Кого-то приводит в Церковь горе, кого-то – радость или чудо, внутренняя пустота
или поиск смыслов. Ольга Павловна пришла к вере в падающем самолете.
Случилось это давно. Сейчас она пенсионерка и прихожанка храма. А тогда была
молодой женщиной и летела в том самолете
отдыхать со своими пожилыми родителями и
сыном. Ее отцу, Павлу Сергеевичу, за былые
заслуги выделили путевки в пансионат на
берегу моря.
Предчувствие
Лететь тем рейсом Ольга Павловна, а
тогда еще – просто Оля, не хотела. Нет, самолетов она не боялась. Она любила высоту,
небо, ей нравилось смотреть в иллюминатор
на проплывающие облака и на землю, которая как на ладони. Но в то утро ей вдруг
стало не по себе.
– Вроде бы все хорошо, а как подумаю
о перелете, так ладони потеют. Предчувствие
какое-то.
Но в те времена Ольга Павловна не
верила ни в предчувствия, ни в Бога, а
только в светлое коммунистическое будущее.
И мысли тревожные поспешила отогнать. Но
отцу своему, ни на что особо не надеясь,
все равно предложила сдать билеты и поехать поездом.
– Так, прекращай эти ваши женские глупости, – рявкнул Павел Сергеевич.
Был он суровым идейным коммунистом
с железным характером. Вольностей и всего
этого шатания не допускал. Чтобы отвлечься,
еще раз проверила сумки, документы, деньги.
Присели на дорожку. Все как обычно.
В аэропорту прошли без проволочек положенные процедуры и поднялись на борт.
Но вместо того чтобы радоваться предстоящему отдыху, Ольга раздражалась по
любому поводу. Еще и сосед по самолету,
как назло, попался странный. Непричесанный, болтливый парень. А еще улыбка у
него была дурацкая – то ли глупая, то ли
с издевкой. Он не умолкал ни на минуту,
пытался острить, перешел с Ольгой на «ты»,
панибратски похлопал по плечу оторопевшего от такой вольности Павла Сергеевича
и назвал ее тщательно молодящуюся маму
Алевтину Семеновну бабуленькой.
Как фильм-катастрофа
Взлетели. Настроение у Ольги улучшилось. Даже болтливый парень немного поспал. Но вскоре опять проснулся и заговорил.
И все улыбался своей дурацкой улыбкой.
Когда подлетали к пункту назначения,
погода испортилась. Пошел сильный дождь,
началась гроза, ветер.
– Самолет болтало из стороны в сторону,
нас всех трясло, – вспоминала Ольга Павловна. – Вспышки молнии. Удары какие-то.
Наверное, нужно было уйти на какой-то
запасной аэродром. Но экипаж принял решение садиться. При приближении к земле
самолет практически сдувало. Пилоты еле
его выровняли. Но сесть не смогли. Пошли
на второй круг.
– Садимся – опять ветер, самолет трясет.
Трещит, скрипит, как будто вот-вот развалится. Опять не сели.
Самолет удалось посадить только с третьего раза. До этого еще кружили… При
торможении самолет кидало об полосу – то
носом, то хвостом. Развернуло ветром, и он
выкатился куда-то вбок.
– Это сейчас рассказываю – вроде ничего страшного. Раз не сели, ну, два не сели.
Сели с третьего раза. Ничего особенного. А
тогда мы не знали – выживем ли. Казалось
– упадем или в воздухе развалимся. Как
фильм-катастрофа.
«Мы что, падаем?»
– Я не знаю, как это все выглядело
снаружи, но внутри было еще страшнее, –
рассказывала Ольга Павловна.
Людей швыряло, как на американских
горках. Кто-то ударился. На голову Алевтины
Семеновны свалилась чья-то сумка. После
слов стюардессы: «Уважаемые пассажиры,
сохраняйте спокойствие. Готовимся к жесткой посадке», – началась настоящая паника.
– Мы что, падаем? – закричал кто-то.
– Мы разобьемся, умрем…
– Помогите!
Стюардессы честно пытались успокаивать
людей. Но по их зеленым от страха лицам
было понятно – дела плохи.
Ольга прижала к себе сына. В голове
пронеслось, что не хотела лететь. Ну, не хотела же! Чувствовала! Заплакала… Плакали
многие в том самолете.
Стало плохо какой-то женщине. Сердце.
– Есть на борту врачи? – закричал кто-то.
Врачом оказался тот наглый, болтливый
парень с дурацкой улыбкой. Он только закончил институт. Звали его Сергей. До этого
момента он уже успел осмотреть Алевтину
Семеновну, на которую грохнулась сумка,
и привести в чувство мужчину, теряющего
сознание от переживаний. И вот теперь реанимировал сердечницу. Его болтливость вдруг
оказалась очень кстати. Он что-то кому-то
говорил. Улыбнулся и подмигнул Кольке,
сыну Ольги. Попросил Павла Сергеевича помочь ему с сердечницей, опять панибратски
хлопнув его по плечу.
– Это уже не раздражало, а даже успокаивало, – вспоминала Ольга Павловна. –
Вроде бы, ничего страшного и не происходит,
раз человек ведет себя так. А потом он
вдруг начал тихо молиться. Я молитв тогда
не знала, но поняла, что он именно молится.
