 1923 году постановлением Комиссии при НКВД от 14 декабря (дело за № 20.912) я был осужден к ссылке в Соловецкий концлагерь на 2 года. По отбытии ея, я в нынешнем 1926 году по радио-телеграмме У[правления] С[оловецких] Л[агерей] О[собого] Н[азначения] от 5/I за № 194 был освобожден без всяких ограничений в правах. Местом своего жительства я сам выбрал г. Тобольск, где я до ссылки жил и где живет моя семья. По прибытии в Тобольск я, согласно требования выданного мне из Кем[ского] пер[есыльно-] распред[елительного] Пункта от 7/I с/г. за № 214 удостоверения, явился 27/I для регистрации в Тоб[ольский] Отд[ел] ГПУ. После регистрации я получил из Тоб[ольского] гор[одского] отд[ела] Милиции паспортную книжку и стал жить на положении свободного гражданина, пока без определенной должности. На 5 марта с/г. я неожиданно был вызван в Тоб[ольский] Отд[ел] ГПУ, где с меня взяли подписку в том, чтобы я не совершал богослужения в Тобольске (по профессии я служитель культа, протоиерей) – впредь до получения разрешения на то из Москвы и не выезжал из Тобольска без особого на то разрешения, обязав меня явкою на регистрацию два раза в неделю, и в то же время никакого нового обвинения мне не было предъявлено.

Такое, ничем не вызванное с моей стороны, ограничение в правах ставит меня, человека многосемейного, в крайне тяжелое по своей безвыходности положение. В поисках выхода из него я обращаюсь с просьбой к П[омощи] П[олитическим] З[аключенным] навести надлежащие справки о том, насколько закономерен в отношении меня указанный образ действий Тоб[ольского] Отд[ела] ГПУ и где мне искать восстановления своих прав, причем я даже согласен, как это не тяжело для меня, выехать из Тобольска в другое место жительства. Ответ прошу послать по адресу: г. Тобольск, Б. Октябрьская д. № 6 Владимиру Александровичу Хлынову. На ответ прилагаю две восьмикоп[еечные]. марки. В надежде на благоприятный исход моего ходатайства – Владимир Хлынов. Тобольск 11 марта 1926 г.». Автор этой книги изучил немало следственных дел 1930-х годов и иных документов, но нигде не встречал, чтобы отделы ОГПУ на местах запрещали священнику совершать богослужения, мотивируя это необходимостью получать разрешение из Москвы.

По всей видимости, это требование было «капризом», личным глумлением над отцом Владимиром кого-то из Тобольского ОГПУ. 13 апреля 1926 года «Помощь политическим заключенным» ответила батюшке телеграммой: «В центре причины запрещения неизвестны. Запрошен Тобольск».

Время шло, отец Владимир не служил. В бедности матушка Мария Ивановна сама шила детям обувь.

(Продолжение следует…)