№01 2020 г.         

Иерей Илия Сиразиев (+29.10.2020): Моя жизнь сложилась именно так, чтобы я пришел ко Христу

Незадолго до своей кончины 29 октября 2020 года настоятель Свято-Троицкого храма села Лугового иерей Илия Сиразиев был участником передачи «Светлый час» на православном радио «Вера». В беседе с председателем издательско-информационного отдела Тобольской митрополии протоиереем Григорием Мансуровым отец Илия поделился воспоминаниями о годах детства и юности, о своем пути к Богу. Мы публикуем запись этой беседы.

О. Григорий: Сегодня впервые в нашей студии отец Илия Сиразиев. Мы с отцом Илией соседи по приходам Кулаковского муниципального образования. Я служу в Кулаковском храме, отец Илья – в Луговом. До революции эти два села-побратима считались одним приходом. Деревня Луговое была построена раньше и была больше, чем Кулаково. Священник приезжал из Лугового и там служил. Престольный праздник храма в Луговом на Святую Троицу. Найти храм несложно. Есть несколько въездов в Луговое: один, главный, с Рощинского кольца, другой по Ирбитскому тракту.

Сегодня я бы хотел поговорить не о современной церковной жизни, а сделать программу «с человеческим лицом». Вспомнить о том, как люди приходят к Богу, как простые советские граждане пришли однажды в храм. Под советскими гражданами я имею в виду и русского, и татарина, и грузина, и украинца. Есть много православных людей различных национальностей, далеких друг от друга по культуре, но исповедующих одну веру. Эпоха СССР многое выровняла. Кто бы ни был человек, почти все стали простыми советскими гражданами и приходили к Богу как бы вновь. За кого-то молились бабушки, прабабушки, но, как правило, мало кто смог перенять их духовный опыт, напрямую от них получить житейские советы. В основном к Богу приходили своим умом, своими ногами. Отец Илья, расскажите, как вы стали христианином. Насколько я знаю, в вашей семье не было православных христиан.

О. Илия: Смотря сегодняшними глазами на свою жизнь, я вижу, что она сложилась именно так, чтобы я пришел ко Христу. Сложилась бы она немного по-другому, я бы не пришел ко Христу. То, что она так сложилась, это слава Богу! Я родился в Узбекистане в татарской семье, но родители жили раньше в Башкирии. Когда я был маленький, мама часто меня оставляла с бабушкой. Я помню такой момент в жизни – мне тогда было около трех лет – как и многие маленькие дети, я боялся темноты, и тогда бабушка меня научила молиться по-арабски. На тот момент я читал эти молитвы, но сейчас их совершенно не помню.

О. Григорий: Читать одно, но понимать – другое. Вы их понимали?

О. Илия: Нет, конечно, не понимал. Я думаю, что те, кто их читал, тоже не понимали. Просто вызубривали и говорили.

О. Григорий: Молитвы были записаны русскими буквами?

О. Илия: Нет, они были написаны арабскими буквами. Но моя бабушка была безграмотная, она не умела ни читать, ни писать. Знала их на память и меня научила в свое время.

О. Григорий: А чему еще научила, кроме чтения молитв? Какие передала правила жизни?

О. Илия: Сейчас я уже не скажу. Я только помню, что она всегда работала, была в платке. Вспоминаю, как она пекла хлеб. Очень рано вставала, обязательно прочитывала свои молитвы перед лучиной. Потом, читая молитвы, готовила печь, тесто. Она это считала святым делом. Потом мы этот хлеб ели в течение недели. Я все это видел, но не сказал бы, что мне это привилось. Потом, когда в безбожное время я учился в школе, по всем предметам: русскому, литературе, – говорили, что Бога нет.

В 1971 году я пошел в первый класс. Это было тяжелое время для страны. Люди жили бедно, но были радостные и веселые, дружелюбные.

О. Григорий: Это был город или село?

О. Илия: Мы жили в небольшом нефтяном городке Дюртюли, в переводе с татарского «четыре дома». На тот момент это был поселок городского типа. Городом стал уже ближе к перестройке. Там было четыре школы.

О. Григорий: Я пошел в школу в 1986 году и только один раз слышал, что Бога нет. Это было во втором классе. К нам на урок приходила какая-то «специальная» женщина. А как это было в семидесятых?

