№02 2021 г.         

Иерей Илия Сиразиев (+29.10.2020): Моя жизнь сложилась именно так, чтобы я пришел ко Христу

(Окончание. Начало: «Сибирская
православная газета», январь 2021 г.)

У старца архимандрита Бориса (Балденкова), в схиме Тихона, во время паломничества в Почаев. На фото: архим. Борис, прот. Николай Матвийчук, будущие священники Сергий Кравцов, Илия Сиразиев

Продолжаем публикацию интервью священника Илии Сиразиева в эфире передачи «Светлый час» на радио «Вера».

О. Григорий: Мы продолжаем разговор с нашим гостем отцом Илией Сиразиевым, настоятелем храма святой Троицы в с. Луговом Тюменского района. Предшествующую передачу мы закончили на том, как будущий отец Илия, тогда еще просто Илья, принял крещение в г. Нефтеюганске по просьбе его друга стать крестным для его ребенка. Он, конечно, размышлял, думал. Однако само по себе крещение еще не значит, что человек стал христианином. Как в вашей жизни это происходило?

О. Илия: Конечно, одно крещение меня бы не привело в Церковь. Я принял крещение, но ничего не знал о вере, ничего не прочитал, не читал Евангелие, даже не знал молитву «Отче наш», которую знают все христиане. Я сначала правильно крестился рукой, но мой друг из Западной Украины показал мне, что креститься нужно наоборот, слева на право. Он же все-таки христианин, все знает, а я только пришел. Поэтому одно время крестился слева направо.

О. Григорий: Это униаты так крестятся и католики.

О. Илия: Да, католики и униаты. Вот и думаю, что это правильно, раз он показывает. Я не сказал еще самого страшного. Незадолго перед этим я был в депрессии. В депрессии по причине того, что я влюбился в молодую девицу, а та взяла и вышла замуж, естественно, не за меня. А я остался один. Кажется, жизнь напрасна: для чего жить, и вообще? Начинаю искать, что во мне не так. Что-то я потерял. Кто мне тогда мог сказать, что вся проблема греховности во мне? Это я понять не мог.

О. Григорий: Вроде бы, какая греховность? В крестные вас выбрали: не пьете, не курите. Что за греховность такая? Это я для радиослушателей спрашиваю, чтобы понять. Людям кажется: в чем я грешен? Не пью, не курю – и кажется, что уже святой.

О. Илия: Наверное, так. Но все равно внутри себя я ощущал, понимал, что далеко не святой и не праведник. Это у меня было. Более того, я потерял ту внутреннюю радость, которая у меня раньше была. Это все было еще до крещения. Стал искать пути выхода из этого состояния тяжелой депрессии. Между нами говоря, чуть не покончил жизнь самоубийством (и такие мысли у меня были). Внутри себя я ощущал какое-то внутреннее давление, тоже для меня непонятное. Такое тяжелое состояние переживал чуть больше года. Однажды каким-то образом мне попадается книга об оккультизме, и вот начинаю все это читать и узнавать, что все-таки Бог есть.

О. Григорий: Эта книга была до или после крещения?

О. Илия: До. Почему уже и подходил к купели с понятием веры.

О. Григорий: В каком-то смысле – оккультизм как доказательство от противного?

О. Илия: Да.

О. Григорий: Там говорилось, что вообще есть какой-то духовный мир?

О. Илия: Я рассуждал таким образом. Есть некая маленькая энергия – значит, есть и большая, огромная энергия. Значит, это и есть Тот, Кого мы зовем Бог. Стал увлекаться оккультизмом, и меня потихоньку понесло в сторону йоги. Тогда, на тот момент, это было модное течение. Мне попадается книга «Бхагавад-гита как она есть» с комментариями Свами Прабхупады.

О. Григорий: По-моему, все, кто интересовался верой – крещеные, воцерковленные ли, – ее листали, читали. Это было нечто новое, оно пришло в наш мир. Она была красочная, с картинками. Такой советский вакуум, некий соблазн постсоветского Союза.