Начала вдруг креститься стюардесса,
которая стояла рядом с Сергеем. Следом –
другие пассажиры. Кто-то начал повторять
за ним слова молитвы, кто-то и так их,
оказывается, знал.
– Паника постепенно начала стихать.
Люди вдруг стали сосредоточенными, серьезными, – говорила мне Ольга Павловна.
– Не все, конечно. Какой-то мужик вдруг
начал хлестать водку из горла и кричать: «Да
кто вам поможет. Нет этого вашего Бога.
А я хоть помру пьяным». Но большинство
молилось…
Суетливо, мелко крестилась Алевтина
Семеновна, которая никогда не была замечена ни в каких религиозных настроениях. Размашисто осенял себя крестным
знамением Павел Сергеевич, как будто всю
жизнь только этим и занимался. И до ее
слуха донеслись слова, которые он шептал:
«Взбранной Воеводе…» Человек, который
утверждал, что Бог – это ложь и выдумки, и
веривший только в идеалы партии. И который
молитвы называл шаманством.
Другой мир
Ольга Павловна говорила мне, что тогда,
в том самолете, она как будто попала в
другой, незнакомый мир.
– Это было так странно. Я росла в СССР,
стране, где Бога не было. В нашей семье
и окружении никогда о Нем не говорили.
Только папа ругал иногда. Но вообще нас
это просто не касалось. Мы с сестрой были
некрещеными. А тут почти целый самолет
молится. И сколько, оказывается, людей в
нашем атеистическом государстве знало
молитвы! Они в те страшные минуты обратились именно к Богу. И случилось чудо
– мы сели и не разбились. Конечно, много
значило и мастерство пилотов. Но я сама
видела, как один из них, белый как мел,
потом перекрестился.
Вот и у ее отца в момент беды откуда-то
из детства всплыли эти слова: «Взбранной
Воеводе». Оказывается, бабушка так молилась. И когда они все же приземлятся, он
опять перекрестится и скажет: «Слава Богу!».
Сергей, который первым начал молиться,
как оказалось, панически боялся самолетов.
Это он сам потом рассказал. Он и болтал
без умолку, вел себя странно и улыбался,
как дурак, – от страха. Но при этом помогал
и пытался ободрять людей. Летел он тогда
на юг к своим родственникам.
– Мы обменялись адресами, телефона
у него не было, и договорились о встрече,
– рассказывала Ольга Павловна. – Потом
уже, когда подружились, узнали, что он из
верующей семьи и даже предок у него был
расстрелянным священником. «Надо же, а
я тогда, в самолете, сначала подумал: ты
какой-то безыдейный», – сказал ему как-то
потом папа. Сергей Игнатьевич – прекрасный
врач, он и сейчас работает. Мы дружим.
Зачем жизнь, если есть смерть?
Ольга Павловна вспоминает себя в те
страшные мгновения.
– Я не молилась, не крестилась. Плакала
только. Но у меня вдруг перед глазами пронеслась моя жизнь. Все хорошо – работа,
семья, муж, сын. Потом должна была быть
еще лучшая работа, взрослый сын. А потом?
Что будет потом – я никогда не думала.
Гнала от себя мысли о старости, немощи,
смерти. Знаешь, до того дня я вообще не
верила в смерть. Она была так далеко, как
будто ее и не было вовсе. «А если мы сейчас
разобьемся, – думала я, – зачем мы жили,
рожали детей, не спали ночами, работали?
Если нас сейчас не станет, а ТАМ ничего
нет, только яма и черви, зачем все было?
Зачем жизнь, если смерть?» Я тогда не
могла четко формулировать, не до того было,
но в голове все это носилось. И чувствовала,
что правильно эти люди молятся сейчас.
Близость смерти потрясла Ольгу. Прошло
время после полета, а она все искала ответы
на эти вопросы, которые раньше ее совсем не
волновали. И все больше ей казалось, что во
всем есть смысл, только если есть что-то ТАМ.
Если есть Бог. В жизни, в земных радостях и
страданиях, в горе, в счастье есть смысл только
с позиции вечности. Даже в том, что они чуть
не разбились. В смерти есть смысл, только
если земной жизнью все не заканчивается.
Сергей, тот самый, подарил ей Евангелие. Многое еще было непонятно, но ясно
одно – есть Господь. В доме появились иконы. Появились они и у ее родителей. Правда,
Павел Сергеевич, коммунист и «атеист», их
сначала стыдливо прятал в шкаф.
Прошло немного времени, и Ольга крестилась и крестила сына Колю. Опять же
Сергей помог.
Когда священник сказал новоиспеченной
христианке, что ее святая теперь – равноапостольная княгиня Ольга и день Ангела у
нее 24 июля (Оля вообще ни о каких днях
Ангела до этого не знала, только о днях рождения), она окаменела. 24 июля и случился
тот злополучный полет.
– Батюшка мне сказал тогда, что все не
случайно, – говорила мне Ольга Павловна. –
И то, что я что-то предчувствовала – тоже.
Господь «намекал»… Этого я не знаю. Но
тот полет все в моей жизни изменил. И в
этот день, 24 июля, я всегда причащаюсь.
Не только потому, что день Ангела. А еще
и потому, что в Бога поверила. Наверное,
другого пути для меня не было. И благодарю
Его, что позвал меня.
Елена КУЧЕРЕНКО, Вадим ПРИЩЕПА
/ Правмир.
25 января 2021 г.
|