О. Илия: Буквально по всем предметам, где можно было сказать, что Бога нет, говорили, что Бога нет. Литература, история, русский язык. Более того, часто собирали классы и показывали антирелигиозные фильмы. Сейчас мне даже интересно еще раз посмотреть, что это были за фильмы. Там был некий юноша, который поступил в семинарию, и показывали, как ему там плохо, как он не может жить в обществе. В принципе сам фильм не говорил, что Бога нет, просто говорили, что что-то плохо. А что плохо, тоже трудно было сказать. Когда тебе каждый раз говорят и доказывают, что Бога нет, то ты начинаешь верить в это. Из нас не только делали безбожников, но воинствующих атеистов. Я такой и был, готовый спорить с любым человеком, чтобы доказать свою правоту. Я пытался всяческими способами доказать, что Его нет. Меня так воспитали.

О. Григорий: С бабушкой не приходилось спорить по этому поводу?

О. Илия: С бабушкой я не спорил, да и мать не позволяла. Как-то я однажды услышал разговор двух бабушек, что Бог создал землю. Он взял горсть земли и куда-то положил. Я их спрашиваю: «Откуда Он ее взял, если ее нет?» Такое примитивное мышление этих бабушек доказывало, что я был прав. Но мать меня одергивала, чтобы я не спорил. Это была их вера, и ее нужно было уважать, а я еще молодой и ничего не знаю. Конечно, в таких случаях я вежливо отходил.

О. Григорий: А как жили дети, чем интересовались, во что играли? Какие были увлечения у школьников 70-х годов?

О. Илия: Почти такие же, как сейчас. Тогда у каждого были телевизоры, но они в большинстве случаев не работали.

О. Григорий: Не ловили антенны?

О. Илия: Дело не в этом. Если и шел какойто интересный фильм, то при просмотре его изображение выходило, как в парилке: ходят какие-то тени на экране. Вот мы соберемся и смотрим. Смотрим, еще и проговариваем, что там происходит. Бывает, что и шипит, голоса толком не слышно. Поэтому выбирали улицу, где можно было попрыгать, погулять, сделать лук-самострел. Любили рыбалку и книги читать.

О. Григорий: Современная молодежь уже и телевизор не смотрит. Нужны телефоны, смартфоны, чтобы там сидеть, чтобы интернета побольше хватало. Немногие уже гуляют на улицах. А если гуляют, то не знают, что там делать. Поэтому современная жизнь детей отличается от тогдашних. Вот у вас много детей ходит на рыбалку?

О. Илия: Младшие ходят. Даже сами ходят. А старшие нет, их больше тянет в город. Читать книги только одна дочь любит. Всего Достоевского прочитала. Поэтому и пошла на филолога. Я и мои друзья, с кем в свое время дружил, мы ходили в библиотеки. Я был записан в три библиотеки. Мы еще хвастались друг перед другом. С одним другом пойдем в одну библиотеку, в другую библиотеку – с другим. Это было интересно. Конечно, выбор книг был очень маленький. Хотелось большего. Но это дало возможность хоть немножко окунуться в художественную литературу.

О. Григорий: Как складывалась жизнь после школы?

О. Илия: Потом, после восьмого класса, я поступил в училище, чтобы получить профессию. Так мы все и жили. Целеустремленных было немного. В училище был один интересный момент. У ребят был православный календарь, и меня спросили, когда у меня день рождения. Я ответил, что 18 июля. «О, у него совпадает, смотрите!» Тогда я еще не понимал, что совпадает с днем преподобного Сергия. «Но он же не христианин, для него это ничего не значит», – ответили мне. Я же про себя подумал: «Ну и что!» И это был для меня знак. В моей жизни так получилось, что преподобный Сергий всегда играл большую роль. Большинство моих друзей, которые мне чем-то помогали, были, как правило, с именем Сергий.

Когда я уже закончил учиться и уехал на Север, мне очень хотелось сделать некий медальон с изображением преподобного Сергия и носить его на груди. Для меня это был амулет, который будет спасать, хотя я и считал себя неверующим. Это удивительное явление, когда у человека перекликаются две вещи: с одной стороны, он говорит, что Бога нет, а с другой стороны, он во что-то верит. Ну и я ничем не отличался. Веры в Бога не было, а во все остальное вера у меня была. Туда моя маленькая вера в преподобного Сергия и втискивалась.