О. Илия: Я стал ее изучать. Считал, что это путь к Богу, у меня же другого понятия не было. Однажды за три дня на майские праздники я эту книгу полностью законспектировал и выжал из нее все, что было необходимо. Как это получилось, не знаю. Конечно, то были эзотерические знания. Но у меня не было другого понятия, и по этой йоге я двигался, на тот момент считая, что это и есть путь к Богу. И как раз в это время встала необходимость принять крещение. То есть я вхожу с одной стороны в духовный мир с запрещенного входа, а тут другой вход – правильный.

Я покрестился, а меня друг Александр искушает, что я уже все приобрел. Действительно, на тот момент у меня встал вопрос: что делать дальше? Внутри себя я почувствовал, что я получил тот баланс и покой, который искал. Ушли внутренние давление и прессинг. Я почувствовал себя жизнерадостным.

Отец Илия в день иерейской хиротонии с другом, священником Сергием Кравцовым. Алтарь Софийско-Успенского собора Тобольского кремля. 26 марта 2000 г.

О. Григорий: После крещения?

О. Илия: После крещения. Омылись мои грехи. Я почувствовал, что мне стало хорошо. И у меня внутри вопрос: зачем тебе заниматься всей этой дурью? Я про себя думаю, что, наверное, я брошу.

О. Григорий: Бхагават-гиту?

О. Илия: Да, ее, йогу и все прочее. И тут Александр стал меня искушать как бы с некоторой хитрецой: «Наверное, ты теперь бросишь йогу?» Посыл был такой, что, мол, не бросай ничего. Ну я думаю, что не буду бросать. И решил не бросать и продолжил после крещения. Я же жил с понятием, что иду к Богу и все делаю правильно. У меня дома уже были иконы. Была икона святителя Николая (меня крестил отец Николай, поэтому в подарок крестнику и себе я купил эти иконы). Я ставил эту икону, прочитывал по молитвослову молитву перед началом всякого доброго дела, а потом начинал занятия.

О. Григорий: Йогой?

О. Илия: Да. Был однажды такой момент, когда я понял, что все идет не туда. Но кто бы мог мне объяснить, что это несовместимые вещи? Я начал слезно молиться. Я даже не понимал, что молюсь. «Господи, почему Ты не пускаешь меня к Себе? Я хочу к Тебе идти, у меня нет другого пути. Я знаю, что Ты есть. Ты должен пустить меня к Себе и не препятствовать». В это время я сидел и почувствовал Его любовь. После этого больше никогда не ощущал так любовь Божию. В последующем я побоялся задать вопрос старцу, что это было со мною. Посетило это меня, когда сидел после этой своей краткой молитвы ко Христу. Я почувствовал все клетки своего тела. Это может кому-то показаться как некий бред. Сейчас я об этом говорю через воспоминания. Их ощутить и пересказать невозможно. Все клетки моего тела кричали одно: я люблю! Интересное было ощущение, что они все были как будто не мои – и мои. В это время мой мозг говорил совершенно другое, а клетки говорят: я люблю. И я вопрошаю сам себя: кого же ты любишь? И мой помысел: Христа. Это была внутренняя радость и любовь. Я подумал, что разве может быть что-то более радостное и приятное, чем это чувство любви к Богу? Ради этого можно все бросить и идти к Нему. Это было недолго. Потом я услышал над своей головой много-много голосов. Мне стало страшно. У меня на груди висел крест. Я понял, что влез куда-то не туда. Но я больше не знал молитв. Тогда взял свой крест, поднял его над головой и сказал этим бесам (я понимал, что это бесы): «Я вас именем Христа выгоняю, пошли все вон!» Вроде, был какой-то звук, и они улетели, больше я не могу ничего сказать. Эти вещи, которые сейчас рассказываю, почти никогда никому не говорил. Мне всегда было страшно об этом рассказать. Может быть, кому-то это будет полезно. Тогда примите как есть.

О. Григорий: Вы потом оставили оккультизм?

О. Илия: Нет, не сразу.

О. Григорий: Было понимание того, что оккультизм – это плохо? Или казалось, что это тоже путь к Богу, но другой путь?