О. Григорий: Какой календарь ни возьми, там в любой день будет какой-то святой. Иногда такими мелочами Господь неверующих людей зацепляет. Недавно созванивался со своим школьным другом, с которым не виделись больше 20 лет. Когда мой отец стал священником, я ходил в 11-й класс. На тот момент у меня было два близких друга, которых покрестил мой отец. Один из них сейчас живет в Омске. Он рассказал мне, что после Крещения положил свидетельство и забыл о нем. Через какое-то время у него родился ребенок, и он пошел его крестить. Когда посмотрел в оба свидетельства – дата и месяц совпадают, только разница в 10 лет! – он удивился. Казалось бы, ничего особенного, но для него это было значимо: Бог есть. Так мелочами Господь к Себе и приводит.

О. Илия: Это есть проявление того, что Господь зовет как раз в тот момент, когда человек готов. В этот момент человек начинает видеть то, чего бы он не увидел в другой раз.

О. Григорий: Кто-то замечает и делает выводы, но кто-то замечает и проходит мимо. Отец Илия! Закончилась школа. После обучения на кого вы учились?

О. Илия: После армии у меня встал вопрос: куда ехать, что делать? Служил я два года в Новом Уренгое в автодорожных войсках. В 1979 году на Севере, в Мамонтове, на буровой погиб мой отец. То ли ехать на Север, то ли к брату в Ташкент? Там у него была должнось начальника цеха, он строил самолеты. Он приглашал к себе. Мать сказала, что на Севере дают квартиры. В советское время – это было самое лучшее, что можно было себе представить, особенно для молодого человека. Я собрался и устроился на Севере в то же место, где работал мой отец. Мне тогда уже говорили, что меня здесь знают, хотя я никого не знал.

О. Григорий: Нефть добывать тоже небезопасное дело? Отец погиб на производстве?

О. Илия: Да, на производстве, в 1979 году. Не сработал обратный клапан. Большое давление, порядка 150 атмосфер. Его выкинуло, он стукнулся головой. Пролежал в бессознательном состоянии пять дней и умер.

О. Григорий: Мамонтово – это под Пыть-Яхом?

О. Илия: Сейчас Пыть-Ях и Мамонтово – это одно целое. Когда я туда приехал, это были два разных поселка. Мамонтово – это рабочий поселок, а Пыть-Ях – это поселок, где только жили. Работали в Мамонтове, а жили в Пыть-Яхе. Я туда приехал, устроился в цех пароводоснабжения ПВС. Мне посчастливилось увидеть двух стариков, которые были первыми людьми, приехавшими в Нефтеюганск, когда там еще не было города. Это самый первый экспедиционный корпус, их было около 300 человек. Возле речки они основали город. Тогда замков не было, коммунизм!

О. Григорий: Когда я в 2001 году служил в Пойковском, ко мне отец приезжал из Омска. Говорит, у вас тут социализм: прицепы, машины открытые. В Омске бы стащили.

О. Илия: На Севере тоже была преступность, как и везде, но люди были здесь другие. Приехали из разных уголков, большей частью татары из Башкирии и с Украины. Был Ямало-Ненецкий округ, а стал «Татаро-Донецкий». В нашем цеху были работники татары и украинцы. Больше друзей было украинцев.

О. Григорий: Квартиру дали?

О. Илия: Нет. Я работал, потом понял, что квартиру я здесь не получу, хотя зарплата была неплохая. Я получал чуть больше 400 рублей. Для молодого человека, которому 20 лет, это огромные деньги. В центральной части России зарплата была порядка 150, а у меня 400 рублей с лишним. Я, конечно, чувствовал себя королем.

О. Григорий: Говорят, на выходные летали в Москву на самолетах?

О. Илия: Летали. На выходные мы ездили за модными «тряпками» в Тобольск, Тюмень, Екатеринбург.

Чего же не хватало? Как-то меня в 1986 году отправили в командировку в Тобольск на заготовку картофеля. Мы жили в поселке Бизино. Занимались погрузкой картофеля на Север, тогда называлось: заготовка овощей на Север. В свободное время мы посещали Тобольcк. Город для нас интересный, древний. Кремль и архиерейский дом притягивали. У меня еще в юношеском возрасте было желание посетить храм. Не знаю, откуда и как. Мне очень хотелось в храм.

О. Григорий: А мечеть посещали?

О. Илия: На тот момент нет. Тоже думал ее посетить, но больше храм. Я еще думал, хорошо бы поговорить с верующим человеком, спросить: почему он верующий? А разговаривать со священником навряд ли возможно, как это?

Когда в 1986 году я приехал в Тобольск, нас было человек пять-шесть. Мой будущий кум Сергей говорит: «А пойдем зайдем в храм». Я тут же вспомнил свое желание. Я его попросил мне показать и рассказать, что здесь и как – он же христианин. Пройдя мимо Софийского собора, мы пришли в Покровский храм. Софийский был закрыт, и внутри был то ли уголь, то ли что-то еще, скорее всего, склад; окон не было, хотя решетки стояли. Мы зашли в Покровский храм.

Я, будучи комсомольцем, даже небольшим вожаком комсомольский ячейки, зашел гордо, как обычно нас учили. Зашел, наверное, как к себе домой, с чувством, что вот он я – человек. А человек – это звучит гордо, как сказал Пешков. Я зашел, и меня осенил некий совершенно не понятный мне страх, какого я никогда не ощущал. Я стоял и не понимал, что такое случилось и почему. Я страха никогда не чувствовал. Это был не животный страх, не страх перед чем-то, но непонятный страх, который мне как бы говорил: успокойся. Я озирался по сторонам и понял, что здесь себя нужно вести аккуратно, уважать веру этих людей, не предъявлять какие-то претензии.

Я подошел посмотреть киоск, где продавали Библию, Евангелие. Они продавались очень дорого. Библия стоила 100 рублей, Евангелие 50-60 рублей – какие дорогие книги! На тот момент в букинистическом отделе я покупал иногда дорогие книги, но не представлял, что книга может стоить так дорого. Мне захотелось раскрыть ее и посмотреть, но попросить у меня смелости не хватило.

О. Григорий: Интересно, где ее издавали тогда? В Патриархии? Само издательство было, но там, наверное, были максимальные ограничения со стороны властей для того, чтобы это осуществлять.

О. Илия: Не могу сказать… Было ощущение от росписей, золотых ограждений. Я тогда шепнул Сереже: «Это все золото?» «Конечно! Это же церковь», – ответил он. Но кто знал, что это все недорогая позолота? Я сказал, что пусть – золото, это очень красиво, мне нравится.

О. Григорий: А мощи святителя Иоанна так же стояли слева?

О. Илия: Да. Я все время что-то спрашивал. Бабушки сказали, чтобы мы тихо себя вели. А мне все было любопытно. В храме шла какая-то служба, и бабушки пели «Господи, помилуй». Их было несколько, и они пели очень слаженно и красиво. Я сам в детстве любил петь, даже был часто солистом. В школе голос еще был высокий.

О. Григорий: Сейчас тоже высокий?

О. Илия: Сейчас я уже не так пою. Уже не солист. Они так красиво пели, и я решил пройти к ним, чтобы увидеть. Мне было страшно одному, и я пошел с Сережей. Стал ближе подходить, слышу голоса: «Господи, помилуй», – и у меня странное ощущение, что бабушки поют, а голоса их уходят куда-то в небо. Как это может быть? Неужели там все открыто? Я стал смотреть в потолок, чтобы проверить, что потолок все-таки есть. Тогда почему у меня сохраняется ощущение, что это «Господи, помилуй» уходит куда-то в небеса?

Я был в таком шоке при первом посещении храма! Я боялся себе в этом сознаться. Сережа уже предложил мне выходить. Мы вышли, он перекрестил свой лоб. И я ему тогда сказал, что если я еще пять минут пробуду в этом храме, то скажу, что Бог есть. Мне было страшно за самого себя. Все мои понятия, которые складывались, теперь полностью разрушаются. Я очень хорошо помню этот момент.

Мы еще не раз приходили в кремль и гуляли там. Не один раз я заходил в архиерейский дом-музей, но все равно вспоминал Покровский храм. А Сережа почему-то больше не хотел в храм идти. Я же хотел еще раз испытать это чувство страха в храме. Я предложил ему зайти, на что он мне сказал, что мы ведь недавно там были: что ты еще хочешь там увидеть? А мне было стыдно сказать почему.

О. Григорий: А больше не было такого чувства?

О. Илия: Нет.