Слуюба в Армии

О. Илия: Да, мне казалось, что это другой путь. Дальше я стал заниматься йогой через умственные понятия. После этого довел себя до такого состояния, что мне стало тяжело. На меня навалилась какая-то тяжесть. Как раз в это время я был в отпуске в Башкирии, приехал к матери и там отдыхал. Тогда начал чувствовать, что мог посмотреть на кого-то недобрым взглядом и кому-то сделать плохо, просто потому что я подумал. Почувствовал эту силу, которая через меня может действовать. Но при этом сам оказался как старик. Я проходил 200 метров и дальше не мог идти, садился и дальше отдыхал. Весь этот отпуск я был в тяжелом положении и думал, что, скорее всего, умру, потому что влез куда-то не туда и сделал что-то не то. Бывало, что днем меня трясло. Появились непонятные страхи. Я понимал, что что-то не так, но к Богу все равно надо идти. И когда я был в таком тяжелом и расслабленном состоянии, то несколько раз вызывал скорую помощь. На тот момент я не знал православных молитв и, где их взять, тоже не знал. Церковь была далеко. Но думаю, что надо помолиться. И я попросил своего друга написать "Отче наш", чтобы потом выучить. А он посмеялся и сказал: «Как можно учить "Отче наш"? Его нужно знать». Но не могу же я знать того, что не выучил. Он прочитал «Отче наш» два раза – и все. И вот в таком тяжелом состоянии я лежал и стал вспоминать эту молитву всю по слогам. И, к моей радости, всю ее вспомнил и время от времени читал ее.

Это было тяжелое время в моей жизни. Даже не знаю, что было тяжелее: депрессия или это состояние. Каждую ночь мне казалось, что я куда-то падаю, в какую-то бездну. Мне было страшно, я не мог заснуть. Я слышал звуки колес поезда и чувствовал, что куда-то падаю, в какую-то бесконечную бездну. Я себя удерживал, чтобы туда не упасть, и думал, как выжить. Похоже, пришло мое время и мне осталось жить неделю или две. Поэтому пришлось перед матерью открыться. Я ей сказал, что, наверное, мне мало осталось жить, но «ты знай – я крещеный, я христианин; на могилу поставишь обязательно православный крест». Она тогда стала психовать: как же так получилось, что я отрекся от всех? Я говорю, что «от вас не отрекся, просто принял Христа как Бога. Я христианин и от христианства не отрекусь, поэтому на моей могиле обязательно поставьте крест».

По окончании отпуска решил поехать обратно на Север. Я чувствовал себя практически инвалидом и дальше работать просто не мог.

О. Григорий: Врачи не ставили никакой диагноз?

О. Илия: Я не особо к ним ходил: меня бы куда-нибудь утащили.

О. Григорий: И что на Севере?

О. Илия: Там стал чувствовать себя намного легче. Решил, что поработаю здесь, а там видно будет. Если плохо будет – уеду, если будет нормально – буду продолжать работать. При этом думал, что нужно вернуться в Церковь: наверное, я что-то неправильное сделал. Помню, что исповедовался перед отпуском у отца Николая. Если честно, исповедь была нечестная – тем, что не все открыл. Исповедался поверхностно, как будто сделал галочку. Настоящей исповеди не было. Я ему сказал, что занимаюсь йогой. Он мне сказал, что это нужно бросить, что это неправильно. Я посчитал, что, скорее всего, он не прав. И вот стал вспоминать эти слова. Раз отец Николай сказал мне так, значит, надо вернуться и поговорить. Может, он правее. Лучше знает, куда я влез. Нужно снова прийти к нему на исповедь. И я приехал на исповедь в Нефтеюганск, хотя это было не так легко. Исповедь была только вечером, а я из другого селения. У меня были знакомые, у кого мог остановиться в Нефтеюганске, но обременять мне их не хотелось. Поэтому решил, что перекантуюсь где-нибудь в аэропорту: ничего страшного, не первый раз. Я приехал вечером на службу, остался со всеми, кто на исповедь.

О. Григорий: Их было много?

О. Илия: Человек 20-30.

О. Григорий: Это какой год был?

О. Илия: 1992 год. В 1991-м я крестился, в 1992-м пришел в Церковь. Как человек приходит к Богу? У всех путь разный и непростой, он свой. Вроде бы, покрестился и Бога ощутил в храме, а в то же время продолжал заниматься оккультизмом, еще не понимая, почему это плохо. И вот, добрался до исповеди в храме.