О. Григорий: У меня было похожее чувство. На мою первую Пасху, когда отец взял меня в храм. Эти четыре часа богослужения пролетели, как будто 20 минут. До этого я только разумом понимал, что Бог есть, а здесь почувствовал себя другим и вышел уже с ощущением, что Бог есть. Мне это стало очевидно, уже не нужно было что-то доказывать или объяснять. После этого всегда ждал следующей Пасхи, но такого чувства уже не было.

О. Илия: Я где-то об этом прочитал, что это зов Самого Христа, и он проявляется однажды. Может быть, у всех. Услышит ли его человек или не услышит, но этот зов бывает практически у всех, это именно зов Божий. Это не рассудочное понятие ума, но совершенно другое. Удивительное явление!

О. Григорий: Нельзя, видимо, человеку быть в таком состоянии. Как было сказано апостолу Павлу: «Довольно с тебя Моей благодати! Сила Моя в немощи совершается». Это дано, чтобы человек не вознесся, считая себя великим, что ему постоянно является Господь. Чтобы лукавый не сказал, что его забрали из его власти: «Он ведь совсем не трудился, а Ты его просто позвал – и дал то, что не даешь другим»…

О. Илия: …Чтобы человек не подумал о своей исключительности, избранности, которая присуща каждому человеку.

О. Григорий: Потом это перерастает в гордость, с которой уже ничего не сделать. И когда Господь заставит тебя ходить своими ногами, не за ручку будет держать, тогда человек упадет на пол, начнет стучать ногами: не хочу, не буду, хочу, как раньше! Но нужно употребить усилия и уже без помощи Божией показать, на что ты сам способен. Не всем дает Господь почувствовать Себя. Сереже, видимо, не дал. Как ваше имя по паспорту?

О. Илия: Я всегда держал его в тайне.

О. Григорий: Понятно, что Ильей вы стали в Крещении.

О. Илия: Ильей меня называли раньше. Обычно в русском обществе татарские имена переделывают на русские. Когда я крестился Илией, ничего не изменилось. Еще как я уехал учиться в училище, так и стал Ильей.

О. Григорий: Посетили вы Покровский собор и ощутили нечто. Ощутили, что в этом месте есть Господь. Что дальше?

О. Илия: Я боялся себе сознаться, боялся на эту тему разговаривать. Мне не с кем было поговорить. Но мне очень хотелось говорить на эти темы. Мне хотелось увидеть верующего человека, еще лучше – священника. На тот момент я не знал, как это сделать. Если бы знал, что можно так запросто взять и поговорить со священником, я бы пошел, меня бы ничто не удержало. Но мне никто не подсказал. И те люди-христиане ничего мне о вере не могли сказать. Здесь у меня получилась ущербность. Помню, мы однажды проезжали по нижнему городу, где стояли старые храмы на реставрации, окруженные лесами, – все храмы в советское время были в лесах.

О. Григорий: Это дело шло к 1000-летию Крещения Руси, менялся политический строй. Во всю шла стройка. Вроде надо было что-то делать. Их просто лесами окружали – и все.

О. Илия: Я слышал другое.

О. Григорий: Это был повод, чтобы в них не пускать?

О. Илия: Да. Я еще тогда сказал: почему бы не отдать все храмы верующим – пусть бы они содержали. Но тогда я не понимал. Нам же врали, что храмы отдали верующим, а они просто не хотят их содержать.

О. Григорий: Став настоятелем, понимаешь, какова экономика прихода, что деньги с неба не падают. Содержать храм, особенно если это памятник архитектуры, непросто. В Тобольске, например: двухэтажный, двухпридельный храм – это даже невозможно! Может быть, за коммуналку и смогут платить, а вот что-то отремонтировать…

О. Илия: Но верующим не отдавали. Возможно, они бы что-то и сделали. Нам говорили, что отдали верующим, а на самом деле просто окружали лесами. Я слышал мнение, что уже позднее эти храмы просто гнили. Храм был во влажном состоянии, и кирпич быстро разрушался.

О. Григорий: Дождь падал на леса, отскакивал, и стена больше мокла, чем если бы лесов не было.

О. Илия: Этот момент в моей жизни закончился. Я работал на Севере, но вспоминал, что посещал храм. Мне еще хотелось куда-то съездить, но я никак не проявлял свое желание. Однажды, в 1991 году, меня позвали стать крестным у сына Сережи. У него родился сын Николай. Я согласился, но что я должен был делать? Мне нужно было поехать в Нефтеюганск, договориться со священником, купить полотенце, оплатить крещение. Нужно было все это организовать. Только сам-то крестный – некрещеный! Но этого он мне не сказал: наверное, он и сам не знал. Я приезжаю в Нефтеюганск, узнаю, где находится церковь. В то время она находилась где-то за городом в районе кладбища.

Какой-то маленький-маленький домишко – «домишко на курьих ножках», я бы сказал. Я туда пришел, там сидит одна бабка. Потом узнал, что ее звали баба Феня. Она меня встречает со словами: «Молодой человек! Хорошо, что вы пришли!»

Меня удивило, что со мной так хорошо обращаются. И далее состоялся такой диалог с бабой Феней:

– Что вы хотели?

– Я бы хотел покрестить ребенка. Я из Мамонтова.

– Приезжайте в следующую субботу, будут крестины. У нас теперь молодой священник, сейчас он в Тобольске. Его зовут отец Николай. А вы сами крещеный?

– Нет.

– Вы не можете быть крестным.

– Мне сказали, чтобы я стал крестным.

– Тогда вам надо креститься.

– Я еще не готов креститься.

– Ну подумайте. У вас еще есть время до времени крестин ребенка. Идите пока, помолитесь, возьмите свечи.

– Хорошо, давайте. А куда их поставить?

– Видите подсвечник? Зажгите и поставьте.

– Но меня не учили молиться, я не умею.

– Ну попросите, что вам надо.

– Но мне ничего не надо, у меня все есть.

– Как? Что-то все равно надо!

– Да нет, ничего не надо.

– Ну идите, поставьте и как-то помолитесь.

Я подошел к иконе, зажег свечи. Стою – и думаю (надо же изобразить как-то человека молящегося!): «Что делать? Господи, я не знаю, что у Тебя просить. У меня все есть. Я хорошо зарабатываю. Вот жены нет, конечно. Плохо, что нет жены. Это моя проблема, и я должен как-то сам решать. А как у Тебя это можно просить? Как на кого-то взваливать? – я не знаю». Вот это была моя первая молитва.

О. Григорий: И что вы решили?

О. Илия: Я всю жизнь был неверующим человеком.

О. Григорий: Но вы же были мусульманином?

О. Илия: Как же я им был, если все время отрицал Бога? Не был я никогда мусульманином. Теперь, думаю, самое время мне определиться с верой.

О. Григорий: И что вы выбираете?

О. Илия: Раз у меня веры не было, я имею полное право выбрать сам, какая мне ближе. Я всегда читал книги запоем. Однажды к нам в гости пришла одна женщина, увидела меня с книгой и сказала: какой молодец, что читаю, значит, буду муллой! «Никогда я не стану муллой», – сказал я… Не нравится мне Магомет. Католичество тоже не хочу принимать: помню из истории инквизицию. Если я и приму когда-нибудь веру, то только православную. Это та вера, где меньше всего происходило разных притеснений.

О. Григорий: Откуда знакомство с православием? Родственники же не были такими.

О. Илия: Из истории. Обычная школьная программа. Когда я стоял с этой бабой Феней, я все это стал вспоминать и решил, что время пришло, надо выбрать веру. Если я не был мусульманином, значит, я не могу от этого отречься. Раз так, значит, я становлюсь православным. Я сказал, что я приеду, крещусь и буду крестным.

Мы приехали из Мамонтова. Приехала также крестная, ее звали Нина. Получается, мы были кумовья. Была мать ребенка, тоже на тот момент некрещеная, мы ее крестили позднее. Но Сергей был крещеный. Мы приехали, записались. Вышел отец Николай. У него тогда была еще не совсем большая бородка. Мне показалось, что он был очень красивый. Он крестил и в это же время рассказывал. И мне так хотелось его слушать, и все время казалось, что он смотрел на меня. Мне это нравилось, что он мне чтото говорит. Нас всех поставили в тазик. Я разделся по пояс, и меня сверху полили водичкой, надели крестик, и я почувствовал, что мне стало хорошо и спокойно. В это же время погрузили ребенка и дали мне в руки. И я стою с этим ребенком. Мы пошли вокруг купели вместе с кумой Ниной. Было очень знаменательно. Это и было начало! (Окончание следует...)

Подготовила Наталья ЛИПАЕВА,
г. Тюмень