О. Григорий: Как храм назывался?

О. Илия: Во имя целителя Пантелеимона. Тогда это был маленький домишко (там был детский сад, его передали). Сейчас он в другом месте уже, на берегу Оби. К тому времени я уже познакомился с Валентиной Ивановной, которая работала в киоске, – душевный человек, всех встречала с радостью, со всеми разговаривала, всем все объясняла, за всех переживала. Удивительный человек! Благодаря ей, в частности, стал входить в храм. Она мне все время говорила: «Илюшенька, тебе надо исповедаться, причаститься». – «А как это надо сделать?» – «Ну, вот так». И я прислушивался.

И вот, когда я приехал из своего отпуска, то на исповедь еще не пошел. Казалось, вроде, надо, а что, куда? Я думал – надо прийти в храм! Это было для меня обязательное условие. Первое время просто приезжал в храм, слушал проповедь отца Николая. Из проповеди всегда выявлял для себя чтото важное. Вышел отец Николай и сказал: «Христианин – это воин. – (Так, интересно!) – Его духовный меч – это крест». О, вот это как раз мне и надо, меча не хватает в духовном плане. Я узнал, что надо, поехал домой и целую неделю живу хорошо. Уже нет никаких проблем после моей болезни. Теперь у меня есть меч. А что им надо делать? Рубить врагов. Как? Крестить. И я все время себя крестил, призывал имя Божие. Неделя кончается, и я чувствую, как будто у меня что-то иссякает. Надо опять в храм бежать. Приезжаю, когда могу, а мне Валентина Ивановна говорит: «Илюшенька, ты уже опоздал. Поздно ты пришел, надо было чуть пораньше». – «Ну, как мог, пришел, что сделать? А где батюшка?» – «Проповедь будет говорить перед крещением».

– «А мне это и надо. Я хочу его послушать, никому мешать не буду. Если буду мешать, то сразу выйду, никого смущать не буду». – «Постой, Илюшенька, послушай».

Подойду и опять его слушаю, что он опять важное для меня скажет. Я побыл в храме, перекрестился и неделю опять живу без проблем. Потом опять иду. Потихоньку меня Валентина Ивановна отправляла на исповедь и на Причастие: «Это самое важное!» – «Если это надо, я приду обязательно». – «У тебя есть, где остановиться?» – «Да как-нибудь решим проблему».

Вот я пришел вечером, отстоял службу. Люди остались. Отец Николай исповедовал только вечером. На следующий день он никогда никого не исповедовал. Я остался вечером, встал последний, где-то тридцатый по счету. Служба закончилась около семи, я подошел в десятом, исповедовался. А в это время у меня была мысль: надо поговорить с отцом Николаем, он человек умный, грамотный, все знает. Как бы так сделать, чтобы он со мной поговорил? Я про себя думаю: вот получу зарплату, высмотрю, когда он пойдет домой, подкараулю его, приведу в ресторан, закажу, что его душе угодно – несите все! Только одно условие: говорите мне все! Я буду задавать вопросы, только говори. Ешь все, что хочешь. А как еще это сделать? Я недостойный человек, как он может со мной говорить?

Я исповедал все грехи, вышел и решил ехать в аэропорт. А там была бабушка, не помню ее имени, она меня спросила, откуда я приехал. Сказал, что из Мамонтова, сейчас в аэропорту переночую. Батюшка мне сказал молитвы прочитать и утром на службу. Молитвы стоя прочитаю, ночь на лавочке проведу, ничего страшного со мной не случится. А она мне говорит, чтобы подошел к батюшке и благословился остаться в храме, ведь идти-то мне некуда. Ну, если так, то хорошо. Я к нему подхожу и говорю, как мне сказали, что – «у вас можно тут остаться?» Он говорит: «Нет, у нас остаться нельзя». Ну, нельзя, так нельзя. «Тогда вы меня благословите, я в аэропорт поеду, перекантоваться на ночь. Утром приеду на службу». – «А тебе негде остановиться?» – «Негде». – «Ну, хорошо, оставайся здесь. Вот здесь поставь скамейку и одеялом накройся». Ну, совсем хорошо, я еще и спать буду на скамейке. Все хорошо, меня положили. «Так ты еще не поел?» – «Не поел, ничего страшного». Бабушка выходит и говорит: «Отец Николай благословил, приглашает вас к чаю». – «Меня? Хорошо». Надо же, думаю, я хотел его в ресторан пригласить, в котором сам практически и не был, он меня к чаю приглашает. Я пришел, мне положили немножко еды. Напротив отец Николай. Я спрашиваю: «Можно, я буду задавать вопросы?» – «Задавай, конечно».

И я стал задавать вопросы. Когда я занимался йогой, то заставлял свой мозг много запоминать, отчего на тот момент повредился. Когда пришел в храм, то стал читать Евангелие. Так Евангелие от Матфея я практически знал назубок. Текст мог говорить один в один. Когда он стал цитировать его, я стал его поправлять. Один раз, второй раз. Он меня спрашивает: «Ты в какой-то секте был?» – «Ни в какой».

Был один случай, когда встречался с баптистами. Ходил там по сцене человек и говорил: «Сейчас будем все исповедоваться». Я подумал, что он врет. Смотрю, что добрая половина людей встала на колени и стала что-то бормотать. Я уже один раз был на исповеди, хотя и не совсем правильно исповедовался, не совсем честно. Но здесь я понимал, что это не исповедь, это какое-то вранье. Я встал и уже хотел крикнуть: «Ребята, зачем вы врете, идите к отцу Николаю в храм, там надо исповедоваться. Вы что тут встали друг перед другом ни о чем?!» Друг, с которым мы тогда пришли, удержал. Но я-то понимал, что здесь все как-то неправильно. Что толку сюда ходить? Я к ним больше и не ходил поэтому.

Отец Николай говорит: «Ты же там вызубрил Евангелие?» – «Да я не зубрил, я просто прочитал. Потом начал читать от Марка еще несколько глав. Помню, что там написано».

Я ему сказал, что хорошо знаю Евангелие от Матфея, но ничего не могу объяснить. И вот он мне как раз давал духовную часть, а буквенную я знал. Я все время за столом об этом и спрашивал. Чувствую, он устал: «Пора спать, хватит уже на сегодня. Завтра встанем в семь и будем читать Последование. Ты его не читал?» – «Нет».

О. Григорий: А он всегда в храме оставался?

О. Илия: Да, почти всегда. Там была каморка два на два. Иногда даже с матушкой оставался. Как они там умещались? А утром он всегда вставал и сразу шел в алтарь, благословлял чтеца читать утренние молитвы, Последование и каноны. Сам в это время вынимал частицы, прочитывал записки. А я стоял и слушал. И вот так вот ходил. Потом уже узнал, как креститься, где надо креститься, где свечи ставить. Я всего боялся. Как делать, чего ты не знаешь? Еще отругают. Потом потихоньку стал прикупляться книгами. Валентина Ивановна как раз по этому поводу была добрым собеседником. Рассказывала о всех книгах. Как уже говорил, денег у меня было достаточно. Я скупил все книги, какие были. В основном читал небогословские книги. Богословские темы для меня были тяжелые. Я читал книги житийного характера.

Они мне очень нравились и помогали. Вот так и стал ходить в храм. Однажды смотрю, такой же молодой человек, звали его Сергей. Мне ему так и хотелось сказать: «Не уходи, Сергей, сейчас выйдет отец Николай, и вместе поговорим, поспрашиваем». Вот и я тут стою, и будущий отец Сергий Кравцов стоит. У старца архимандрита Бориса (Балденкова), в схиме Тихона, во время паломничества в Почаев. На фото: архим. Борис, прот. Николай Матвийчук, будущие священники Сергий Кравцов, Илия Сиразиев Отец Илия в день иерейской хиротонии с другом, священником Сергием Кравцовым. Алтарь Софийско-Успенского собора Тобольского кремля. 26 марта 2000 г.

О. Григорий: Который сейчас служит в Ханты-Мансийске?

О. Илия: Да. И мы стали сближаться с будущим отцом Сергием. Мы обращались друг к другу «брат»: «Брат, помоги сделать то-то». И он ко мне так же. Большего друга в своей жизни я никогда не имел. Нет таких родственников и друзей.

О. Григорий: Он уже был семейный человек?

О. Илия: Нет, не был. Он был моложе меня.

О. Григорий: Тогда примерно вам было лет 26-27?

О. Илия: Да, где-то так. Когда отец Сергий поступал в семинарию, мне было 28 лет. Сыну отца Николая Илюше было 4 года. Отец Николай решил справить день рождения Илюши. Купил торт. А я молчу, что у меня тоже день рождения.

О. Григорий: Илюша тоже священник?

О. Илия: Да, отец Илия, который сейчас в Сургуте. Нас называли Илюшенька маленький и большой. Стоит тортик. А я говорю: «Как, день рождения, у кого?» – «У Илюшеньки, моего сына». У него, оказывается, день рождения 17 июля. Это был постный день, и они решили отметить 18-го, на преподобного Сергия. А 18-го день рождения у меня. Я говорю: «У меня тоже день рождения». Я даже опешил, как так: Илья, и у нас практически в один день дни рождения. Это было очень интересно.

С отцом Сергием мы сблизились, часто разговаривали, помогали при храме. Потом его взяли на клирос. Мне тоже хотелось на клирос. Хотя петь я не умел, голос у меня был никакой, но мне хотелось петь. Читать я уже умел на церковнославянском. Я не особо учился. Мне просто бабушка дала книгу и сказала: читай. Я начал читать. Как я это делал, не знаю, но как-то читал. Так и продолжал читать. Наверное, где-то неправильно. До сих пор могу ударение не там ставить, матушка меня поправляет.

Но на клирос мечтал. Я стал молиться, чтобы Господь помог мне научиться петь. «Господи, неужели я уже не смогу петь?» И вот однажды заведующая клиросом взяла благословение и меня подвели на клирос. Тогда уже мы с отцом Сергием стояли на одном клиросе. Вместе ездили и ходили по делам прихода. Я приезжал в пятницу после работы и, как правило, уезжал в воскресенье вечером в Нефтеюганск последним рейсом, в 18:00, по-моему, или в понедельник утром прямо на работу. Остальное время был в храме. Там меня и кормили, там и спал на лавочке, можно сказать, три года.

О. Григорий: Как пришло осознание, что йогу надо оставить?

О. Илия: Когда я пришел на первую исповедь, меня все-таки отец Николай надоумил, что «ты чуть не умер, а все идешь и лезешь туда». Я исповедовался и на следующий день причастился. Довольно долго мне было тяжело ходить по болезни, а тут я вышел из храма и было такое ощущение, что у меня выросли крылья. Мне казалось, что сейчас взмахну крыльями и полечу. Внутри что-то или кто-то пел. Мне казалось кто-то говорил: что тебе еще надо? что ты еще ищешь? – у тебя все внутри. Мне было так хорошо! Хотелось петь и сказать: ребята, идите в храм, вам будет там хорошо, вы такой радости больше не ощутите нигде! Потом опять думаю: неужели я опять влезу в эту же дрянь? У батюшки спрашиваю, куда девать все книги, которые покупал, связанные с эзотерикой. «Бхагават-гиту» я купил уже пять томов за приличные деньги. «Да сожги без всякого сомнения». – «Как благословите, батюшка, так и сделаю. Думать не буду, не пожалею». Я приехал домой, собрал все в узел, вышел в поле и стал сжигать, чтобы ни один листок не улетел и не попал кому-то из людей, чтобы кому-то не сделалось плохо из-за меня. Я все сжег. И тут мне сообщают в письме (тогда телефонов не было), что мой брат женится. Нужно ехать к матери и брату на свадьбу. И вот я собрался и приехал к брату. И тут случился такой страшный случай. Я решил выиграть один день, взял отгул 10 дней. Отгулов у меня всегда было много, я довольно много работал. Проблем не было, на работе всегда было хорошее отношение.

Илья Сиразиев – семинарист

О. Григорий: Вы сварщиком работали?

О. Илия: Да, сварщиком, до этого слесарем в котельных. Слесарную работу я знал хорошо. Потом, когда перешел в сварщики, мог совмещать обе работы. Мой друг ушел из цеха сварщиков и попросил его заменить. Все знали, что я был хороший сварщик, меня и поставили.

Еще хочу рассказать об одном моменте после Причастия. Я причастился, и буквально через какое-то короткое время меня вызвали на буровую на Бетеренское месторождение. Я решил приехать ночью, сделать эту работу, а на следующий день отдыхать. Такая небольшая хитрость. Только Бога никогда не обманешь. Поехал вечером на буровую, сделал работу и часам к двенадцати вечера уже освободился. Это месторождение у нас было самое далекое, как называли – «медвежий угол». Автобусы, машины не ходили. Мне предложили там остаться ночевать, а мне хотелось ночью приехать домой, днем быть дома и уже готовиться к отъезду. И я пошел пешком. Всю ночь шел пешком и, слава Богу, не замерз. Была зима, но на улице было тепло. Был ночью один момент, когда я захотел присесть в одном месте и задремать. Я слышал, что обычно люди так замерзают, поэтому не остался. Получилось так, что всю ночь шел, добрался к двенадцати часам – вровень с тем автобусом, который приехал из буровой. Зачем я так поступил? Потом приехал на свадьбу к своему брату, и оказалось, что моя мать увлеклась всеми этими эзотерическими вещами. Она знала, что я это все уже знаю. У меня были тетради, где я все исписал. Я их никому не показывал, хотя мой друг их очень хотел получить. Я понял, что это никому нельзя давать, что все это дрянь.

О. Григорий: Надо было тоже с книжками сжечь.

О. Илия: А это у матери оставалось. Я даже ей сказал, чтобы она запрятала, чтобы никто не видел и никому не давала. Я приехал и убедил ее бросить эти занятия на моем примере. Ведь я же сам чуть от этого не помер. «Давай, все выбрасывай». Она долго сопротивлялась – что столько потратила денег и прочее. «Сколько все это стоит? Вот тебе эти деньги, а ты мне их отдай». На следующий день она согласилась, я отдал ей деньги. Она не хотела брать, но я сказал: «Возьми, для меня это не много». Я забрал всю эту литературу, связанную с оккультизмом. Взял кого-то из друзей, вышел, и мы сжигали. Я ему сказал, чтобы ни один листочек никуда не улетел, чтобы все сгорело, чтобы ни одним листочком не соблазнить. И я все сжег. Ну, и потом уже вернулся обратно на Север. И дальше уже жил на приходе.

О. Григорий: С понедельника по пятницу в Мамонтове на работе, а в субботу и воскресенье уже в Нефтеюганске?

О. Илия: Да. Службы были длинные. Заканчивались они как обычно, как и везде, где был один священник, часам к двенадцати. И сразу после службы был молебен. Помню, на молебне тяжело было стоять. Он шел полтора часа. Я потом матушке отца Николая Ираиде говорю: «Матушка, скажи, пожалуйста, а молебен был необходим сразу после литургии?» Помню, что на литургии всегда было так легко, а на молебне так тяжко, очень тяжело. Тропари нужно было пропеть. Помню, отец Николай тоже уже стоял усталый, но все считали, что надо. Ну, надо – значит надо (мы это в советское время хорошо усвоили). И матушка мне сказала: «Почему ты батюшке промолчал, что можно было на другой день переставить?» Так откуда я знал в то время? (Так я и сейчас спрашиваю. Мы же тоже ничего не знали. Считали, что нужно служить молебен, значит служили. А сейчас все прошло и хорошо.)

Отслужили, значит, молебен, но служба не закончилась, нет. Чай еще не пьем. Идем на панихиду. Потом батюшка говорит: «Так, клирос, не разбегайтесь, сегодня будет два венчания, а потом попьем чаю». Так… Времени уже два или три часа. Ну, сказал батюшка, значит надо. Все хорошо. Идем на венчание. Помню, однажды мы пришли на чаепитие после службы – времени было шесть часов вечера! Это мы первый раз сели пить чай! И так было довольно часто. Мы-то ладно, а вот как все это нес отец Николай? Сейчас, как священник, я его понимаю, что ему тяжело было. Мы что? Стоим, поем, сели, отошли. А батюшка-то один, ему не отойти, он главный. Но кто об этом знает? Только тот, кто сам эту тяжесть испытал, тот поймет. Это уже сейчас, будучи священником, я понимаю, как ему было тяжело. Я бы так не смог.

О. Григорий: Это такой максимализм: люди пришли, значит нужно служить по полной.

О. Илия: Он в семинарии учился заочно, многие вещи не совсем хорошо знал. Но знал, что служить Богу надо, и это было у нас главное, обязательное. Поэтому кто тут что мог сказать? – «Ты что, Богу не хочешь служить?» Да я даже заикнуться об этом не мог!

О. Григорий: Попытка немного сделать более разумно богослужение по количеству часов, проведенных в храме, воспринималась как предательство?

О. Илия: Ну да.

О. Григорий: Как так получилось, что вы пошли в семинарию?

О. Илия: Нужно подойти к этим понятиям. Я познакомился с отцом Михаилом, ныне покойным иеромонахом Иовом. Он был в нашем приходе. Там же, в нашем приходе, был отец Феодор Савельев, я его застал. Он выходил из алтаря в стихаре, читал.

О. Григорий: То есть тогда еще был мирянином? Потом уехал в Тобольск, стал экономом. Кого еще знаете из священников, кого, возможно, могут знать наши слушатели?

О. Илия: Помню хорошо, как пришел отец Аркадий Бадерин.

О. Григорий: Сейчас в Ишимской епархии.

О. Илия: Помню, как он приходил с дочками. Когда он пришел, я так радовался! Почему радовался? Потому что отец Сергий летом поступил в семинарию, и я остался один. Мне казалось: как же так – я остался один, с кем же мне теперь близко дружить? Кто бы мне теперь был бы близкий по духу? Тогда же пришел Ваня Егоров, он все окал: «Ты брат, п-о-жалуйста, п-о-м-о-ги сделать то и то. Х-о-р-о-шо ты делаешь, м-о-л-о-дец». С ним всегда было интересно и хорошо. Он был добрый человек, приятный. Но почемуто в семинарию не пошел, хотя владыка его звал. И вот пришел отец Аркадий. А мы как раз делали лестницу вниз, в сторону туалета. Он пришел грамотный в плотницком деле. Из меня-то какой плотник? А он такой деловитый. Ну вот, пришел, наконец, человек, который может что-то делать, не то что я, неумейка. И такой грамотный и красивый, высокий, повыше меня.

С ним приходили его двое дочерей. Помню маленькую Инну. А у нас внизу у храма было картофельное поле, там сажали картошку. Сейчас там, по-моему, дорога. Сажали сами на приходе, потом ели. Отец Аркадий нам тоже помогал, а дочери его наверху возле храма время проводили. И она стоит наверху, Инна, и кричит: «Я маленькая, я такая совсем маленькая, меня все бросили, никто меня не жалеет, никто меня не любит!» Я прохожу мимо нее и говорю: «Ну что ты кричишь, давай я тебя отведу». – «Нет, я хочу к папе». Теперь она уже большая, насколько знаю, уже замужем, есть дети. Я был очень рад, что они пришли.

О. Григорий: Одним словом, вот она – приходская жизнь молодых приходов на северах, где люди откуда-то приехали. Они очень энергичные, потому что поменяли свое место жительство. Куда-то поехать на новое место, в незнакомое общество… Все здесь новые люди. И община – это место сбора, это приход. Священник, вокруг которого собирается община, это особый феномен, которого сейчас, наверное, уже не повторить. Все же севера тех времен – это была особая атмосфера и другие люди. До того как в Тюмень приехал, я служил в Пойковском пять лет, я заметил разницу. Там одни люди, здесь немножечко другие. Вроде бы, один регион, почти то же самое, но что-то отличает. Они (северяне), как говорил Лев Николаевич Гумилев, более пассионарны. Они сорвались и поехали. Так же и в храме помогали, работали. У них не было, как правило, дачи: работа и храм. В храме они себя реализовывали по полной. Это было интересное время!

О. Илия: Люди были очень активные.

О. Григорий: Мы с вами в течение двух передач переговорили про ваш приход к Богу, становление в качестве христианина. Я думал, что мы успеем поговорить, как проходила учеба в семинарии, но, видимо, этот разговор придется отложить на следующий раз. Еще продолжим. Спаси Господи, что были сегодня у нас на передаче!

Подготовила Наталья ЛИПАЕВА,
г. Тюмень